Фрейлина
Шрифт:
Основные зрелищные мероприятия начнутся ближе к вечеру и проходить будут на Ольгином острове — он побольше. Там установят сцену, будет играть оркестр, выступит балет… Вспомнился «мой» романс, который так и не состоялся по какой-то причине. Не успели? Так может, сегодня?
А еще там будет иллюминация.
Ирма унесла пустую посуду. А я сидела в кресле, вытянув ноги, и ждала ее для консультации. Нужно было знать — с кем идти и как. Это было еще и небезопасно — вспомнился тот горец в чохе и его хищный взгляд. Мог и обидеться —
Заходить к Ане я не стала, оправдываться не было желания. Само как-нибудь… настроение у нее менялось часто, просто нужно дождаться очередной светлой полосы.
Мероприятие на островах не являлось официальными, это был дачный отдых с пикником и катанием на лодках, ну еще балет по случаю праздника. Присутствовали только свои, для городских эта территория была закрыта всегда. То есть, парадность одеяний предусмотрена не была, и Ирма откуда-то это знала. Она, кажется, знала все, что только можно знать.
Внесла мне легкое кисейное платье нежнейшего голубого цвета. Я уже заметила, что сочных ярких расцветок это время не признавало, только нежные, светлые, в полутонах.
Все остальное, как и положено — корсет, шесть нижних юбок, чулки и шифр на плечо. Без него меня на «дачу» не пустят.
А еще Ирма первый раз сделала мне прическу, уложив косу вокруг головы и закрепив шпильками. Закончив, шагнула назад, рассматривая… покачала головой.
— Жаль… локоны бы пустить. Но если на сладкое налетят мухи, никаким веером их не отгонишь. Илья отведет вас к месту на лошадке, Таисия Алексеевна, а там уже как скажете. Лучше пускай бы дождался вас поблизости, вздремнул где-нибудь на траве. Так оно надежнее, всегда лучше полагаться на свое.
— Лошадь? — ужаснулась я, — я… и лошадь?
— Так нужно или рано вставать, или вот как теперь… карету уже не найти.
Еще по ночному туману было понятно, что день будет жарким, так оно и оказалось. Но на этот предмет я была экипирована полностью: зонтом, веером и тонким, как паутинка, белым в голубую полоску шарфом — чтобы не обгорели плечи.
У крыльца тихо стояла невысокая темная лошадка под дамским седлом. Голова ее не была гордо поднята, как у рысака, а смирно опущена, что слегка успокоило.
А Илья оказался высоким мужиком лет пятидесяти с полуседыми, серыми по виду волосами. Бородой заросло все лицо, но видно было, что он равнял ее, держал более-менее аккуратной. Чисто одет и лицо в общем приятное, но шрам и правда… ужасный. Особенно бровь — она как бы… развалилась надвое. Такие раны обычно шьют. Но и не факт, что после врача он вообще выжил бы. Хорошо хоть глаз уцелел. Так что…
Мужчина старательно отворачивался, пряча правую сторону лица. А я понимала, что первый раз здесь чувствую себя так неловко. Трудно подбирались слова, я всеми силами избегала прямого обращения,
— Илья… а как по батюшке?
— Дак тоже Ильич, вашбродие.
— Барышня или по имени-отчеству… какое из меня вашбродие, Илья Ильич? Я же не ротный унтер.
— Как прикажете, Таисия Алексеевна, — мирно согласился он, — пожалуйте на лошадку. Седло дамское, но надежное, да и пойдем мы шагом. Я подсажу, платьишко на седалище расправьте. Помоги барышне, Ирма. Вот так, — заключил он, когда я, как перышко, взлетела в седло: — Теперь за луку держитесь, а я всегда поддержу, упасть не дам. Ну, с Богом!
И мы пошли.
Я не знаю сколько времени это продолжалось. И не то, чтобы страшно было… высоко — да. Но, оказавшись наконец на земле, я поняла, что давно так не радовалась.
А еще я поняла, что Илья сильно напрягает своим присутствием. Не как личность… но мужика затюкали до такой степени! То, как он нечаянно поднимал плечо, будто прикрываясь и им тоже, упорно отворачивался… Прятался по норам и «ходил мимо» — по словам Ирмы. Нормальным это ни разу не было. Он свое лицо прятал, а я при этом с какого-то… чувствовала вину. И промолчать не смогла, иначе просто не могла бы общаться с ним дальше.
— Илья Ильич, меня нисколько не шокирует ранение, полученное, уверена, не в фехтовальной, а в боевой стычке. Шрамы только украшают воина, и я говорю это не лицемеря. Не нужно так старательно прятаться, у вас нормальное мужское лицо.
— Как прикажете, Таисия Алексеевна.
— Я не приказываю. Но, если неловкость есть… в конце концов, Потемкин носил повязку на глазу, у нас будет на брови, остальное грамотно скрыто бородой. Я уж думала и правда тут не пойми что… Завтра сошью повязку — как делать нечего! Илья Ильич, если оставлю… тебя ждать, где ты поешь?
— Найду, барышня, голодным не останусь. Благодарствуйте. Во-он под той деревиной мы с Ладушкой вас и дождемся.
Неловко. Все это было ужасно глупо и неловко — и заставлять его ждать… голодным — я уверена. Но еще труднее было заставить себя сказать «ты» человеку, настолько старшему по возрасту.
Я проводила их с Ладушкой взглядом. Лужайки Колонистского парка возле пруда были заставлены экипажами. На траве паслись стреноженный лошади. Слуги и кучера тоже отдыхали — растянувшись на траве или собравшись группками и беседуя.
В наше время берег и Царицын остров соединял надежный мостик. Такой же, но длиннее, был протянут от Царицына к Ольгиному. Сейчас их не было, зато под островом стоял маленький паром с лавочками, а по воде сновали лодки. Мужчины сидели на веслах и катали дам с зонтиками. А ближе к тому берегу виднелась огромная посудина на несколько пассажиров. Оттуда доносились звуки музыки, играла скрипка.
Специально поставленный здесь слуга подозвал мне лодочку и помог в нее сесть.
Я попросила гребца медленно обойти Царицын по кругу.