Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
И перед глазами замелькали картинки: отвратительные и жалкие – разные варианты собственной гибели. Он слышал свои истошные вопли, хриплые стоны, полные нестерпимой боли. Такой боли, испытывая которую, начинаешь молить о смерти.
"Здесь нет места людям! Бежать!"
И Аданэй уже собирался сделать это, но чья-то холодная рука резко и грубо толкнула его вперед. Далеко вперед. И цепенящий ужас, в последней вспышке сжав виски, тут же отступил, оставив после себя лишь мутный тошнотворный осадок.
"Шаазар", – снова подумал он. Теперь Аданэй понял: не змеи являлись главным стражем этого тайника, а лишающий воли страх. В этой реальности он вообще понимал
"Я вошел в Круг, точнее меня втолкнули. И теперь мне надо туда, дальше. Надо пройти к огню. Нет, к V?ut. Только так, на древнем наречии, следует писать и произносить это имя. Хотя писать его, наверное, вообще не следует. Как бы ни призвать в реальность".
Стоило подумать о пламени, как ноги понесли к отдаленной яркой точке, только что появившейся из ничего. Повисшее в черноте и пустоте пламя. Огонь. Под ним отсутствовала привычная земная твердь, и языки его не лизали хвороста, а в остальном – костер как костер. Но Аданэй знал – стоит подойти ближе хотя бы на шаг, и в мгновение ока он сгорит ярким всполохом, подобно былинке. Возможно, в привычной реальности это как-то отразится, и в его покоях найдут седую горстку пепла – все, что осталось от царя. А возможно, не отразится никак, и царь просто бесследно исчезнет. Ибо это – одно из рассыпанных по вселенной отражений того Изначального Огня, в котором рождались миры. Огня, в котором когда-нибудь им предстоит сгореть, вновь став частью того пламени, которое в преданиях Отерхейна приобрело вид солнечного горна Гхарта. И пусть Аданэй сейчас видел лишь далекий отблеск извечного Костра Творения, но даже этот отблеск мог испепелить вселенную дотла. А какая мощь заключалась в Пламени Истинном, к которому не смели подступиться даже Древние, он и представить не пытался.
Нет, нельзя сделать вперед и полшага. Иначе – конец. Уже и здесь Аданэй чувствовал испепеляющее огненное дыхание.
"Зачем я здесь?", – спросил он себя.
И тут пришел ответ: "Малая частица огня способна расплавить стекло и железо, обратить в ничто камень".
И снова вопрос: "Тогда каким образом забрать эту частицу? Меня испепелит".
И вслед за этой мыслью пришло ошеломляющее, почти пугающее понимание – любой червь в этом месте, столь близком к истоку сущего, подобен Богам! А значит и он, Аданэй, способен на все. Червь равен Богам, Боги – червю. Здесь нет верха и низа, силы и бессилия, нет противоположностей, здесь все – едино!
"Воистину, могущественна ты, Шаазар, если сумела закинуть меня в начало и конец всего! Да ты почти Богиня! Одного не пойму: ты могла просто перенести меня вместе с войском прямо за стены Антурина. Да ведь ты вообще одна могла бы заменить всех моих людей! Одной лишь силой мысли сокрушить крепость!"
"А что в это время делал бы ты? – рассмеялся знакомый голос. – Или, может, заменить тебя еще и в твоей постели с твоей женой? Нет уж! Я помогаю тебе, но ты и сам должен потрудиться. Кто знает, если все тебе дастся легко, не станешь ли ты меньше ненавидеть брата? Я не собираюсь рисковать", – и она снова исчезла.
"Шаазар! Постой! Как мне заполучить силу огня?!"
Ответа не последовало. Впрочем, он уже и сам все понял. Ведь здесь он подобен Богам!
Раскинув руки, Аданэй призвал пламя, впустил его, слился с ним. Огонь не обжигал, он ласкал, обволакивал, проникал внутрь, обращая кровь в самое себя. Аданэй сам превратился в это пламя. Он ощутил всепоглощающее, вечное могущество и – проснулся.
