Дневник. Том 1.
Шрифт:
шенная внешность и такие же манеры; и даже когда они гово
рят о том, что сейчас происходит, что они видят или слышат,
создается впечатление, что все их чувства притупились, ум
утратил всякую живость и они уже не способны ни возму
щаться, ни загораться гневом. Эти люди смотрят на все как бы
издалека (мадемуазель Пушар).
282
Вопреки недавним опровержениям, в Париже действительно
человек умер от голода. Он умер прямо на мостовой,
ловой у него вместо подушки были две скрещенные палки от
метел. Рядом с ним лежали озябшие дети, положив голову на
еще теплое тело отца. <...>
Самое любопытное в Музее артиллерии — это облик про
шлой и современной войны. В прежней войне перед вами пред
стает личное, яростное, геркулесовское начало, ее герои — че
ловек в крепости, человек на коне. Современная война кажется
какой-то гибельной механикой, какой-то адской машиной. Мыс
ленно видишь старого ученого, который изобретает в своем ка
бинете нечто вроде пироксилина.
26 декабря.
Рано утром мы отправляемся в больницу Милосердия. Идет
снег, у горизонта небо окрашено зарей, словно рыжими отсве
тами пожара. Камни, покрытые изморозью, просвечивают
сквозь нее, как бы согретые снизу теплыми, красно-бурыми то
нами.
Мы присутствуем при обходе и видим, как в бонбоньерку
кладут сверток, завязанный с обоих концов, — покойницу. Си
мон ведет нас в клинику Пьорри, который, заметив практикан
та с двумя посторонними, громко вопрошает одного из сту
дентов:
— Чем страдает этот больной?
— Болью в лобной, вернее, височной кости.
— Но чем объясняется эта боль?.. Вы его выслушали? Вы
слушайте еще раз!.. Ниже, ниже на три сантиметра... Сударь,
если бы я умер, — говорит он, выслушивая больного, который
выпучил на него глаза, — скажу без ложной скромности, не
осталось бы никого... Вы видите, какая у него селезенка? Она
увеличена на сантиметр со всех сторон, и вот поэтому, благо
даря какому-то излучению, нервы...
Видя, что его от нас заслоняют, он говорит студентам: «Са
дитесь!» — и приказывает принести скамьи. Говорит о своем
инструменте для измерения селезенки, потом, прервав свою
речь, спрашивает:
— А где больной, который лежал на этой кровати? Как же
мне не сказали? Это просто невероятно! Такой исключительный,
такой тяжелый случай... И мне не сказали о вскрытии! Это
просто невероятно, господин Бенуа!
— Но, господин профессор...
283
Не
вторяя:
— Такой исключительный случай!.. Жаль беднягу...
Больной, — который, впрочем, не болен, а просто хочет про
нести недельку в больнице,— зная о коньке Пьорри, жалуется
на свою мнимую болезнь.
Уже достаточно закаленные, мы спускаемся вместе с прак
тикантом в приемный покой и заходим в хирургический каби
нет, где, сидя на скамейках, посетители ожидают своей очереди,
а за невысокой перегородкой врач принимает больных.
Медленными шагами, пряча голову в засаленный и лосня
щийся воротник своего пальто, вошел бедный старик с видав
шей виды шляпой в дрожащих руках. Длинные, редкие, седые
волосы, изможденное лицо, впалые и почти потухшие глаза...
Он дрожал, как старое засохшее дерево под порывами зимнего
ветра.
Старик показал свою узловатую руку с большим желваком
на запястье.
— Вы кашляете? — спросил его практикант.
— Да, сударь, сильно, — ответил он тихим, жалобным и
робким голосом. — Но болит-то у меня рука.
— Да, но мы не можем вас принять. Вам надо пойти в Пар-
ви-Нотр-Дам.
Старик молча смотрел на него.
— И не обращайтесь к хирургу, а попросите, чтобы вам
дали лекарство... Лекарство! — повторил практикант, видя, что
он не двигается с места.
— Но у меня болит здесь, — опять тихо повторил старик.
— Вас вылечат, понимаете, вылечат от кашля, а тогда прой
дет и это.
— В Парви-Нотр-Дам, — смягчив свой грубый голос, повто
рил ему привратник, толстяк с седыми усами бывшего солдата.
В окно было видно, как хлопьями падает снег. Бедный ста
рик, не говоря ни слова, ушел, все еще держа в руке шляпу.
— Бедняга, какая погода!.. Это далеко! — сказал приврат
ник. — А он, может, и пяти дней не протянет.
Практикант сказал нам:
— Если бы я его принял, Вельпо назавтра выставил бы
его. Ведь это совсем развалина, как у нас в больнице говорят...
Да, бывают такие тяжелые моменты... Но если бы мы прини
мали всех чахоточных, — а Париж такой город, где люди быстро
изнашиваются! — у нас не было бы места для других.
Этот случай взволновал меня здесь больше всего.
284
Можно сделать так: сестра *, направляясь в бельевую, вхо¬
дит в кабинет и видит эту сцену.
Затем мы осматриваем бывшую ординаторскую, расписан