Ган Исландец

Гюго Виктор

— Господинъ предсдатель…

Чудовище перебило и его:

— Секретарь, я Ганъ Исландецъ, не трудись обвинять меня.

Весь въ крови, онъ окинулъ свирпымъ, смлымъ взоромъ трибуналъ, стражу и толпу зрителей, и можно сказать вс эти люди вздрогнули отъ испуга при одномъ взгляд этого безоружнаго, скованнаго человка.

— Слушайте, судьи, и не ждите отъ меня длинныхъ разсужденій. Я Клипстадурскій демонъ. Моя мать — старая Исландія, островъ огнедышащихъ горъ. Нкогда она была только горою, но ее раздавилъ великанъ, который, падая съ неба, оперся рукой на ея вершину. Мн нтъ нужды разсказывать вамъ про себя; я потомокъ Ингольфа Истребителя и во мн воплотился его духъ. Я убивалъ и поджигалъ боле, чмъ вы въ свою жизнь произнесли

несправедливыхъ приговоровъ. У меня есть тайна съ канцлеромъ Алефельдомъ… Я съ удовольствіемъ выпилъ бы всю кровь, текущую въ вашихъ жилахъ. Во мн врождена ненависть къ людямъ, мое призваніе всячески вредить имъ. Полковникъ Мункгольмскихъ стрлковъ, это я извстилъ тебя о проход рудокоповъ черезъ ущелье Чернаго Столба, увренный, что ты перебьешь тамъ массу народа; это я истребилъ цлый баталіонъ твоего полка, кидая въ него обломки скалъ. Я мстилъ за моего сына… Теперь, судьи, сынъ мой умеръ и я пришелъ сюда искать смерти. Духъ Ингольфа тяготитъ меня, такъ какъ я одинъ ношу его и, не имя наслдника, мн некому передать его. Мн надола жизнь, потому что она не можетъ служить примромъ и урокомъ потомку. Довольно насытился я кровью; больше не хочу… А теперь я вашъ, вы можете пить мою кровь.

Онъ замолчалъ и вс глухо повторяли каждое изъ его страшныхъ словъ.

Епископъ сказалъ ему:

— Сынъ мой, съ какимъ намреніемъ совершилъ ты столько преступленій?

Разбойникъ захохоталъ.

— Клянусь честью, почтенный епископъ, не съ тмъ, чтобы разбогатть, какъ твой собратъ епископъ Борглумскій [24] . Не знаю, но что то тянуло меня къ преступленію.

— Богъ не всегда присутствуетъ въ служителяхъ своихъ, — отвтилъ смиренно благочестивый старецъ: — Ты хочешь оскорбить меня, я же хочу тебя защитить.

24

Нкоторые лтописцы утверждаютъ, что въ 1625 году прославился своими грабительствами епископъ Борглумскій, который, какъ говорятъ, держалъ на откупу пиратовъ, разорявшихъ берега Норвегіи.

— Напрасно тратить время. Это скажетъ теб твой другой собратъ, Скальготскій епископъ въ Исландіи. Странное дло, клянусь Ингольфомъ, два епископа заботились обо мн, одинъ при моемъ рожденіи, другой при казни… Епископъ, ты выжилъ изъ ума.

Огорченный до глубины души епископъ опустился въ кресло.

— Ну, судьи, — продолжалъ Ганъ Исландецъ: — чего же вы ждете? Если бы я былъ на вашемъ мст, а вы на моемъ, я не заставилъ бы васъ такъ долго ждать смертнаго приговора.

Судъ вышелъ изъ залы и посл короткаго совщанія, предсдатель прочелъ громко приговоръ, присуждавшій Гана Исландца къ повшенію.

— Вотъ такъ то лучше, — сказалъ разбойникъ: — канцлеръ Алефельдъ, а знаю, что за тобой водится не мало гршковъ, которые заслуживаютъ не меньшей кары. Но живи себ на здоровье, такъ какъ ты вредишь людямъ. Ну, теперь я увренъ, что не попаду въ Нистгимъ [25] .

Секретарь приказалъ страж заключить Гана въ башню Шлезвигскаго Льва, пока приготовятъ для него тюрьму въ казармахъ Мункгольмскихъ стрлковъ.

— Въ казармахъ Мункгольмскихъ стрлковъ! — радостно проворчало чудовище.

25

По народному поврію Нистгимъ былъ адъ для тхъ, кто умиралъ отъ болзни или отъ старости.

XLVI

Между тмъ до разсвта въ самый часъ, когда въ Мункгольм Орденеръ выслушивалъ свой смертный приговоръ, новый смотритель Дронтгеймскаго Спладгеста, бывшій помощникъ Бенигнуса Спіагудри, Оглипиглапъ былъ разбуженъ сильными ударами, потрясавшими входную дверь зданія. Онъ поднялся нехотя, щуря заспанные глаза,

взялъ мдный ночникъ и, проклиная сырость мертвецкой, пошелъ впустить столь ранняго постителя.

