Четвертая стрела
Шрифт:
– Понятия не имею, я в только письмах министра копался. На допросах царствовал Половинов, наш Настоящий его не на шутку возлюбил. А я так, в навозе рылся да зернышки искал, - поморщился Копчик, - а что же ты вниз не идешь, горнило свое не раздуваешь? Настоящий с Николашей, говорят, уж выехали к нам.
– Да не было пока приказа на третью степень, - Аксель смотрел, как по лестнице поднимается к ним Ласло, только что с улицы, в роскошнейшем плаще и пуховой шляпе - настоящий барин. Оккультные спектакли и общение с сильными мира сего изрядно добавили лоска тюремному доктору.
– Привет, други!
– поздоровался Ласло, -
– Министр к нам пожаловал, - поведал Копчик, - наш нумер двадцать два. Но полосовать его пока не велено, велено ограничиться беседами.
– Потому я и думаю, что все еще может вспять повернуться, - задумчиво произнес Аксель, - придет мемория от Бюрена, тьфу, от Бирона или даже от кого повыше, и выпустят министра - не могут они его вот так выбросить, как старую тряпку. Ты, конфидент Климтов, что ведаешь?
– спросил он нарядного, веселого с утра Ласло.
– Что ты, Лешечка, там такая грызня была, такой пух летел, - лениво проговорил Ласло, любуясь собою и своей осведомленностью, - этот мурзилка всех против себя настроил, и коллег своих по кабинету, и звезд немецких. Герцог заглотил уже то, что до него другие пережевали...
– Что ж его Климтов гофмаршал не притравил?
– ехидно поинтересовался Копчик.
– Это тайна, - значительно отвечал Ласло, но интонация его говорила о готовности продолжить.
– Мы - могила, - заверил Аксель.
– Климтов патрон дал слово одной высокой особе, что впредь не станет травить его протеже, - продолжил шепотом Ласло, - а слово дворянина крепче булата. Вот и терпит. Но шипел он на министра - что та гадюка.
– Зато сейчас празднует, - поморщился Копчик.
– Не исключено, - Ласло выглянул в окошко, - Ого, вот и начальство. Давайте расползаться, ребят, пока все целы.
Копчик составлял для руководства краткую выжимку из личной переписки обвиняемых - руководство ценило в нем талант писать экстрактно, но содержательно. Ночь уже приближалось - в крошечном окошке сапфирово посинело небо и звездочка зажглась - Копчик умаялся, прилег на промокашку и задремал, благо никто не видит.
– Подъем Петрович!
– в кабинет ворвался запыхавшийся подканцелярист Кошкин, - Не время спать, Прокопов, родина зовет!
– Что такое?
– встрепенулся разбуженный Копчик, - Где горит?
– Жопа горит у выскочек малолетних, - с удовольствием известил Кошкин, - Половинов пал.
– Как пал?
– На допросе пал, припадок случился. К нему Ласлу вызвали из подполья, а допрос вести как-то надо, свидетель без пригляду сидит, ржет. Иди, выручай.
– Бог не фраер, он все видит, - Копчик собрал документы, застегнул в сундук, на замок, пригладил волосы и пошел за Кошкиным. Душа его пела.
– Кого допрос-то? Министра?
– с надеждой в сердце спросил он.
– Что ты, с министром сейчас - Сам. Бери пониже, дворецкий министра, бестия продувная, бесстыжая. Увидишь, каков гусь. Любимец, сказывают, министра-то этого, - и Кошкин противно подмигнул.
В кабинете Половинова самого Половинова уже не было - унесли лечить. Зато творилось непотребное - конвойный стоял, картинно отворотившись, а какой-то штатский шпак склонялся к свидетелю и что-то шептал ему на ухо. Свидетель, пообтрехавшийся в камере, но вполне изящный еще кавалер, сидел на стуле и был весь внимание. Завидев Копчика и Кошкина, штатский шпак отпрянул от
– Что вы здесь делаете?
– вопросил гневно Копчик, сжигая взглядом конвойного.
– Александр Плаксин, - представился штатский, - Мне велено быть.
Копчик принял от него записку - с буквами "добро" и "люди", которые писал подобным образом лишь один человек, и признал свое поражение:
– Присаживайтесь на лавку. И попрошу вас - больше ни слова. Итак, - обратился он к свидетелю, - Начнем по-новой. Представьтесь, любезный.
– Кубанец Базиль, - подражая французскому выговору, представился свидетель. Он улыбался. Люди терялись и гасли в крепостных мрачных стенах, но этот улыбался. Он почти не утратил природного обаяния - круглолицый, раскосый, непоседливый, как небольшая кошка, он так и вертелся на своем стуле.
– Возраст, род занятий.
– Сорок два года, дворецкий в доме Волынских, - он говорил доброжелательно и чуть свысока. Что успел пообещать ему Плаксин?
– Проживаете в его доме?
– уточнил Копчик.
– Одно и то же спрашивать изволите, господин асессор, - лукаво улыбнулся свидетель, случайно ли, продуманно - изрядно повысив Копчика в звании, - я уже который месяц проживаю здесь, у вас.
– Таков порядок, - отвечал Копчик, - Итак, проживаете?
– В доме хозяина моего, Артемия Петровича Волынского, - хищно усмехнулся свидетель. Этот маленький, злой и бесстрашный хищник своей повадкой напомнил Копчику старого знакомого - гофмаршала. "Каков-то ты станешь после третьей степени?
– подумал Копчик, - Так ли будешь веселиться?"
– Теперь по существу, - продолжил он. Кошкин тем временем посадил на протокол жирную кляксу и размазал пальцем, - Что имеете сказать помимо прежних показаний? Может, желаете дополнить прежде сказанное?
Свидетель распушил кружевца на белой некогда рубашке, сощурил и без того узкие глаза и запел сиреной. Даже Сашхен Плаксин внимал ему, открывши рот. Перо Кошкина так и мелькало. Свидетель обвинил прежнего патрона и в том, что тот помышлял сам сделаться государем и править, и в том, что мечтал лишить жизни господ Бирона, Остермана, Мюниха и Левенвольда.
– Каким образом?
– хладнокровно переспросил Копчик, - Как он собирался расправиться с указанными особами?
– Не уточнял, - с грацией пожал плечами свидетель, - но очень желал им смерти. Например, накануне праздника, в январе сего года, числа тринадцатого - прости господи - говорил о том, что будет покушаться.
– Какими словами говорил?
– уточнил Копчик.
– Блядвы немецкие, так бы всех и передушил, - свидетель сделал вид, что вспоминает, но Копчику было очевидно - вдохновенно врет. Несмотря на все свое немалое обаяние, свидетель был противный. Самозабвенно врал, выдумывал поклепы на бывшего патрона в надежде на грядущие авуары. Изобрел и недовольство режимом - но не смог по дикости своей сформулировать, в чем оно выражалось - и покушение на убийство, и самозванство... Полный букет. В прошлых его показаниях фигурировали всего лишь огромные дачи патрону в бытность губернатором и поклепы на герцога Бирона - а на герцога только ленивый не клепал. С Копчиком свидетель разгулялся и ни в чем себе не отказывал - не был ли разыгран тот спектакль специально для Плаксина?