Дюна
Шрифт:
— Пологи можно поднять, только они не причем, — сказал он. — Была буря, палатку засыпало песком. Скоро я отрою нас.
— Никаких признаков Дункана?
— Никаких.
Пол рассеянно потер герцогскую печатку большим пальцем. Внезапно нахлынувший гнев против этой планеты, самой ее материи, что помогла убить его отца, пронзил его, заставил задрожать.
— Я слыхала, как началась буря, — сказала Джессика.
Неприхотливая простота этих слов несколько успокоила его. Мысли вернулись к началу бури, когда песок в котловине завихрился и вдруг побежали песчаные
Опоры крякнули, принимая на себя вес песка, а потом молчание прерывалось только вздохами мехов пескошноркелей, втягивавших воздух с поверхности.
— Попробуй включить приемник, — сказала Джессика.
— Бесполезно, — отвечал он.
Водяная трубка костюма была на месте, в зажиме у подбородка, — он глотнул теплой воды и подумал, что началась истинно арракисская жизнь. Он отпил воды, отданной его дыханием и телом. Вода была пресной и безвкусной, но она смочила гортань.
Джессика услыхала глотки, почувствовала, как липнет к телу конденскостюм, но отказалась признать жажду своего тела. Ответить на зов тела значило проснуться, встать навстречу суровому дню Арракиса, где хранят даже капли влаги в карманах конденспалатки и жалеют о выдохе в открытый воздух.
Хорошо бы вновь спрятаться в сон!
Но днем ей приснилось то, от чего она до сих пор вздрагивала. Во сне песок натекал на камень, а на поверхности его по одной проступали буквы имени: герцог Лето Атридес. Песок наплывал, она хотела поправить имя, но не успела — первая буква исчезла, когда еще не появилась последняя.
А песок наплывал, наплывал.
И сон закончился криком, становившимся громче и громче, воплем, рыданием… частью разума она поняла, что голос этот был ее собственным, но детским, почти младенческим. Уходила женщина, чьи черты память не могла припомнить.
«Моя безымянная мать, — подумала Джессика. — Сестра, что выносила и отдала меня Дочерям Гессера, потому что ей так приказали. Быть может, радовалась, что отделалась наконец от ребенка барона».
— Бить следует в слабое место, здесь это специя, — сказал Пол.
«Как может он сейчас думать о нападении?» — удивилась она.
— Вся планета набита специей, — ответила она. — Куда будешь бить?
Она услышала, как он шевельнулся, подтащил за собой ранец к входу.
— На Каладане требовалось господствовать в воздухе и на море, здесь необходимо властвовать в пустыне, а ключ к этому — фримены. — Голос его прозвучал уже от сфинктер-входа. Умение Бинэ Гессерит позволило ей услышать в его тоне неосознанную горечь против нее же самой.
«Еще бы! Всю жизнь его учили ненавидеть Харконненов, — подумала она. — А теперь он узнал, что и сам Харконнен… благодаря мне. Как мало он знает меня! Для моего герцога я была единственной. Я приняла и его жизнь, и все его ценности, даже отказалась повиноваться приказам Ордена». Под рукой Пола светополоска загорелась,
— Подготовься к выходу, — произнес он глухим из-за фильтра голосом.
Джессика подтянула фильтр к лицу и, застегивая капюшон, увидела, что Пол вскрывает клапан.
Едва он открылся, шелестящая струя песка хлынула на пол, прежде чем он успел остановить ее электростатическим уплотнителем. Этот инструмент раздвигал и уплотнял песчинки, в стенке перед ним появился ход. Пол скользнул в него, и за дальнейшим продвижением сына к поверхности она могла следить уже только по слуху.
«Что мы там обнаружим? — подумала она. — Харконненов и сардаукаров? Этих следует ожидать… А если там окажется нечто совсем неизвестное нам?»
Она подумала об уплотнителе и других странных инструментах в ранце. Каждый из них казался ей символом какой-то неизвестной опасности.
С поверхности повеяло горячим ветром, тронувшим ее не закрытые лицевым покрывалом щеки.
— Передай ранец, — негромко и осторожно попросил Пол.
Она повиновалась. Когда она перевалила ранец через клапан, в литровках булькнула вода. Поглядев вверх, она увидела темный силуэт Пола на фоне звезд.
— Сюда, — сказал он и, протянув руку, подхватил ранец и вытащил его на поверхность.
Теперь над головой ее был только круг, усеянный звездами; словно светящиеся жерла орудий, они были нацелены на нее. Дождем посыпались метеоры. Словно предупреждение — светлые полосы на тигровой шкуре неба… Могильная решетка… Честно говоря, они створаживали кровь в ее жилах.
— Поторопись, — сказал Пол.
— Я хочу снять палатку.
На левую руку ее сверху просыпался песок. «Сколько песчинок можно удержать в одной руке?» — почему-то пришло ей в голову.
— Тебе помочь? — спросил Пол.
— Нет.
Она глотнула пересохшим ртом, скользнула в ход. Наэлектризованный уплотнителем песок поскрипывал под рукой. Песок теперь почти до краев заполнял котловину, окружавшие ее скалы едва выступали из него. Со всей остротой тренированных чувств Джессика внимала темноте.
Шорох маленьких зверьков.
Взмахи крыльев.
Ручеек осыпавшегося песка, шебуршание в нем.
Пол сдул палатку и вытянул ее через прорытый ход.
Звезды немного сдвинулись, тени угрожающе опустились. Она глянула на черные пятна в небе.
«Как память о беде, — подумала она. — Словно вой преследующей стаи. Тех, кто охотился за твоими предками во времена столь отдаленные, что воспоминания эти хранятся лишь в самых примитивных клетках мозга. Глаза видят. И ноздри зрячи».
Пол подошел к ней и сказал:
— Дункан говорил мне, что если попадется, то сумеет продержаться… Не долго. Пора уходить.
Он надел ранец на плечи, не углубляясь в пески, скользнул к окружавшему котловину невысокому гребню, взобрался вверх, на склон, обращенный к открытой пустыне.