Это были рыбаки Спарбскаго озера, принесшіе на носилкахъ, покрытыхъ тростникомъ и морскими водорослями, трупъ, найденный ими въ водахъ озера. Они внесли свою ношу во внутрь мрачнаго зданія и Оглипиглапъ выдалъ имъ росписку въ принятіи тла, по которой они могли требовать вознагражденія.

Оставшись одинъ въ Спладгест, Оглипиглапъ принялся раздвать трупъ, замчательно длинный и сухой. Первое, что кинулось ему въ глаза, когда онъ распахнулъ покровъ мертвеца, былъ громадныхъ размровъ парикъ.

— Вотъ по истин странной формы парикъ, который не разъ уже попадается мн въ руки, — думалъ онъ: — Я видлъ его на какомъ то щегол француз… Да вотъ и ботфорты несчастнаго почталіона Крамнера, раздавленнаго лошадьми, и… что за чортъ?.. полный черный костюмъ профессора Сингремтакса, стараго ученаго, который не такъ давно бросился въ воду. Кто же это явился ко мн въ наряд моихъ бывшихъ знакомцевъ.

Онъ освтилъ лицо мертвеца, но безполезно; черты, сильно обезображенныя, утратили форму и цвтъ. Онъ обшарилъ карманы платья и вытащилъ нсколько старыхъ бумагъ, пропитанныхъ водою и загрязненныхъ тиной. Хорошенько вытервъ ихъ своимъ кожанымъ передникомъ, онъ прочелъ слдующія безсвязныя, полустертыя слова:

«Рудбекъ; Саксонъ Грамматикъ; Арнгримъ епископъ Голумскій — Въ Норвегіи только два графства, Ларвигъ и Ярлсбергъ, и одно баронство… — Серебряные рудники только въ Конгсберг; магнитные и азбестовые только въ Сунд-Моер; аметистовые только въ Гульдбрансгал; халцедонные, агатовые и яшмовые только на островахъ Фа-р"oрскихъ. — Въ Нукагив, во время голода, мужчины пожираютъ своихъ женъ и дтей. — Тормадусъ, Торфеусъ; Ислейфъ, епископъ Скальгольтскій, первый исландскій историкъ. — Меркурій игралъ въ шашки съ луною и выигралъ у нея семьдесятъ вторую часть дня. — Мальстромъ, пучина. — Hirundо, hirudо. — Цицеронъ, горохъ; слава. — Ученый Фродъ. — Одинъ совщался съ головой Мимера, мудрый (Магометъ и его голубь, Серторій и его лань). — Чмъ почва… тмъ мене содержитъ она гипса…»

— Не смю врить глазамъ! — вскричалъ Оглипиглапъ, выронивъ пергаментъ: — Это почеркъ моего стараго хозяина Бенигнуса Спіагудри!..

Снова осмотрвъ трупъ, онъ узналъ его длинныя руки, рдкіе волосы и остальныя примты несчастнаго.

— Да, — подумалъ онъ, качая головой: — недаромъ обвиняли его въ святотатств и колдовств. Дьяволъ утащилъ его, чтобы утопить въ Спарбскомъ озер… Вотъ превратность человческой судьбы! Кто бы могъ подумать, что докторъ Спіагудри, такъ долго принимавшій другихъ въ этой гостинниц мертвецовъ, со временемъ самъ найдетъ въ ней убжище.

Лапландскій философъ поднялъ тло, чтобы положить его на одну изъ шести гранитныхъ плитъ, какъ вдругъ примтилъ что-то тяжелое, привязанное ремнемъ къ ше злополучнаго Спіагудри.

— Должно быть камень, — пробормоталъ онъ: — съ которымъ дьяволъ спихнулъ его въ озеро.

Однако онъ ошибся. Это былъ небольшой желзный ящикъ, на которомъ Оглипиглапъ, тщательно вытеревъ его, примтилъ большую печать съ гербомъ.

— Ну, тутъ кроется какая-то чертовщина, — подумалъ онъ: — этотъ человкъ былъ святотатецъ и колдунъ. Надо снести этотъ ящикъ къ епископу, чего добраго тамъ сидитъ самъ дьяволъ.

Уложивъ трупъ въ мертвецкой, онъ отвязалъ отъ него ящикъ и поспшно пошелъ въ епископскій дворецъ, бормоча дорогою молитвы и заклинанія противъ своей страшной ноши.

XLVII

Ганъ Исландецъ и Шумахеръ встртились въ одной темниц Шлезвигскаго замка. Бывшій канцлеръ, оправданный судомъ, медленными шагами расхаживалъ по комнат, проливая горькія слезы; осужденный разбойникъ, окруженный стражей, хохоталъ въ цпяхъ.

Оба узника долго смотрли другъ на друга въ молчаніи: можно было сказать, что они узнали другъ въ друг враговъ человчества.