Проснулся. Поднял голову и осмотрелся. Что ж, попытка бодрствовать не удалась. И от Шаазар никаких вестей, хотя ночь уже на исходе. Какой-то сон ему снился… Странный сон. Вот только что он его помнил, а теперь забыл. И любые попытки обратиться к памяти заканчивались ничем. Какой-то костер в
Окончательно проснувшись и придя в себя, Аданэй почувствовал, как больно его жжет изнутри – это мощь частицы пламени, которую он забрал с собой. Ее хватит, чтобы сожрать камень.
"Какая странная мысль? Откуда она? Откуда я это знаю?"
"Я же говорила – ты сам все узнаешь, – рассмеялась в его мыслях Шаазар. – Но берегись, царь, не медли. Сила, которую ты несешь, способна вмиг обратить тебя в пепел. Я защищаю от нее. Пока защищаю. Но я не намерена делать это вечно. Так что используй дарованное по назначению, выпусти на свободу. Испепели врата Антурина. И помни – ты лишь хрупкий сосуд, хранящий в себе опасную мощь. И только благодаря мне этот сосуд еще цел".
III
Почти две недели, на которые Элимер решил задержаться в Антурине, пролетели быстро. По крайней мере, для них с Шейрой. Не так уж часто кхан позволял себе отдохнуть, а потому теперь, вдали от столицы, старался как можно реже вмешиваться в дела провинции. Благо, Арист крепко держал бразды правления, и кхану не приходилось волноваться.
Отправив своих Варду и Гродарона в Инзар, Элимер погрузился в непривычную, почти забытую жизнь – не правителя, а обычного человека. К счастью, все этому способствовало – покои, удаленные от центровых помещений замка, люди, многие из которых не знали кхана в лицо, а потому не обращались к нему с просьбами или жалобами. Он мог спокойно, не боясь быть узнанным, ездить по улицам и улочкам Антурина.
В замке Элимер и Шейра обычно появлялись лишь к ночи, остальное время проводя либо на городских улицах, среди древних, потускневших от времени строений, либо в задушенных зноем чахлых рощах.
Положение Шейры уже невозможно было скрыть под одеждой, и люди, видя проезжающую верхом беременную женщину, провожали ее изумленными взглядами. Элимер пытался запретить жене верховую езду, опасаясь, что этим она может навредить ребенку, но айсадку только возмутило подобное предположение.
– Жены туризасов до последнего срока не слезают с коней – и ничего. Все дети рождаются здоровыми и сильными, – возражала она.
И Элимер смирился. В конце концов, дети – это женское дело. Им, женщинам, куда виднее, угрожает ли что-нибудь ребенку в их чреве или нет.
Однако блаженное спокойствие последних дней оборвалось куда более резко и грубо, чем кхан мог себе это представить. Сначала, взмыленный, примчался один из серых, а потом – всего-то пара суток прошла – дозорные заметили подступающее к Антурину войско. Огромное войско Илирина. До сих пор оно продвигалось осторожно, перемещаясь, видимо, ночью, а днем скрываясь за высившимися вдали холмами.
"Он все же осмелился напасть, – думал Элимер о брате. – Без предупреждения, неожиданно. Такой подлости я не ожидал даже от тебя, Аданэй. Да, беда всегда приходит неожиданно".
Беда? Элимер едва не рассмеялся этой мысли. Как вообще такая нелепица могла прийти ему в голову? Нет никакой беды, есть только глупость. Глупость Аданэя, который сам шел ему в руки. Конечно, вражеское войско в разы превосходило количество защитников. Но твердыня охранялась чародейством и не нуждалась в большом их количестве. Элимер, не теряя ни секунды, отправил гонцов в столицу и в ближайшие к Антурину города, так что совсем скоро оттуда выйдут этельды Отерхейна и двинутся к провинции. До их прихода оборону удастся держать без труда. А потом, соединившись, войско Отерхейна выйдет из ворот навстречу уже потрепанным илиринцам. И те отправятся рассказывать о своих подвигах праотцам. И, кто знает, может их царь, растерявший остатки разума, последует за ними.