HistoriCity. Городские исследования и история современности
Шрифт:
При том что удовольствие, описываемое Листером, существенно отличается, оно вписывается в оппозицию, выстраиваемую Бойлем. Пересказывая анекдот о герцоге Мазарене вместо того, чтобы описывать прекрасные творения античных скульпторов, он иронизирует в том числе и над тем, что от путешественника ожидались вполне определенные интеллектуальные и эмоциональные реакции: он должен был восхищаться тем, что считалось достойным восхищения. Париж перестраивался именно с этой целью – вызвать восторг и удивление, и путеводитель Бриса подробно характеризовал все, что должно было пленять путешественников. В этом отношении автор «Путешествия в Париж», как и Бойль, чувству восхищения, возникающему при поверхностном разглядывании того, что очевидно привлекает внимание, противопоставляет научное удовольствие, которое связано с исследованием, пониманием и проникновением вглубь вещей. Ирония в значительной мере помогает показать читателю Париж не таким, каким его хотят представить французский король и его помощники, наполняющие город поразительными зданиями, статуями и парками, или путеводитель Бриса, четко направляющий взгляд читателя от одной диковинки к другой, то есть не смотреть через очередные очки. Она оказывается одним из инструментов, позволяющих не увлекаться очевидным и проникать за выставляемый напоказ фасад города, и напрямую связана с независимостью собственных наблюдений очевидца. По этой причине, несмотря на кажущуюся легкомысленность текста, которая даже послужила поводом для сатиры 315 , он получил очень высокую оценку у коллег Листера. Она была обусловлена
315
Буквально через несколько месяцев было опубликовано сатирическое сочинение под названием «Путешествие в Лондон в 1698 году, [написанное] согласно хитроумному методу, использованному д-ром Мартином Листером в том же году. Изначально написано по-французски господином Сорбьером и недавно переведено на английский». [King W.] A Journey to London in 1698. After the ingenious method of that made by Dr. M. Lyster to Paris in the same year, etc. Written originally in French by Monsieur Sorbiere, and newly translated into English. London: A. Baldwin, 1698.
316
Charlett A. Letter to Martin Lister, 21.11.1698 // Bodleian Library, University of Oxford. MS Lister 3 fol. 70. Электронная копия письма доступна на портале Early Modern Letters Online. https://emlo-edit.bodleian.ox.ac.uk/culturesofknowledge/images/lister/bodleian/lister/bwx0078.jpg.
Удовольствие от «доступа к людям и вещам» в контексте культуры любопытства раннего Нового времени ассоциировалось в первую очередь с практиками собирания и посещения коллекций. И не случайно исследователи говорят о том, что идея коллекционирования имела отношение не только к физическому собиранию артефактов и природных объектов, но и к приобретению разнообразных опытов. Когда Вальтер Беньямин описывал фигуру коллекционера, какой она представала в XIX столетии, он обращал внимание на страсть собирателя, для которого любая коллекция представляет собой прежде всего массив воспоминаний, подлежащий выстраиванию в определенной логике, которой должны подчиняться все элементы коллекции: «Это или иное упорядоченное расположение материала – всего лишь плотина на пути бурного потока воспоминаний, накатывающего на любого коллекционера, который говорит о том, что ему близко. Ведь любая страсть граничит с хаосом, а страсть коллекционирования – с хаосом воспоминаний» 317 . В этом отношении коллекционер Беньямина родственен и вместе с тем отличен от фланера – и тот и другой имеет отношение к определенной форме обладания миром (и, соответственно, дистанцирования от мира): для коллекционера свойственно тактильное, для фланера – оптическое (с возвышением фигуры фланера Беньямин связывал триумф оптического восприятия мира).
317
Беньямин В. Я распаковываю свою библиотеку. Речь о коллекционировании // Беньямин В. О коллекционерах и коллекционировании. М.: V-A-C press, 2018. С. 9.
На первый взгляд, Листер предстает типичным фланером, бесцельно бродящим по городу, не имея никакой иной цели, кроме собственного удовольствия, и с усмешкой взирающим на окружающее его пространство. Возможно, в этом он действительно предвосхищает образ фланера, который прогуливается в свое удовольствие и «игриво посмеивается» над увиденным 318 . Однако, хотя Листер и заявляет читателю, что бесцельно исходил Париж вдоль и поперек, в его описании мы не увидим ни взгляда фланера – исследователя городской жизни, ни взгляда путешественника, в равной мере подчиненных топографическим особенностям городского пространства. Он не дает нам никакой информации о том, в какой последовательности обходит городские достопримечательности. Описываемые им места почти всегда соседствуют только в пространстве текста, но не в пространстве города. Это также свидетельствует о стремлении Листера отстраниться от объекта своего изучения, не позволить городу диктовать, что и как должен в нем увидеть наблюдатель. Свои прогулки он представляет как своеобразное интеллектуальное переупорядочивание городского пространства. Листер описывает город как состоящий из разрозненных и разнообразных объектов, поддающихся определенной классификации и сопряжению в пространстве текста:
318
Baumann Z. From Pilgrim to Tourist – or a Short History of Identity. P. 27.
