Четвертая стрела
Шрифт:
1740 (осень)-1741(весна). С моих слов записано верно
Аксель и Ласло не успели еще улечься, Ласло раскладывал перед сном карты, и раз за разом выпадала смерть.
– Как думаешь, кто еще помрет?
– спрашивал Аксель. Три недели назад преставилась ее величество императрица, и регентом при малолетнем наследнике сделался небезызвестный герцог Курляндский. Трон, который он призван был греть к совершеннолетию наследника, все три недели качался под ним и скрипел. Гвардеец Сумасвод рассказывал
– Смерть для тарот означает скорые перемены, - пояснил задумчиво Ласло, - Ты по-прежнему ставишь на нумер один?
– Таково мое кредо, - отвечал Аксель, - я уже однажды банк сорвал на нумере один.
В клетке проснулся и запел кенар. В дверь постучали, Ласло открыл - на пороге стоял асессор Хрущов, по уши в снегу.
– Хорошо, что вы вместе живете, - сказал он весело, - Одевайтесь, едем. Прокопов уже сидит у меня в карете.
– К шлюхам?
– спросил догадливый Ласло.
– К шлюхам, - подтвердил Николай Михайлович, - понимаешь, зачем ты нужен?
Ласло догадался, что есть уже информация, кто из звезд арестован и что ему при аресте повредили.
– Я не за печкой уродился, господин асессор, - отвечал он и пошел одеваться.
– Наряжайся, Лешечка, - сказал Ласло Акселю, - и радуйся, кажется, опять ты в дамках. Кто-то арестован, и настолько важный, что мы все вместе отправляемся за ним к шлюхам.
– Ты и я?
– удивился Аксель, - Мы-то зачем? Герцог приравнен к царственным особам, считай он принц крови, он неподсуден, куда к нему третью степень?
– Я все слышу, - из прихожей отозвался звонким голосом Хрущов, - Не упражняйтесь в угадывании. Наш интерсант фельдмаршал фон Мюних, а человек он грубый и суровый. Арестованный сегодня в полной мере познакомится с третьей степенью. Так что не забудь свой сундучок, Аксель.
В карете дремал растрепанный Копчик. Аксель с сундучком уселся рядом, растолкал товарища:
– Что, спишь?
– Дремлю, - отозвался Копчик, - хоть часок еще, да мой. От теплой жены оторвали...
– Ты счастлив? Помнишь, говорили мы про графа Эрнеста. Вот он, весь твой.
В карету ввалились Ласло и секретарь, кучер хлестнул лошадей, сани помчались. Копчик надвинул шапку на глаза и захрапел. Ласло и Аксель переглядывались, Николай Михайлович придвинулся к Акселю и проговорил тихо, но внушительно:
– Инструктирую тебя, пока мы едем. Следов оставляй поменее, и проследи, чтобы он на дыбе не сдох. То, чем славен Тороватый, все эти вывихи и торчащие кости, здесь недопустимы. После казни герцогские родственники могут потребовать выдачи тела - и не курляндские родственники, а этот чокнутый французский маршал. Понимаешь, сколько вони будет, если найдут следы пыток. Но и фельдмаршала не надо разочаровывать, сегодня он наш хозяин.
– И крутись как хочешь, - вздохнул
– Всего один, - утешил секретарь, - остальных распихали по камерам до утра, никто их не тронет. Два герцогских брата, три прихвостня и мальчишка-герцог, маленький дюк. До них и пальцем не велено дотрагиваться. Так что выдохни маленько.
Карета встала у переправы, Копчик пробудился и побежал искать лодку. Ласло и Аксель вышли под снег, Николай Михайлович остался в карете.
– Я думаю сделать новую ставку - на то, кто как держится на допросе. Шкала мужества от одного до десяти, - предложил Аксель, - я бы поставил на то, что у герцога будет два из десяти, и при виде дыбы он повалится нам в ноги.
Ласло раскрыл табакерку - половину табака тут же унесло ветром, в остатки насыпался снег:
– Я бы сказал - семь или восемь. Ты забыл про уголовное прошлое.
Вернулся Копчик:
– Лодка только что уплыла с герцогом. Вон их возок под снегом, - указал он на неясно видимый сугроб, - Через полчаса сгрузят его и вернутся за нами.
– Нехорошо, мы должны были прибыть первыми, - секретарь высунулся из кареты и тут же скрылся.
– У арестованного от страха отнялись ноги, его несли в лодку на руках, как куколку, - с удовольствием рассказал Копчик, - Жаль, я не видел.
– Два из десяти, - напомнил Аксель.
– Опять вы за свое, - усмехнулся Копчик, - Только у вас не будет два. При аресте герцог бился с гвардейцами, так, что кровью забрызгало всю спальню. Ночнушка его лопнула, и беднягу несли в карету буквально с голой жопой, завернули в шубу, чтоб чего не приморозить, и тащили, как куль с мукой. Сапоги для него пришлось снять с гвардейца, вон он сидит в возке, ждет свои сапоги назад.
– Семь или восемь, - повторил Ласло.
– А что такое один по вашей системе?
– раздался из кареты звонкий секретарский голос.
– Это если он обделается, - предположил Аксель, - а вы бы сколько дали герцогу, ваше благородие?
– Я плохо его знаю, - дверца кареты приоткрылась, - но у нас его сын. Если без сына, дал бы семь или восемь, как доктор Ковач. А так - только пять.
Вдали раздался плеск, причалила лодка. Из лодки выбрался на обледеневшую пристань счастливый Сумасвод-второй с подбитым глазом, проорал своему товарищу в возке:
– Плакали сапоги твои, Куницын, арестованный в них в камеру ушел!
– Привет, гвардия!
– окликнул его Аксель, - Как настроение!
– Настроение боевое!
– отозвался бодро Сумасвод.
– Виктория?
– Виктория!
– Сумасвод вскочил в свой возок, кучер проснулся, взмахнул кнутом, и возок растаял в снежном мороке.
– Поплыли!
– нетерпеливо скомандовал секретарь, и все четверо устремились к лодке.
– А где стульчик для арестованного?
– Копчик оглядел камеру и недосчитался.
– Постоит, блядина курляндская, - пробормотал Николай Михайлович, раскладывая на столе бумаги и писчие принадлежности, - ты за писаря сегодня, Прокопов. Грейте свой мангал, Пушнин, клиент вот-вот пожалует.