Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)
Шрифт:
— Значитъ, если только у мощей святыхъ угодниковъ теплятся никогда непогасаемыя лампады; если только надъ ихъ гробницами висятъ восковыя изображенія рукъ и ногъ, если только ихъ тлеса короли и епископы носятъ на своихъ плечахъ, если они одни украшаютъ храмы и алтари…
— Кончай, сказалъ Донъ-Кихотъ; мн интересно знать, что ты хочешь этимъ сказать.
— А то, что не лучше ли намъ попытаться стать святыми, и этимъ путемъ достичь той извстности, которой мы ищемъ. Вотъ, напримръ, не дальше какъ третьяго дня, у насъ сопричислили къ лику святыхъ двухъ монаховъ, и что-жъ? трудно представить
— Согласенъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, но нельзя же всмъ быть монахами; Господь многоразличными путями вводить избранныхъ въ свое царство. Другъ мой! рыцарство есть тоже установленіе религіозное, и въ раю есть святые рыцари.
— Быть можетъ и есть, но все же монаховъ тамъ больше.
— Потому что и на свт больше монахомъ, чмъ рыцарей.
— Мн кажется, однако, продолжалъ Санчо, что на свт очень много странниковъ.
— Но очень немногіе изъ нихъ заслуживаютъ названіе странствующихъ рыцарей, замтилъ Донъ-Кихотъ.
В подобныхъ разговорахъ наши искатели приключеній провели цлые сутки, не наткнувшись ни на какое приключеніе, что очень огорчало Донъ-Кихота. На слдующій день они увидли, наконецъ, большую деревню Тобозо, къ невыразимой радости рыцаря и горю его оруженосца, не знавшаго, гд живетъ Дульцинея, которой онъ никогда въ жизни не видалъ. Оба они приближались къ деревн взволнованные: одинъ — желаніемъ увидть, а другой — не видть Дульцинеи и мыслью, что станетъ онъ длать, если Донъ-Кихоту вздумается послать его къ своей дам. Рыцарь ршился, однако, въхать въ деревню не иначе, какъ ночью, и въ ожиданіи ее укрылся съ своимъ оруженосцемъ въ небольшой, дубовой рощ, откуда, въ начал ночи, они выхали въ Тобозо, гд ожидало ихъ то, что разскажется въ слдующей глав.
Глава IX
Ровно въ полночь Донъ-Кихотъ и Санчо въхали въ Тобозо, гд вс спали въ это время глубокимъ сномъ. Хотя ночь была довольно темна, но Санчо отъ души желалъ, чтобы она была еще темне, чтобы имть возможность оправдать ночнымъ мракомъ то неловкое положеніе, въ которомъ онъ скоро долженъ былъ очутиться. Всюду раздавался громкій дай собакъ, оглушавшій Донъ-Кихота и смущавшій душу его оруженосца По временамъ слышалось хрюканье свиней. мяуканье кошекъ, ревъ ословъ, и нестройный хоръ этихъ голосовъ, усиливаемый глубокой тишиной ночи, показался рыцарю зловщимъ предзнаменованіемъ. Тмъ не мене, обратясь къ Санчо, онъ сказалъ ему: «другъ мой! ведя меня во дворецъ Дульцинеи; тамъ быть можетъ, еще не спятъ».
— Въ какого чорта дворецъ я васъ поведу, отвчалъ Санчо; тотъ, въ которомъ я видлъ Дульцинею былъ просто избою, да еще самою неказистою во всей деревн.
— Вроятно, удалясь въ какой-нибудь скромный павильонъ своего
— Ну ужъ если вамъ, во что бы то ни стало, хочется, чтобы изба Дульцинеи была алказаромъ, то все же подумайте, время ли теперь гд бы то ни было держать двери настежъ? время ли стучаться къ кому бы то ни было и подымать на ноги весь домъ. Неужели мы отправляемся къ тмъ госпожамъ, которыхъ дома открыты во всякое время дня и ночи?
— Другъ мой! отъищемъ сначала алказаръ, сказалъ Донъ-Кихотъ, а потомъ подумаемъ о томъ, что намъ длать. Но или я ничего не вижу, или это отдаленное зданіе, кидающее отъ себя такую широкую тнь, должно быть дворцомъ Дульцинеи.
— Такъ ведите къ меня къ нему, можетъ быть тогда мы и попадемъ въ какой-нибудь дворецъ, только увряю васъ, отвтилъ Санчо, если я даже ощупаю его собственными руками и увижу собственными глазами, и тогда я поврю, что это дворецъ столько же, какъ тому, что теперь день.
Донъ-Кихотъ похалъ впередъ, и сдлавъ около двухъ сотъ шаговъ остановился у подножія массы, кидавшей отъ себя широкую тнь, тутъ онъ убдился, что зданіе это было не алказаръ, а кладбищенская церковь. Мы у дверей храма, сказалъ онъ.
— Я это и безъ васъ вижу, сказалъ Санчо, и дай только Богъ, чтобы мы не очутились у дверей нашей могилы, потому что это дурной знакъ — шататься по кладбищамъ въ такую позднюю пору, и вдь говорилъ же я, кажется, вамъ, что изба вашей даны стоитъ въ какомъ то глухомъ переулк.
— Будь ты проклятъ! воскликнулъ Донъ-Кихотъ, гд, отъ кого, и когда ты слышалъ, что жилища царей и принцевъ строились въ глухихъ переулкахъ?
— Что городъ, то норовъ, говоритъ пословица, отвчалъ Санчо; и очень быть можетъ, что въ Тобозо, такъ ужъ принято — помщать въ глухихъ переулкахъ дворцы и другія замчательныя зданія. Прошу васъ: позвольте мн поискать этотъ алказаръ — чтобъ ему провалиться — и я увренъ, что найду его въ какомъ-нибудь закоулк.
— Санчо! говори почтительне, замтилъ Донъ-Кихотъ, проведемъ въ мир праздникъ, и не будемъ отчаяваться въ успх.
— Слушаю, бормоталъ Санчо; только я ршительно не понимаю, какъ вы хотите, чтобы я не потерялъ терпнія, и сразу узналъ, въ такой темнот, дворецъ вашей дамы, который я видлъ всего одинъ разъ въ жизни, между тмъ вамъ вы не можете узнать его, видвши сто разъ.
— Санчо! ты меня съ ума сведешь. Не говорилъ ли я теб тысячу разъ, отвчалъ Дон-Кихотъ, что я никогда не видлъ очаровательной Дульцинеи, никогда не переступалъ порога ея дворца, и если влюбленъ въ нее, то только по наслышк, по той молв, которая ходитъ о ея ум и красот.
— Въ первый разъ слышу это, и кстати скажу вамъ, замтилъ Санчо, что если вы никогда въ жизни не видли ее, то чортъ меня возьми, если и я ее видлъ когда-нибудь.
— Этого не можетъ быть. Ты самъ мн говорилъ, что видлъ ее, занятую провеваніемъ ржи, когда приносилъ мн отвтъ отъ нея на мое письмо.
— Да вдь я тоже по наслышк посщалъ ее, отвчалъ Санчо, и по наслышк приносилъ вамъ отвтъ отъ нее. Клянусь вамъ! если я разговаривалъ когда-нибудь съ этой Дульцинеей, то посл этого я дрался съ луной.