Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
Вот группа воинов затащила в пустующий дом двух отбивающихся девчонок.
И страх, и кровь, и смерть, и пламя плясали на улицах Антурина всю ночь. И старики вспоминали слова тех, кто утверждал, будто над городом до сих пор веет проклятие древних гробниц.
IV
С утра кое-где на улицах еще продолжались стычки, но исход битвы был ясен уже с ночи. Теперь защитники сражались не для того, чтобы защитить город, а для того, чтобы покинуть его. Илиринцы прекрасно это понимали, а потому чувствовали себя
"Не такими уж неприступными оказались твои стены, Антурин – рассуждал Аданэй сам с собою, поднимаясь по ступеням захваченного замка. – Конечно, только благодаря Шаазар и этому огню, иначе бы…"
Однако он решил не продолжать эту мысль, споткнувшись на неожиданном и неприятном прозрении: да ведь он вообще почти ничего не сделал сам. Он получил все, что хотел, лишь благодаря кому-то другому! Осознание этого больно ударило по самолюбию. И почему такая мысль пришла в голову именно сейчас, когда он должен ликовать, ведь он победителем въезжал в замок Антурина?! Гнать прочь эти сомнения! Пусть он остался жив лишь благодаря Гилларе и Ниррасу, пусть попал в Эртину благодаря им же, пусть ему пришлось воспользоваться доверием Вильдерина – как же ты сейчас, бывший друг? – и любовью Лиммены. И пусть это Шаазар помогла пройти ему Тропою Смерти, а сейчас лишь с ее помощью он сокрушил часть великой стены. Пусть их много было, готовых помочь. Но ведь существовала какая-то причина, по которой они захотели это сделать? И если у людей (и нелюдей) возникло желание или потребность помочь ему, то это его заслуга!
"Да, моя заслуга", – ответил Аданэй сам себе и, уже вполне довольный, ступил в захваченный замок павшей провинции.
В этот раз Отерхейну пришлось отступить, но Аданэй не питал иллюзий, он знал: империя отступилась, но непременно попытается вернуть Антурин. И вернет. То, что от него останется. А к тому времени илиринское войско уже покинет город-бывшую-крепость, предварительно разграбив и опустошив его. И Элимеру придется проглотить это оскорбление. Ведь прежде, чем собирать силы и мстить Илирину настоящей войной, ему придется восстановить провинцию, отстроить заново дома и стены, успокоить народ. Илирин получит столь необходимую отсрочку, а уж Аданэй постарается выжать из нее все, что можно.
Сейчас брат, скорее всего, вывел остатки своих отрядов за пределы Антурина. По крайней мере, это единственное разумное, что он мог сделать. Слишком мало воинов защищало твердыню, слишком сильно люди надеялись на ее незыблемость.
"Элимер, конечно, всегда бредил доблестными схватками и героическими смертями, – думал Аданэй, – но в этом случае даже у него должно хватить ума, чтобы скрыться и ждать свое войско, которое, скорее всего, уже движется сюда. И вот потом уже он попытается отвоевать Антурин. Нужно убраться до того, как его войска окажутся здесь".
Аданэй был уверен, что в захваченном городе не обнаружит брата, тем более плененного: это было бы слишком прекрасно, а потому – невозможно.
Зато тут он встретил кое-кого другого. Ее привели воины, когда она пыталась выскользнуть из замка. Им даже удалось не причинить ей вреда. Потрясающе! Интересно, и как это Элимер оставил здесь свое сокровище? Понадеялся на несокрушимость Антурина, уверовал, что замку, расположенному в самом сердце города, ничто не угрожает?
–
Она промолчала, смотря сквозь него.
"Знаменитое дикарское молчание", – решил Аданэй, не подозревая, что Элимер подумал то же самое, когда впервые пытался говорить с айсадкой.
– Можешь не отвечать. У нас впереди еще много времени для бесед. Уводите!
***
Элимер окинул взглядом разгоревшийся на улицах Антурина бой и принял единственно верное в этой ситуации решение.
– Отступаем! К западным воротам! – крикнул он, стараясь перекрыть шум боя. Приказ передали дальше, так что услышали его все и охотно подчинились: бесцельно погибать в безнадежной битве никому не хотелось. Отойти удалось без труда – илиринцы, уверовав в победу, даже не стали их преследовать. Вместо этого занялись разграблением домов и бессмысленной резней населения.
"Вы еще ответите за это!" – еле сдерживая готовую прорваться ярость, думал Элимер. Но он – кхан, и допустить вторую ошибку, отправляя людей на смерть в заведомо проигранном бою, не имел права. Он и так уже поплатился за ошибку первую – недооценил врага, не предположил даже, что не глупость двигала Аданэем. И теперь из-за этой недальновидности гибли его люди. Из-за этого Шейра осталась в замке, захваченном илиринцами. Несколько раз порывался Элимер отдать приказ о наступлении, чтобы попытаться отбить ее у противников. Но всякий раз волей разума удерживал себя от нелепого поступка, который грозил бы смертью и ему, и Шейре, и всем воинам. Сейчас с ней ничего не случится, напротив, Аданэй станет оберегать ее как самого себя, ведь где еще он возьмет столь ценного заложника? А вот если кхан погибнет, тогда Шейра и еще не рожденный наследник станут помехой, и от них немедленно избавятся. Так что жизнь Элимера – это залог жизни жены и сына. А значит, ошибок больше допускать нельзя.
– Уходим! Быстрее! – крикнул кхан еще раз, когда с несколькими этельдами подошел к западному выходу и увидел несущийся на них отряд илиринцев. Пятеро воинов тут же бросились открывать тяжелые ворота, однако короткого промедления хватило, чтобы у выхода завязалась схватка. Благо, вражеский отряд оказался невелик, и людей насчитывал даже меньше, чем в поредевших этельдах. Остальные противники, видимо, чересчур увлеклись бесчинствами, чтобы заметить невыгодное положение соратников и поспеть на подмогу. А нападавшие бросились на этельды в горячечном пылу недавней победы, когда возникает иллюзия неуязвимости. Но только иллюзия.
Развернувшись к неприятелю, воины кхана бросились вперед. Элимер наконец получил возможность излить ярость. Каждый раз, когда меч его вонзался во вражескую плоть, издавая влажный, чавкающий звук, внутри кхана вскипала злобная радость. Пусть они проиграли бой за Антурин, но уж этот самоуверенный отряд уничтожат подчистую.
Рядом с кханом бился Видольд. И даже в полутьме и суматохе схватки Элимер заметил, как ловко бывший разбойник орудовал мечом. Падали, словно скошенная трава те, кто имел несчастье оказаться в непосредственной близости от смертоносного клинка телохранителя. И где полудикий горец овладел искусством убийства в таком совершенстве? Мысль промелькнула, а дальше он опять погрузился в багровую пучину стычки.