Её Сиятельство Графиня
Шрифт:
И снова Демид Воронцов — даже на расстоянии — смущал её разум. Он казался ей вероломным злодеем и непризнанным святым одновременно. Как она ненавидела его и любила, один день плача из-за переживаний, другой — из-за невысказанных обид. Всё больше стало разговоров о том, что князь погиб на фронте, ведь вестей о нём так и не было.
Лиза не знала, в чём забыться, изводила себя до бессознательного состояния. Так, однажды, конюх — тот самый, Мирюхинский, — нашёл её в саду. Графиня, замёрзшая, без чувств лежала в снегу. Тут же
— Животные лечат, — изрёк он глубокомысленно, когда сенные собрались вместе, чтобы решить, чем помочь хозяйке.
С тех пор Лизу исправно — чуть ли не насильно — водили в конюшни. Поначалу она воспринимала прогулки уныло, но Витька был прав — животные лечат. Вот графиня и сама стала ходить к лошадям, а вскоре — и выезжать на прогулки. Верховая езда странным образом успокаивала, зашивала израненное сердце. Лиза пристрастилась, забросила дела, зная, что Синицыны справятся со всем и без неё, всё чаще её обнаруживали за пределами города — верхом, одну.
Жизнь, кажется, перешла в новое русло — более тоскливое, тихое, но, к счастью, Лизавета Вавилова больше не подавала признаков непроглядного отчаяния.
1858 год
Санкт-Петербург
Лесной
Я, наконец, начинала чувствовать себя свободной от бремени под названием сердечная привязанность. Переживания, когда-то сводящие с ума, поутихли, но в душе я знала, что это лишь иллюзия, и стоит мне вновь хоть на каплю дать слабину — и разум мой захватят удручающие мысли, а сердце вновь будет сжиматься от переживаний. Лишь одна мысль о князе могла запустить спусковой механизм приставленного к виску револьвера.
Но я старалась не думать о князе: печаль делает человека неблагодарным, а этого я боюсь больше всего. Нет хуже качества, чем неблагодарность.
Весна брала своё, Петербург давно посерел, талый снег превращал столицу в одно большое болото. Впрочем, именно болотом она и была, как ни крути. Особенно это чувствовалось в пасмурные дни — тленность, тяжесть, унылость. Казалось, за поворотом пряталось отчаяние и гибель, а под ногами простирались могилы тех несчастных, что буквально с плотью и кровью — в обмен на собственные жизни — строили этот город из-под палки царя-основателя.
— Ваше сиятельство! Ваше… — послышалось издалека. — Сиятельство!
Моё одиночество нарушил суетливый всадник, машущий издалека. Трудно в нём было не узнать Виктора Викторовича Безрукова, тем более его излюбленная манера носить цветастые нашейные платки позволяла опознать его и на расстоянии пушечного выстрела.??????????????????????????
Дурная мысль пришпорить коня захватила нутро — сделать вид, что не заметила и просто сбежать от нежеланной
Но подобного я себе позволить не могла: с Безруковыми я веду большое количество дел — и все благотворно, — что обязывает оставаться дружелюбной даже в самых неудобных ситуациях.
— Виктор Викторович, — кивнула, когда всадник приблизился. — Рада встрече.
— Почему вы здесь — одна? — спросил Безруков несколько обеспокоено. Он пригладил растрепавшиеся русые волосы, в попытке придать своему виду большую собранность, но это ему ни капли не помогло.
— Вас хочу спросить о том же. Какими судьбами?
— Стараюсь чаще выезжать на прогулки, но обычно я здесь гораздо раньше, а сегодня был вынужден припоздниться. Удивлён — и рад — встретить вас!
— С недавних пор пристрастилась к подобного рода прогулкам. А от вас не ожидала, сказать по правде…
— Чего не ожидали?
— Вы ранняя пташка… Да и верховая езда в отдалении от общества несколько не соответствует образу столичного франта.
— У всякого франта должно быть и что-то свое, личное — не напоказ, — ничуть не обиделся Безруков. — Как часто вы тут?
— Последнее время — каждый день. Делаю круг и удачно выезжаю к самому имению, не наткнувшись на лишних зрителей.
— Неужели камень в мой огород? — незаметно наши кони пошли дальше, бок о бок, не мешая разговору.
— Ну что вы, — покачала головой. — Посмею предположить, что с вами мы если не друзья, то хорошие деловые партнёры, а значит — вас нельзя определить в категорию «лишние», не так ли?
— Польщён, — удивительно, но этим он не слукавил. Ему было приятно моё признание, хотя, казалось бы, он не из тех людей, кого заботит мнение белых ворон, как я.
— Как ваши дела? Как батюшка? — решила поддержать разговор.
— Батюшка в здравии, спрашивали о вас. Вас определённо не хватает на собраниях в Кружке.
— А вы, я смотрю, зачастили туда? Не думала, что вам такое интересно.
— Не было, но, как видите… — он пожал плечами. — Полагаю, это результат вашего благотворного влияния.
— Ой, будет вам, — отмахнулась, улыбнувшись. Лёгкий ветерок задел вуаль, кружево пощекотала лицо, отчего я тут же чихнула.
— Будьте здоровы, — проговорил Безруков. — Вы не замёрзли? Вас проводить до дому?
— Не замёрзла, не стоит переживать. Вы куда-то спешили? Я задерживаю вас?
— Нет, что вы! — он, кажется, даже возмутился. — Какие у меня могут быть дела? Куда приятнее ваше общество.
— Льстец.
— Я искренен. Знаете, батюшка хвалят меня в последнее время, говорят, я взялся за голову.
— Неужели и это результат моего «благотворного влияния»?
— И никак иначе, ваша светлость. Вы чудесным образом излечиваете людей от праздного существования и растрат. Теперь мне интереснее преумножать имущество, нежели прожигать.