Четвертая стрела
Шрифт:
– Мне кажется, ты ошибаешься, - возразил Копчику Аксель, - Не идеализируй герцога. Просто он всем уже доказал, что может брать что захочет безнаказанно. Теперь он доказывает, что научился и убивать.
– Скажи, лекарь, вот что нам делать?
– переживал Сумасвод-второй, как и прежде, нетрезвый и красный, - Мы же готовились поддержать, постоять за матушку...
– Молчи, несчастный, - оборвал его Аксель, - не забывай, я не лекарь, я кат. Мне твои планы дерзостные без надобности.
Квартирка у Сумасвода оказалась
– Слуга нас слышит, - обратил внимание Аксель.
– Прошка не выдаст, - заступился за слугу Сумасвод, - он со мной уж десять лет.
– Так и министра вашего дворецкий заложил, - прошептал Аксель, - по самые помидоры.
– То другое, - отмахнулся легкомысленный Сумасвод, - видал я того дворецкого. Десять метров крепдешина, пудра, тушь, одеколон.
– С такой беспечностью вы все ко мне попадете, - пообещал Аксель, - сидите молча, пока дело идет. Министр вас не выдал.
– Он про нас и не знает.
– Так ты - Еin idiot mit dem guten Absichten?
– удивился Аксель.
– Чего?
– не понял Сумасвод.
– Благонамеренный идиот. Я-то думал, вас министр готовил.
– Не, мы сами. Сил нет терпеть. Нет у нас главы достойного. И теперь не будет.
– Ждите тогда. Министра казнят, все поутихнет, и кто-то вас да призовет для осуществления ваших и своих намерений.
– Заждались уже, - вздохнул Сумасвод, - Немцы эти достали. Везде они, куда не плюнь.
– Потерпи, - успокоил Аксель, - Скоро светлое утречко.
Министр приговорен был к квалифицированной смертной казни - сперва к посажению на кол, затем, когда европейская общественность выразила недоумение - к гуманному отсечению руки и головы. Утром в крепости Аксель лично вырезал осужденному язык. Наивный министр во время допроса пообещал на эшафоте перед казнью что-то очень интересное рассказать народу про герцога Бирона, и в приговоре очередным пунктом прибавилось иссечение языка. На допросах дурак Тороватый вывихнул министру руку так, что уже ни Аксель, ни Ласло не сумели вправить.
Аксель в компании с попом проследовали с осужденным до самой площади, до места казни. Народу собралось не так чтобы очень много - было раннее утро. Асессор Хрущов звонким голосом зачитал с листа "вины" осужденного и его приговор. Профос Гурьянов переживал и волновался перед исполнением квалифицированной казни и не ответил на Акселево приветствие. Аксель смотрел на бывшего министра, на трех его незадачливых конфидентов, и все никак не мог понять, который из трех тот самый знаменитый архитектор. Слон, бьющий горящей нефтью, встал перед его глазами, и ледовый дворец, сверкавший, подобно бриллианту. "Зато герцог доказал всем, что может убивать - говна-пирога", - Аксель решил, что вечером непременно напьется в хлам.
1999 (зима)
Без
– Вас что, всех бреют под машинку?
– спросила я. Макс криво улыбнулся:
– Сам состриг. От вшей деваться некуда в камере.
Я инстинктивно передернулась, хотя вряд ли на меня кто-то смог бы перескочить. Сизо "Матросская тишина" - и в самом деле незабываемый экзистенциальный опыт. На свидании нас разделяло бронированное стекло, и разговаривали мы через телефонные трубки, как в голливудских фильмах. Только Макс вышел ко мне не в оранжевом, а в спортивненьком - здесь так принято.
– Данька женился. Но ты, наверное, и так это знал.
Макс кивнул с виноватым видом. Предатель.
– Как твои сокамерники, не совсем злыдни?
– спросила я.
– Нормальные, - Макс пожал плечами, - у нас в Удомле население примерно такое же.
– А родители не могут взять тебя под залог?
– В России не выпускают под залог, - рассмеялся Макс, - но они стараются выцарапать подписку о невыезде. Проблема в том, что я не москвич, та квартира съемная. Но отец пытается, тут еще один момент.
– Твой шеф тебя топит?
– догадалась я.
– Мой шеф позавчера умер, - Макс произнес это с непроницаемым лицом, - Так что у меня есть шанс отделаться малой кровью. Три-четыре года.
– Ничего себе малая кровь, - изумилась я, - я думала, без него вообще все развалится.
– Что ты понимаешь, - горько усмехнулся Макс, - Машина запущена. Будь я под подпиской, еще оставался бы шанс на условный срок. А так...
Что я могла ответить? Все мои красивые иронические фразы в таком месте теряли свою силу. Я смотрела сквозь стекло на Макса, на то, во что превратился его спортивный костюм из капсульной коллекции Бирендонка. На то, во что превратился собственно Макс. Я все бы отдала за то, чтобы у него все стало, как было.
– Я могу тебе чем-то помочь? Ну, кроме передач. Я как-никак по документам теперь твоя невеста.
На передачи деньги давал его адвокат, адвокату деньги оставлял отец Макса, номенклатурщик из Удомли. Я числилась в невестах для следователя Белова и судьи Журавец, чтобы получать разрешение на свидание. Настоящая Максова невеста все это время сидела в этой его Удомле и лила невидимые миру слезы.
– Не бойся, тебе не придется и в самом деле на мне жениться, - успокоила я его.
– А я бы и не отказался, - Макс посмотрел на меня с прежним выражением плавящейся нежности в дымно-серых глазах, - Хочешь? Здесь можно расписаться.
– Это забавный опыт, но нет, - я покачала головой, - вот если тебя отправят в Магадан, я приеду к тебе, как дурная жена декабриста. Всегда мечтала взглянуть на Магадан.
– Владимир, Ярославль, Соликамск, - перечислил Макс предполагаемые направления.
– Не знаю, что и выбрать, все такое вкусное...
– Так выберут за нас.
– Ты читаешь мою книгу?
– А что мне еще делать? Этот Казимир редкостное мудло. Про всех пишет только гадости, бросил брата умирать в ссылке и полкниги об этом сокрушается.