Четвертая стрела

Юрген Ангер

Фигуры были, как выражался Климт, невесомые - бело-золотой, в мехах, гофмаршал и черный тончайший Сашхен Плаксин. Гофмаршал не шептал - так тихо он говорил почти всегда:

– Вам не стоит возвращаться, это слишком опасно. С моей рекомендацией вас примет на службу граф Арно. Я сам напишу вам, когда вы с братом сможете возвратиться.

– А кто же доставит ответ?
– шепотом вопросил Сашхен Плаксин.

– Обычная дипломатическая почта. Ей, в отличие от вас, никто не чинит препятствий. Три дня - и письмо будет в Петербурге. Герцогиня дала вам с братом на дорогу?

– Герцогиня лежит в горячке,

покои ее разграблены...

– Я понял вас. Возьмите, - гофмаршал вложил в руки Сашхена кисет с деньгами, затем, поразмыслив, снял со своих пальцев несколько перстней и надел их на руку Плаксину, - этот с розовым камнем - еще и оружие.

– Ваше сиятельство!
– Сашхен склонился и поцеловал гофмаршальскую ручку, тот погладил его затылок:

– Бегите, Сашхен. Я не верю в бога, но да поможет он вам - или кто бы там ни был.

Они вышли за дверь и, наверное, каждый пошел своей дорогой - Сашхен навстречу приключениям, гофмаршал - на детский праздник. Ласло выбрался из-за колонны и тоже пошел - своей.

Казалось бы, пришло Копчику время праздновать - каждый день с утра до вечера записывал он показания арестованного графа Эрнеста, герцога Курляндского. "С моих слов записано верно, мною прочитано, замечаний нет". Для удобства для герцога все-таки расщедрились на стул.

Но Копчик откладывал в сторону, как ненужное на этой дуэли оружие - свою ревность, свою обиду, жалость свою к жене и к самому себе, зависть к бывшему сопернику, ненависть, наконец - и в стерильной чистоте записывал показания. Толковые показания, надо сказать - им почти не требовалось добавлять стройности. Герцог легко разбивал обвинения против себя, порою обращая их против самих обвинителей. На очных ставках тоже держался молодцом - один из изменников-прихвостней, более всех чернивший павшего патрона, даже просил прощения. Копчик невольно зауважал человека, защищавшего себя столь толково и отважно - и в безвыходной ситуации. Потому что, несмотря на рассыпанное обвинение, приговор суда был ожидаем - квалифицированная смертная казнь (бедняга Гурьянов!) через четвертование.

Но герцогу не довелось даже постоять на эшафоте - прилетели дипломатической почтой из Франции недоумевающие и разгневанные письма сразу от нескольких Гонто-Биронов, и один из них был тот самый маршал. Маршал негодовал - чем его родственник заслужил столь жестокий и скоропалительный приговор при таком бездарно построенном обвинении - и как только маршал все узнал? От страха перед международным скандалом квалифицированную казнь заменили бессрочной ссылкой (счастливец Гурьянов!).

Аксель и Копчик из окошка караулки наблюдали, как отбывает герцогская карета - карете предстояла еще погрузка на специально укрепленный по такому случаю паром. Сам Андрей Иванович Настоящий лично спустился отдать распоряжения о содержании в пути знаменитого узника.

– А такая любовь была...
– проговорил с осуждением Аксель, - Столько лет они вместе были, вот так, - он показал два прижатых друг к другу пальца, - и теперь расстаются...

– Мы все такие, - грустно отвечал Копчик, - Мы же не человеку служим, а власти.

Андрей Иванович все стоял у кареты, все обучал охранников - что сделать, чтобы осужденный по дороге не сбежал.

– Как думаешь, поедем

мы теперь домой?
– спросил Копчик, - Кончилась охота? Я уже наездился сюда - по самое нехочу.

– Как жена-то твоя, переживает?

– За меня или за герцога?
– усмехнулся Копчик, - Да рада она, что этой сволочи досталось на орехи. Смотри-ка, ведь герцог казнил министра, а фельдмаршал герцога - пожалел, выходит, он не такой уж злодей, этот фельдмаршал.

– Опять ты, Копчик, все проспал - фельдмаршал в отставке, и об отставке объявлял ему красавец Левенвольд. Со смиренным видом и с большим удовольствием.

– Не поедем мы домой...
– догадался Копчик, - разве что на выходные отпустят. А кто же главный теперь?

– Сама правительница, - предположил Аксель, - ну, и господин Остерман ненастоящий, и красавец Левенвольд за его спиной.

Карета наконец уехала на паром, Настоящий со свитой зашагал к крепости.

– Пойдем, друг Копчик, по кабинетам, пока нас отсюда не шуганули.

1999 (весна)

Я прибыла на работу с двухчасовым опозданием. Пробки, долгий утренний сон, общее нежелание куда бы то ни было ехать... Странно, но Маратик Мирзоев не караулил меня у двери с будильником "Электроника" - а он такое обожает. Я тенью скользнула в свою каморку, раскидала по столу бумаги и принялась симулировать кипучую деятельность. От приемной застучали каблучки, секретарша влетела в мой так называемый кабинет, захлопнула дверь и привалилась к ней спиной:

– Лизка, пока тебя не было - тут такое было!

Я понадеялась, что будильник вообразил себя бомбой и взорвался у Маратика в руках. Есть же случаи человеческого самовозгорания.

– Ну, не томи?
– поторопила я.

– В девять утра наш топ-менеджер Мирзоев ждал тебя у двери...

– С будильником "Электроника"?

– Ага. Понял, что не дождется, вошел и принялся рыться на столе.

– Вот гад!
– на столе в числе прочего у меня лежала манга "Тринити блад".

– И тут в форточку влетел черный дротик и вонзился Маратику... ну, пониже спины.

– Большой дротик?
– уточнила я.

– Нет, маленький, но какая разница! Маратик даже "Электронику" выронил!

– А кто открыл форточку?
– я вспомнила, что вчера точно все закрыла.

– Не знаю. Ветер. Или уборщица.

Я задумалась - что сейчас происходит в Басманном суде? На сегодня назначено было слушание Максова дела. Жаль, адвокату позвонить можно будет только поздно вечером.

– И где теперь Маратик? Лепит на рану пластырь?
– спросила я.

– Что ты, он в Боткинской, Мариночка его увезла.

Мне сделалось немножечко стыдно - но ненадолго. Нельзя, конечно, верить в чудеса, но вроде бы неплохо день начался. Я подумала, куда стрела вонзится Даньке - и тут же перестала об этом думать.

Маратик так и не вернулся из больницы - уехал домой зализывать рану и лежать на животе. Это был мой первый рабочий день без наматывания нервов на кулак. Вечером, уже из дома, я позвонила адвокату, и голос мой дрожал от хороших предчувствий:

– Здравствуйте, это Лиза, невеста Максима. Как у вас сегодня все прошло?