Диверсия без динамита
Шрифт:
газеты об этом с восторгом пишут. Главное что? С работы пришел: пожрать на столе, телевизор
на тумбочке, жена ночью под рукой. Что еще человеку надо? Кушай, смотри, люби. Оставляй
потомство. Это, чтобы жизнь не зря прожить, чтобы оправдание было. Посадить дерево, оставить
после себя ребенка. Хотя, конечно, ребенка легче оставить, чем дерево посадить. И приятней. И
времени меньше. Но я отвлекся. Насчет того человека. Имя ему было Женя. Евгений полностью.
Хотя, если
понимать. Ему все внушали. Какая любовь, дурашка! Какие лютики, какие соловьи? Нет всего
этого. Чего ты ищешь, чего ты хочешь? Наверно, книжек много читаешь. А это, брат, не дело. И я
ему такие тезисы выдвигал. Хотя и сам-то в них не очень верил. Но главное здесь, чтобы тот, кому
ты это говоришь, поверил и пожал тебе за науку руку.
А годы, между прочим, шли и катились. И женины многочисленные друзья, и редкие враги
мечтали его женить. Первые, чтобы сделать Жене приятность, вторые, напротив, чтобы досадить.
И с кем только его не знакомили: и с полной блондинкой с неполной десятилеткой, и с
изможденной духовными запросами брюнеткой из института усовершенствования. На Женю
притязали стареющая дева из куста столовых № 3, и нестареющая вдовица в сиреневом парике,
пьющая без закуски. И еще отдельные женщины, девушки и девицы. Но, увы, увы, и еще один раз,
увы. Женя воротил нос и стоял на своих позициях ну, прямо, как африканское дерево баобаб. И
вот однажды, когда очередная претендентка на женину фамилию на все наши расспросы «что и
как?» лишь покрутила у виска наманикюрным пальчиком и ушла, сморкаясь в батистовый
платочек, мы задумались. А задумавшись — оторопели. А действительно, не ДУРАК ЛИ ОН?!
Дурак, точно дурак. И как я раньше не допетрил, хлопнул себя по лбу один. Он два года
португальский язык учил, а русского мата до сих пор не понимает.
– Ну, сами подумайте, зачем ему этот язык?
– Точно! — подпрыгнул другой. — Он на той неделе всю свою получку в фонд какой-то
перевел, а сам одевается, как бурлак, прости господи.
– Истинно дурак, — закивала одна. — Чего только эта его фраза стоит: «Человек создан для
счастья, как птица для полета». Ну, разве нормальному человеку прийдет такое в голову?
– Дурак, дурак. Ну, его к черту, — загалдели мы все и вздохнули.
Вздохнули с облегчением. Скажет тоже: «Как птица для полета».
КОЧКА
– Нет на свете правды, — в минуту сердечной смуты опомнился Смирнов и соврал. Соврал
нагло и чудовищно. Но, как ни странно, ему поверили и зауважали.
«Ни фига себе», — удивился Смирнов и намотал на ус.
Дальше вралось легче.
от этого даже мучился депрессией. Но зато смута больше не ела его сердце,а жизнь потихоньку
стала забирать в гору. И на работе, и в семье, и во внесемейной любви. Он обзавелся
солидными и крепкими друзьями, отзывчивыми подругами и доброжелательным вниманием
сверху. Он стал симпатичен себе и людям.
Но однажды с ним случилось довольно грустное приключение, и судьба его свернула с
магистрали. Во время сельхозработ
Смирнов выпал на кочке из грузовичка и крепко приложился затылком о мерзлую землю. Три
дня он лежал в реанимации на грани, но умудрился выкарабкаться. А через месяц в его жизни
наступили кромешность и ад. Дело в том, что при падении у Смирнова что-то повредилось в
нежном механизме головы, а может, в клинике какую инфекцию занесли, но только после
излечения Смирнов стал правдивым, как рецепт, и бескопромиссным, как отпечатки пальцев. В
первый же день после выписки он отвадил от дома высокопоставленного тестя, сказав о нем все,
что думает, после чего тесть не знал, что и думать, но на всякий случай переписал завещание. А
когда он рассказал всю правду жене, как и почему на ней женился и каким верным супругом был,
бедняжка постарела за один вечер года на полтора. Смирнов переживал, но ничего поделать с
собой не мог. Это было сильнее его.
На работе тоже не сладко. Сбитый с толку отважным декольте молодого специалиста Снежаны,
он предложил ей исполнять обязанность жены, причем не ту, чтобы брать у него получку, а более
интимную. Снежана целомудренно ответила пощечиной, хотя в предыдущем квартале в лифте
между ними произошли объятия и поцелуй.
Карьера полетела в тартарары и к чертовой матери. То, о чем другие не решались говорить
даже в ванной при включенной воде, он с безмятежным сердцем выбухал заезжему
корреспонденту, соскучившемуся по жареному. После скандала со статьей, нашего героя стали
грамотно и технично выживать и «гноить». Обжали с премией, «заели» тринадцатую, а потом и
вовсе уволили по сокращению штатов, приняв на его место свежие единицы, побашковитее в
смысле языка.
Без работы Смирнов совсем распоясался и стал посещать стихийные митинги, где однажды,
заступившись за студентку, подрался с милиционером и выбил ему зуб. Разнервничавшийся
милиционер, матерясь и шепелявя на слове «сука», отходил его резиновой дубинкой и, сделав из
Смирнова полуфабрикат в очках, отправил его дальше в горотдел. Нанятый адвокат сказал, что