Цена металла
Шрифт:
— Тогда мы вспомним, как шли по улицам без фонарей.
Они поднялись.
— Завтра они снова придут, — сказал Люк.
— Пусть. Но мы уже знаем, как пахнет ложь. И это — самое главное.
Самолёт приземлился почти так же, как в прошлый раз — ровно, без опозданий, без встречающих с цветами. Только теперь на взлётной полосе уже стояли. Не приветствовать - проверить. Потому что все знали: если Франция возвращается так быстро, значит, везёт не соболезнования,
Посол Жерар де Мюль вышел, как и прежде, в костюме, который держал форму лучше, чем многие армии. Только взгляд был другим. В прошлый раз он смотрел на страну, где уже всё случилось. Теперь — на страну, где всё ещё не решено.
— Где он? — спросил он у сопровождающего.
— Там же. Он не уехал. Не исчез. Не ушёл в штаб. Он просто... остался.
Посол кивнул. Ему не нужно было больше объяснений. Он знал: тот, кто остался после победы и не сел на трон — опасен. Потому что ему, возможно, ничего не нужно.
Люк Дюпон ждал его в комнате, где раньше размещалась дирекция по делам недропользования. На стене — ещё старая карта с обозначением месторождений. Стол — тот же. Только теперь не заваленный бумагами, а пустой.
— Месье Дюпон, — сказал посол, входя. — Рад, что вы ещё здесь.
— А где мне быть? — ответил Люк. — Я никуда не уезжал.
— Это уже делает вас редким видом.
Он сел. Поставил портфель на стол. Медленно открыл. Достал документы. Не суетился. Он играл роль до последнего жеста.
— У нас теперь ясность, — начал посол. — Париж провёл совещание. Координационный комитет согласен, что в данной ситуации нужна фигура. Авторитетная. Принятая обществом. С военным опытом. С умеренной позицией. С дипломатическими контактами.
— Вы ищете профиль?
— Мы предлагаем его вам.
Молчание.
Посол пододвинул документ. На нём стояло: "Резолюция о временной гражданской администрации. Руководитель: полковник Люк Дюпон."
— Вы предлагаете мне быть президентом? — спокойно спросил Люк.
— Мы предлагаем вам не дать хаосу заполнить пустоту. Предлагаем легитимность. Поддержку. Инструменты.
— И процент?
— Доступ к помощи. Защита. Возврат дипломатического статуса.
Люк поднялся. Медленно. Подошёл к окну. Там — дети. Там — рынок. Там — улица, которую он освобождал, но не правил.
— А вы не подумали, что я могу сказать нет?
— Подумали. Но мы не рассчитывали.
— Тогда я вас удивлю.
Он повернулся. В голосе не было эмоции. Ни торжества. Ни злобы. Только усталое, крепкое спокойствие.
— Нет.
Посол замер. На долю секунды. Потом заговорил мягче.
— Почему? Вы же знаете, что вас поддержат. Народ...
— Народ не выбирал меня. Он просто не убил меня. Этого недостаточно.
— Вам доверяют. Вас слушают.
—
— Вас заменят.
— Это неизбежно.
— И может прийти тот, кто хуже.
— Тогда пусть это будет их ошибка, а не моя подпись.
Посол собрал бумаги. Сложил аккуратно.
— В истории это редкость.
— В правде — необходимость.
— Вы оставите пустое место.
— Лучше пустое место, чем новая тень с орденом и званием полковника французской армии.
Посол вышел, не оборачиваясь. Люк остался. За спиной — карта. Перед ним — улица. Он знал, что с этого дня его больше не будут звать на совещания. И именно поэтому — теперь он мог говорить от себя.
Вечером Люк вернулся не в штаб и не к себе, а туда, где началась первая зачистка — на перекрёсток Республики и Университетской. Там всё ещё пахло пеплом. Даже после дождя. Там стояла лавка, в которой Серафина организовала раздачу перевязочных материалов. Теперь — стол, термос, несколько ящиков с рисом.
Она увидела его сразу. Поднялась с ящика.
— Сказал нет? — тихо.
Он кивнул.
— Они предложили кресло.
— А ты выбрал ноги?
— Я выбрал не быть поводом для новых лозунгов.
Она кивнула.
— Я рада.
— Почему?
— Потому что иначе мне пришлось бы тебя лечить после покушения. Или забыть, как тебя зовут.
Рядом сидел Антонио Гатти. В руках — старый молитвенник. Он не вмешивался, пока Люк не сел рядом.
— Они удивились?
— Сильно.
— Значит, ты их впервые разочаровал. Молодец.
— Я не хотел конфликта.
— Отказ — это и есть самый вежливый конфликт.
Он посмотрел в сторону городской стены. Там уже появилось новое граффити: цветок, нарисованный поверх старого герба. Без подписи.
— Им нужна фигура, — сказал Люк.
— А им нужно пространство. Чтобы без фигур. Чтобы не бояться, что их завтра снова вырежут из контуров.
Гатти положил ладонь на колено.
— Ты знаешь, Люк... Власть — это не стул. Это способность не сесть на него, когда все вокруг тебе его пододвигают.
— Это гордость?
— Нет. Это ответственность. Чтобы не забрать воздух у тех, кто ещё учится дышать.
Они сидели долго. Говорили мало. Люди проходили мимо. Кто-то махал рукой. Кто-то останавливался на секунду.
Позже вечером, когда на город снова опустилась тишина без обстрелов, Гатти записал в дневник: «Он мог стать героем. Он мог стать тем, кого рисуют на новых купюрах. Он выбрал быть человеком. И, возможно, именно поэтому — его имя останется не в гимне, а в разговорах у костров. Там, где помнят тех, кто не захотел больше приказывать.»