Чайковский

Гребінка Євген

–  Теперь хо­ро­шо, па­не? А?

–  Хорошо, - от­ве­тил пол­ков­ник сла­бым ше­по­том.

–  Хорошо, хо­ро­шо!
– ска­зал Гер­цик.
– Те­перь я пой­ду ис­полню ва­шу во­лю, па­не мой - слы­ши­те?

–  Слышу.

Герцик вы­шел.

–  А что? А что?
– спра­ши­ва­ли Гер­ци­ка стар­ши­ны, быв­шие в дру­гой ком­на­те.

–  Ангельская ду­ша!
– от­ве­чал Гер­цик со сле­за­ми на гла­зах - Он чу­ет свой близ­кий ко­нец и обо всех пом­нит.

–  Неужели?

–  Да; го­во­рит, ес­ли я ум­ру, Гер­цик, ска­жи, чтоб от­да­ли пи­ря­тинс­ко­му сот­ни­ку мо­его чер­кес­ско­го

ко­ня Сив­ку..

–  Добрый конь!
– го­во­ри­ли стар­ши­ны.

–  Мне с ним и не уп­ра­виться!
– ска­зал сот­ник.

–  А хо­рун­же­му Под­мет­ке, - про­дол­жал Гер­цик, - мое ста­рое ружье.

–  Знает, что я охот­ник: доб­рая ду­ша!

–  Есаулу Не­лей­во­ду-При­сяд­ковс­ко­му - се­реб­ря­ную чар­ку.

–  Упьюсь из этой чар­ки, - ска­зал Нелейвода-Присяд­ковский, - ей-бо­гу упьюсь!

–  Есаулам Го­па­ку и Тро­па­ку по па­ре крас­ных са­по­гов с се­ребряными под­ко­ва­ми…

–  Спасибо, спа­си­бо!
– го­во­ри­ли Го­пак и Тро­пак, - спа­си­бо, дай бог ему..

–  Здоровья?
– лу­ка­во спро­сил Гер­цик.
– Что ж вы не кон­чаете?

–  Известно, здо­ровья!
– то­роп­ли­во от­ве­ча­ли еса­улы.
– Мы от го­ря не до­го­во­ри­ли. Бог с ни­ми и с по­дар­ка­ми, лишь бы здо­ров был наш доб­рый на­чальник!

–  Да, да, прав­да! Доб­рый на­чальник! Хо­ро­ший че­ло­век! Дай бог ему все­го, что мы ему же­ла­ем, - пов­то­ри­ли хо­ром ос­тальные.
– А те­бе что, Гер­цик?

–  Пока ни­че­го; раз­ве что вам ска­жет; ве­лел вас поз­вать. А ты, По­тап, - ска­зал Гер­цик, об­ра­ща­ясь к ча­со­во­му, - схо­ди сей­час в тюрьму, уз­най о здо­ровье за­по­рож­ца Касьяна: пол­ков­ник, мол, ве­лел; а от­ту­да за­бе­ги к свя­щен­ни­ку, по­проси его сю­да с да­ра­ми: пол­ков­ник, мол, про­сит. Слы­шишь?

–  Слышу, - от­ве­чал ка­зак, вы­хо­дя за две­ри.

–  Христианская ду­ша! Бла­гос­ло­вен­ная ду­ша!
– ти­хо гово­рили стар­ши­ны, вхо­дя в пол­ков­ничью опо­чи­вальню.

–  Оно?
– ше­по­том спро­сил Под­мет­ка, ука­зы­вая гла­за­ми и бро­вя­ми на ружье, ви­сев­шее над кро­ватью пол­ков­ни­ка.

Герцик ут­вер­ди­тельно кив­нул го­ло­вою.

Полковник ле­жал, обо­ро­тясь ли­цом к сте­не, и тя­же­ло вздох­нул, ког­да вош­ли стар­ши­ны и ста­ли поч­ти­тельно у две­ри.

–  Старшины приш­ли, - ска­зал впол­го­ло­са Гер­цик, накло­няясь к пол­ков­ни­ку.

–  Добре!
– ти­хо от­ве­чал пол­ков­ник и что-то на­чал гово­рить впол­го­ло­са

–  Полковник, уез­жая на сра­же­ние се­год­ня, на­пи­сал свою во­лю и за­пе­ча­тал ее вой­ско­вой пе­чатью, а те­перь про­сит на слу­чай че­го-ни­будь не­хо­ро­ше­го, че­го бо­же сох­ра­ни, - го­во­рил Гер­цик, - про­сит всех стар­шин взять эту во­лю и ис­пол­нить ее на слу­чай смер­ти па­на пол­ков­ни­ка.

–  Рады ста­раться, - от­ве­ча­ли в один го­лос стар­ши­ны, низ­ко кла­ня­ясь.

–  Спасибо!
– ше­по­том от­ве­чал пол­ков­ник, все еще отворо­тясь спи­ною к сво­им под­чи­нен­ным.

