Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Губерман Игорь Миронович

* * *

Нравы, мода, вкус, идеи — все меняется на свете, но все так же иудеи состоят за все в ответе.

* * *

Полон гордости я, что еврей, хоть хулу изрыгает мой рот; видя ближе, люблю я сильней мой великий блудливый народ.

* * *

В истории бывают ночь, и день, и сумерки, и зори, и закаты, но длится если пасмурная

тень, то здесь уже евреи виноваты.

* * *

Наверно, это порчи знак, но знаю разумом и сердцем, что всем евреям я никак быть не могу единоверцем.

* * *

Ту тайну, что нашептывает сердце, мы разумом постичь бы не могли: еврейское умение вертеться влияет на вращение Земли.

* * *

Неожиданным открытием убиты, мы разводим в изумлении руками, ибо думали, как все антисемиты, что евреи не бывают дураками.

* * *

Мы в мире живем от начала начал, меж наций особая каста, и в мире я лучше людей не встречал и хуже встречал я не часто.

* * *

Еще я не хочу ни в ад, ни в рай, и Бога я прошу порой как друга: пугай меня, Господь, но не карай, еврей сильнее духом от испуга.

* * *

В лабиринтах, капканах и каверзах рос мой текущий сквозь вечность народ; даже нос у еврея висит, как вопрос, опрокинутый наоборот.

* * *

От ловкости еврейской не спастись: прожив на русской почве срок большой, они даже смогли обзавестись загадочной славянскою душой.

* * *

Мне приятно, что мой соплеменник при житейском раскладе поганом в хитроумии поиска денег делит первенство только с цыганом.

* * *

Напрасно я витаю в эмпиреях и столь же для химер я стар уже, но лучшее, что знаю я в евреях, — умение селиться в мираже.

* * *

Евреи уезжают налегке, кидая барахло в узлах и грудах, чтоб легче сочинялось вдалеке о брошенных дворцах и изумрудах.

* * *

Душе бывает тяжко даже бремя лишения привычной географии, а нас однажды выкинуло время — из быта, из судьбы, из биографии.

* * *

Так сюда евреи побежали, словно это умысел злодейский: в мире ни одной еще державе даром не сошел набег еврейский.

* * *

Еврею

от Бога завещано, что, душу и ум ублажая, мы любим культуру, как женщину, поэтому слаще — чужая.

* * *

Из-за гор и лесов, из-за синих морей, кроме родственных жарких приветов, непременно привозит еврею еврей миллионы полезных советов.

* * *

Еврей с отвычки быть самим собой, а душу из личины русской выпростав, кидается в израильский запой и молится с неистовостью выкрестов.

* * *

Сметливостью Господь нас не обидел, ее нам просто некуда девать, евреи даже деньги в чистом виде умеют покупать и продавать.

* * *

Я то лев, то заяц, то лисица, бродят мысли бешеной гурьбой, ибо я еврей, и согласиться мне всего трудней с самим собой.

* * *

Израиль я хвалю на всех углах, живется тут не скучно и упруго, евреи — мастера в чужих делах, а в собственных — помеха друг для друга.

* * *

Не молясь и не зная канонов, я мирской многогрешный еврей, но ушедшие шесть миллионов продолжаются жизнью моей.

* * *

Расчислив жестокого века итог, судить нас не следует строго: каков он у нас, отвернувшийся Бог, такие евреи у Бога.

* * *

Загробный быт — комфорт и чудо; когда б там было неприятно, то хоть один еврей оттуда уже сыскал бы путь обратно.

Увы, подковой счастья моего

кого-то подковали не того

Вчерашнюю отжив судьбу свою, нисколько не жалея о пропаже, сейчас перед сегодняшней стою — нелепый, как монах на женском пляже.

* * *

Декарт существовал, поскольку мыслил, умея средства к жизни добывать, а я, хотя и мыслю в этом смысле, но этим не могу существовать.

* * *

Любая система, структура, режим, любое устройство правления — по праву меня ощущают чужим за наглость необщего мнения.

* * *

Моих соседей песни будят, я свой бюджет едва крою, и пусть завистливо осудят нас те, кто сушится в раю.

* * *

Я пить могу в любом подвале, за ночью ночь могу я пить, когда б в уплату принимали мою готовность заплатить.