Четвертая стрела

Юрген Ангер

Они сидели в пустой караулке, Ласло собирался возвращаться в столицу, Акселя и Копчика пока не спешили отпускать.

– Что за стих герцог прочитал, прежде чем ты его подвесил?
– спросил Копчик, всегда тянувшийся к новым знаниям.

– Из французского поэта Виллона, "сейчас веревка на шее узнает, сколько весит этот зад".

– Ты все-таки вывихнул ему плечо, - укоризненно произнес Ласло, - я, конечно, вправил, но тебе, Аксель, это не в плюс. Как он держался? На два или на семь?

– На сколько хочешь, - мрачно отвечал

Аксель, - он вообще ничего не подписал, еще и обвинил во всех своих грехах фельдмаршала фон Мюниха, и грамотно так - даром, что на дыбе.

– Физическая подготовка, уголовное прошлое, - перечислил Копчик, - и незаконченное обучение в кенигсбергской Альбертине.

– Сколько ему лет, пятьдесят? Одно я понял - мне тридцать пять, но мне никто не предложит за мою любовь целой империи, и сегодня я наконец увидел, почему, - проговорил Аксель и для наглядности показал руками.

– Я тоже не могу забыть, - вздохнул Копчик, - и, как ты понял, мне обидно вдвойне.

– Завидуете?
– ухмыльнулся Ласло, - а по мне, так, средненько. Я иду сегодня вместе с Климтом на детский праздник - у княгининой дочери именины. И гофмаршал, в духе своем, построил для девчонки очередную высоченную ледяную горку.

– Вот злыдень, ребенка-то за что?
– испугался Копчик.

– Тем более что две или три княгинины дочки - от этого самого гофмаршала, - дополнил Ласло, - ну вот такая он бестолочь. Так вот, я могу показать крест их общему ювелиру - пусть оценит.

– А если узнает, чей он?
– спросил осторожный Копчик.

– А какая теперь разница?
– отмахнулся Ласло, - Дюк пал, город бурлит, все тащат у него кто что может.

Зря доктор Климт опасался - и горка оказалась не так высока, и никто своей шеи на ней не свернул. Гофмаршал, в белой шубке, не отходил от своей княгини и все подхватывал на руки младшую девочку - втроем смотрелись они совсем очаровательно, хоть пиши семейный портрет. Синеглазая хищная княгиня, с такими же синими глазами бойкая румяная девчонка, набеленный гофмаршал с его бровями и ресницами... На возвышении, среди бенгальских огней, пела самую модную арию упитанная певица - и не боялась на морозе испортить голос, наверное, хорошо ей было заплачено.

Nell"anima c"`e una speranza che non muore mai.

Se la vorrai, dovrai cercare il sole dentro te ed usarne poi la luce per scoprire che,

che sei il domani tu, non scordarlo mai pi`u,

sei grande lo sai, Se fiera sarai tu lo capirai*

(*В душе есть надежда, что никогда не умрет

Найди солнце внутри себя, используй внутренний свет, чтобы понять

Завтра наступит, не забывай

Знаешь, если не терять себя, ты когда-нибудь поймешь)

Доктор Климт слушал-слушал, да и вдруг сказал Ласло:

– Никто сегодня с горки уже не упадет, пойдем, душа моя, в карты сыграем.

– Куда пойдем?
– спросил Ласло.

– Ко мне, в соседний дом.

Два

доктора прошли по заснеженному саду, удаляясь от сладостных фиоритур певицы:

E" la luce nel tuo soul che ti guider`a

perch'e sei il domani Tu, non scordarlo mai pi`u

sei grande lo sai Se fiera sarai tu lo capirai...*

(*Свет твоей души поможет тебе

Понять, что наступит завтра,

Не теряй себя - и поймешь...)

Климт отворил невысокую калитку среди сугробов:

– Вот мы и дома.

Перед ними был задний двор гофмаршальского дома.

– Я вижу, не грустит твой хозяин, что друга его этой ночью повязали, - сказал Ласло, - напротив, праздники празднует. Я думал, он хоть поплачет по герцогу.

– Он не умеет плакать, - отвечал Климт, - У него от этого краска размазывается, - они поднялись на второй этаж, потом на третий, - Вот и мое гнездо.

Климт обитал на антресолях, с низеньким потолком, под самой крышей.

– А кто в других комнатках - актерки?
– полюбопытствовал Ласло.

– И они тоже. И дворецкий, - ответил Климт, - Скажи, герцогу здорово досталось?

– Я бы не сказал - до казни заживет. Будет иметь товарный вид в гробу.

Климт поморщился, раздал карты. В окошке мансарды сгустились сумерки, загорелись две неяркие звезды.

– Ты злишься, что я так говорю про герцога?
– спросил Ласло, оценив недовольную физиономию Климта, - Тебе жаль его?

– Друг дома нашего столько лет, конечно же, жаль, - отвечал Климт, - для меня все они прежде всего люди. Бездарные, жестокие, но создания божие.

– А твой хозяин может спасти герцога?
– спросил Ласло, - Ты же говорил, он любит его.

– Он фигура невесомая, конечно, не может, - вздохнул Климт, - Ему самому бы не пропасть. Слишком разные они были величины - как бабочка и звезда.

– Как ты красиво их определил, - оценил Ласло, - я бы по-другому сказал. Как жопа и сам знаешь что.

Климт опять сморщился - грубость Ласло его раздражала.

– Как дамы выносят твою грубость?
– спросил он, - И не последние дамы, насколько я знаю.

– Дамам и не такое нравится, поверь, - ухмыльнулся Ласло.

– А что они больше всего любят?

Ласло задумался и наконец ответил:

– Когда добрая душа.

Партия окончилась - за окном уже было совсем темно. Ласло рассчитался - он продулся Климту - надел шубу и шляпу и пошел вниз по лестнице. Ни слуг не было видно, ни дворецкого - не иначе все сбежали из дома на праздник. От соседнего особняка слышны были удары салютов, играла музыка. Ласло направился к черному ходу и у самой двери в полумраке - свечи некому было зажечь - разглядел две фигуры, черную и белую. "Свидание" - подумал Ласло и на всякий случай встал за колонну. Он не хотел никого спугнуть и к тому же любил подобные таинственные истории. Доктор высунул нос из-за колонны, вгляделся в темноту и прислушался.