–  Где же бу­ма­га, па­не мой лю­без­ный?
– спро­сил Гер­цик.

–  За об­ра­за­ми… Ох!..

–  Поищите, па­не сот­ник, - ска­зал Гер­цик. Сот­ник прибли­зился к об­ра­зам, уда­рил зем­ной пок­лон и, перекрест­ясь, вы­нул из-за об­ра­за па­кет, за­пе­ча­тан­ный пол­ков­ничьего

пе­чатью. Гер­цик взял из рук сот­ни­ка па­кет, по­до­шел к пол­ков­ни­ку и спро­сил, под­не­ся бу­ма­гу к са­мо­му ли­цу пол­ковника:

–  Это твоя во­ля, па­не?

–  Она.. ох… душ­но!..

–  Душно, па­не? Не отк­рыть ли ок­на?

–  Добре..

Гопак и Тро­пак бро­си­лись и отк­ры­ли ок­но, го­во­ря: - Уже мы, па­не пол­ков­ник, отк­ры­ли.

–  Добре… - и пол­ков­ник опять на­чал ти­хо го­во­рить; Гер­цик, нак­ло­нясь, слу­шал его со вни­ма­ни­ем и по­том ска­зал стар­ши­нам:

–  Полковник хо­чет ус­по­ко­иться и на­еди­не по­мо­литься бо­гу о гре­хах. Вый­дем, па­ны.

–  Какие у не­го гре­хи? Чис­тая ду­ша! Доб­рая ду­ша!
– гово­рили стар­ши­ны, вы­хо­дя из ком­на­ты; впе­ре­ди шел, важ­но не­ся за­пе­ча­тан­ный па­кет, пи­ря­тинс­кий сот­ник, гор­дясь до­ве­рен­ностью пол­ков­ни­ка.

Через чет­верть ча­са явил­ся свя­щен­ник, во­шел в опочи­вальню и опять возв­ра­тил­ся, го­во­ря:

–  Молитесь, братья! Он умер!

–  Умер?!
– вскри­ча­ли стар­ши­ны.

–  Умер!
– ска­зал свя­щен­ник.
– Умер не­рас­ка­ян­ный! В гре­хах умер че­ло­век! Мо­ли­тесь…

–  Царство ему не­бес­ное!
– крес­тясь, пе­чально го­во­ри­ли все при­сутст­во­вав­шие. Но, бог зна­ет, по­че­му, прис­мот­рясь хо­ро­шенько, мож­но бы­ло за­ме­тить, что на всех пе­чальных ли­цах, не иск­лю­чая да­же Гер­ци­ка, мелька­ла ка­кая-то скры­тая ра­дость.

–  Добрый был пан!
– ска­зал Гер­цик.

–  Добрый был на­чальник, - при­ба­вил сот­ник.

–  Правда, прав­да, - поч­ти ра­дост­но подт­вер­ди­ли все.

–  А ка­кой-то бу­дет но­вый?..
– за­ме­тил один еса­ул.

–  Бог зна­ет; что бог даст, то и бу­дет, - го­во­ри­ли старши­ны. И на этот раз их ли­ца дей­ст­ви­тельно ом­ра­чи­ло горь­кое раз­думье.

Чудна иг­ра фи­зи­оно­мии че­ло­ве­ка, не­вольно по­ду­ма­ешь иног­да. Ду­ша - слов­но во­да: ни­ког­да не бы­ва­ет спо­кой­на - веч­но ме­ня­ет­ся..

VI

Прийшов нi за чим, пi­шов нi з чим,

Шкода й пи­тать, тiльки но­ги бо­лять.

Малороссийская на­род­ная по­го­вор­ка

В пол­ночь про­тяж­ный звон со­бор­но­го ко­ло­ко­ла изве­стил лу­бен­цев о смер­ти их пол­ков­ни­ка; дру­гие колоколь­ни­ от­ве­ча­ли это­му зво­ну, и ско­ро весь го­род за­гремел ко­локолами; на­род прос­нул­ся и тол­па­ми всю ночь до са­мо­го све­та при­хо­дил смот­реть на усоп­ше­го полковн­ика, котор­ый ле­жал сре­ди ком­на­ты на длин­ном ду­бо­вом сто­ле, оде­тый в бо­га­тую пар­че­вую одеж­ду; кру­гом сто­ла в тя­же­лых подс­веч­ни­ках го­ре­ли све­чи; в го­ло­вах ико­на и над нею сло­жен­ные крес­то­об­раз­но пер­нач и бу­ла­ва. Вхо­дя в ком­нату, ка­за­ки крес­ти­лись, мо­лясь о ду­ше усоп­ше­го, а выход­я на двор, гром­ко прок­ли­на­ли крым­цев, со­би­рая охотник­ов сде­лать вы­лаз­ку на рас­све­те и до­ро­го отп­ла­тить неверн­ым за сво­его пол­ков­ни­ка; но вы­лаз­ка не состояла­сь, к ве­ли­кой пе­ча­ли охот­ни­ков.