Четвертая стрела
Шрифт:
– С моих слов записано верно, мною прочитано, замечаний нет, число, подпись, - продиктовал последнее Копчик и выдохнул, - Подписывайте. Кошкин, просуши лист и неси в соседний зал - сейчас на очную пойдем.
Кошкин убежал с листами.
– Мне велено быть, - напомнил о себе Сашхен Плаксин.
– Господь с вами, спугнете Темочку!
– вдруг вмешался свидетель, - Он вас знает, вы все погубите!
– Так пойдет?
– Сашхен накинул на лицо капюшон своего черного плаща.
– Да мне-то что, - пожал плечами Копчик, - идите, раз Андрей Иванович разрешает.
В
– Ждут на очную!
Караульный очнулся, брякнул ружьем. Свидетель поднялся - он был караульному по плечо - и привычно убрал руки за спину.
– Выходим, - скомандовал Копчик, и процессия двинулась. В пустынном коридоре не было ни души, лишь у одной двери топтался караул.
– Лекарь!
– узнал Копчика один из караульщиков, Сумасвод-второй, - Так вот ты что за лекарь!
– Разговоры не положены, - напомнил Копчик, и они вошли. Этот кабинет был побольше, но в том лесу покрупнее были и шишки. За столом сидели сам Андрей Иванович Настоящий и настоящий асессор Николай Михайлович Хрущов, перед ними на стуле, под конвоем - обвиняемый, павший министр Волынский. Копчик сел за стол третьим, пристроил Кошкина, указал на место свидетелю с его конвоиром. Неприкаянно остался стоять только Плаксин в капюшоне - он слился со стеной, и почти успешно. Пока обвиняемый его не углядел. Подобная очная ставка была для министра не первой, и на свидетеля он даже не взглянул - а свидетель расплылся в плотоядной улыбке. Обвиняемый смотрел на Плаксина - с ненавистью и с надеждой:
– Наконец-то, Эрик! Прекращай уже этот блядский балаган!
– министр повернулся и даже привстал, - Поиграл, и хватит. Знаешь, как говорят - черт-черт, поиграй да и отдай.
Конвойный терпеливо усадил его обратно, а Плаксин зачем-то откинул капюшон и произнес с сильным акцентом:
– Вы обознались, господин министр.
– О-о, - застонал подлец-свидетель и картинно прикрыл лицо ладонью.
– Не отвлекаемся, господа, - мягко, но внушительно Андрей Иванович призвал всех к порядку, - наша сегодняшняя сессия обещает быть максимально плодотворной. Не будем терять ни минуты нашего драгоценного времени.
Очная ставка закончилась, обвиняемого и свидетеля развели по камерам, начальство отправилось по домам, давить перины. Копчик отдал документы для копиистов - переписать для завтрашнего представления монаршей особе, и поднялся на крепостную стену - подышать. Аксель уже стоял там, прильнув лбом к бойнице. Он скосил глаза на подошедшего Копчика, но от бойницы не оторвался.
– Пал министр, - без радости сообщил ему Копчик, - только что окончательно пал. Вины свои признал на очной ставке.
– Да я вижу. Ты домой собрался, не иначе?
– Было бы неплохо...
– Погоди, - Аксель всматривался во что-то на темном дворе, - Помнишь феерию ледяную, где мы с вышки на министра смотрели? Помнишь дом изо льда, красивый такой, как бриллиант?
– Ну да, а к чему ты клонишь?
– Только что привезли архитектора того чудного дома, в гости к нам, в закрытой карете. Вот только-только сгрузили. Не уйдешь ты домой, милый. И я не уйду. До него еще троих
– Что я, зверь, чужой смерти радоваться, - обиделся Копчик, - мы же не от презлобства ставки делаем, так, игра ума. Знаешь, кого в коридорах давеча встретил? Офицера Сумасвода, того, что на вышке с нами в трубу смотрел.
– И как он?
– Аксель оторвался наконец от своего окошка и повернулся к Копчику.
– Сам не свой от этих дел, звал нас с тобою в гости к себе, на квартиру, пошептаться. Он богатый, оказывается, Сумасвод этот, не в казарме живет, в своем доме.
– Я пойду, - бросил Аксель.
– Да ты что, а подписка наша? Мы же подписку давали, - напомнил Копчик.
– Я пойду, - повторил Аксель, - мне уже по барабану, как в армии говорят. Кому чего не нравится - пусть полуката Тороватого делают катом и сидят с ним в обнимку. Ласло вон дружит с Климтом - и так все знает, что ставок уже не делает. И Климт все знает - или нет? А Ласло то же подписывал, что и мы. Я тоже хочу так жить.
– Не выносишь службы - уходи и не позорься, - спокойно отвечал ему Копчик, - Если выгорело все, лучше уйти.
– Выгорело давно, тошно еще давнее, - отмахнулся Аксель, - куда я пойду? Давно я не лекарь, не ученый - просто мускулистый тупой кат. Да и не бросать же все на Тороватого... Но к Сумасводу - пойду, он смешной.
– Смешной...
– протянул Копчик, - но я лучше дома посижу. К черту. Не думай, я тебя хорошо понимаю. Сегодня на очной ставке один человек другого за просто так убил. Патрона своего, того, кто его из рабства выкупил и почти до себя вознес. Говорят, еще и любимого.
– В нашем саде в самом заде вся трава помятая. То не буря и не ветер, то любовь проклятая, - пропел Аксель.
– Вот просто взял и продал с потрохами, - продолжил Копчик, - Вины ему выдумывал, чтобы пострашнее звучали. Что-то зазывное Сашхен Плаксин ему за эту погань пообещал. Если бы этот свидетель промолчал, задохнулось бы следствие... Я понимаю, почему ты не женишься. Никому нельзя верить...
– Как я понял, этот свидетель поверил Плаксину? Так Плаксин сам лично придушит его, как только министра казнят.
– Твоими бы устами...- вздохнул Копчик.
– Еще один, - выглянул в окошко Аксель, - несет их на ночь глядя.
Во двор вкатилась еще одна черная карета - легкая, как паучок. Копчик подошел и тоже посмотрел. Из кареты с грацией танцора выпрыгнул человек в черной носатой маске и остановился в раздумьях.
– Он-то тут зачем?
– удивился Аксель, - Как его теперь - герцог Бирон?
– Чтобы прекратить этот блядский балаган, - предположил Копчик, - только он опоздал. Министр признался.
Человек в маске открыл было табакерку, примерился и понял, что ничего не выйдет - носатая маска ему мешает. Черной, тонкой стрелой метнулся к хозяину от крепости Сашхен Плаксин, припал к перчатке, зашептал что-то на ухо. Герцог швырнул табакерку на камни и каблуком растоптал, потом потрепал Сашхена по плечу и птицей взлетел обратно в свою паучью карету. Плаксин последовал в карету за ним, хлопнул дверцей, карета умчалась.