Пускаясь в более подробное описание этого великого города, я полагаю, не будет ошибкой начать с улиц и публичных мест и того, что можно там увидеть, затем рассказать о примечательных строениях и о тех удивительных природных и человеческих творениях, а также людях и библиотеках, которые я повидал; вслед за этим – о питании и отдыхе, потом о садах, их устройстве и украшении; о воздухе и здоровье. Мы завершим все это современным состоянием медицины и фармацевтики 319 .
319
Lister M. A Journey to Paris in the Year 1698. P. 11.
Однако это переупорядочивание отстоит и от более ранней традиции ars apodemica, связанной со стремлением систематизировать накопленный корпус знаний 320 . Классификация Листера не является ни формальной, ни универсальной. Автор выстраивает собственные интеллектуальные связи между объектами, нередко отказываясь от логики функциональных или иных их признаков в пользу встроенности этих объектов в свои размышления. Взятый им за основу порядок описания, связанный с классифицированием увиденного, формирует особый воображаемый маршрут путешествия по городу: «Теперь самое время оставить частные резиденции и посетить публичные библиотеки…» 321 Однако и он нередко нарушается ради тех или иных рассуждений: «Я должен был бы просить разрешения далее отправиться во дворцы и к ученым и светским людям, но сначала я должен заметить, что…» 322
320
Лазарев А. В. Париж иностранцев эпохи ars apodemica (1570–1640 гг.). С. 162.
321
Lister M. A Journey to Paris in the Year 1698. P. 100.
322
Ibid. P. 29. Эта фраза представляет собой связку между рассказом о конной статуе Людовика XIV и описанием дворца Мазарини, о которых речь шла выше.
Впечатления от Парижа (даже городской жизни, которая впоследствии и будет преимущественно интересовать фланера) предстает коллекцией интересных ему объектов, подлежащих присвоению и переупорядочиванию в соответствии с интересами и целями ее владельца. Листер, не собирая никаких физических раритетов,
323
Martin D. L. Curious Visions of Modernity: Enchantment, Magic, and the Sacred. Cambridge, London: MIT Press, 2011. P. 3.
Эта оптика взгляда может быть рассмотрена как авторская стратегия, свойственная не только литературным «кабинетам редкостей», но и многим другим воображаемым коллекциям Нового времени, в которых конструируемое в тексте единство собирается из разнообразных разрозненных частей, а затем представляется взгляду заинтересованного посетителя 324 . Как отмечал Нил Кенни, в рамках литературы о путешествиях коллекционирование нередко служило метафорой собирания полезных, но разрозненных знаний и опытов 325 . Листер не отсылает нас напрямую к культуре коллекционирования, как многие другие авторы, но смотрит на Париж взглядом коллекционера, и город в его тексте предстает своеобразной коллекцией всякой всячины, вызывающей любопытство и дающей пищу для размышлений.
324
К примеру, Мэрджори Суанн в своем исследовании о связи между практиками коллекционирования и создания текстов анализирует две авторские стратегии – в книгах Бена Джонсона и Роберта Херрика: Джонсон «становится собирателем собственных сочинений, изымая их из прежних контекстов потребительской ценности и реконтекстуализируя в рамках печатной книги», тогда как Херрик создает текст как «каталог своих жизненных опытов». Swann M. Curiosities and Texts: The Culture of Collecting in Early Modern England. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2001. P. 149–150.
325
Kenny N. The Metaphorical Collecting of Curiosities: France and Germany. P. 48.
Он выделяет в окружающем его пространстве как отдельные объекты, или, как бы мы сейчас сказали, конструирует их, в силу чего в качестве таковых предстают как «реальные» физические тела, так и то, что к концу XVII в. уже считалось сугубо мыслительными категориями. Эта разделенность города на отдельные объекты самого разного типа находит отражение в структуре текста: маргиналии отражают названия каждого из них и, соответственно, их порядок 326 . Из всего многообразия увиденного Листер выбирает наиболее достойное (интересное и необычное с точки зрения стороннего наблюдателя), помещает в свою коллекцию и создает из этого хаоса разнообразия собственный порядок. Например, описание улиц, с которого он начинает детальный рассказ о городе, состоит из характеристик отдельных несопоставимых объектов (но при этом явно не всех), совокупность которых характеризует ту часть современного ему Парижа, которая находилась под открытым небом: кареты, места для прогулок и отдыха, епископы, аббаты, вывески, гостиницы и особняки, речные суда, юристы, монахи, выкрики торговцев, освещение, чистота улиц, конные статуи.
326
Нельзя не вспомнить, что изучение мира через категорию «жизни», которое будет характерно в том числе и для фланера, согласно Мишелю Фуко, возникает лишь к концу следующего столетия.
Этот специфический взгляд находит отражение в письме одного из французских коллекционеров, который от имени своего отца благодарит Листера за то, что тот оказал честь, «найдя для него место в составленных […] заметках о Париже» 327 . Честь быть отобранным и определенным на конкретное место тоже имеет непосредственное отношение к природе коллекций кунсткамер: формируя образ мира, они были призваны не воссоздать его, но отразить присущие ему характеристики и в первую очередь – его многообразие. Посему создание кабинета редкостей даже в большей степени, чем других коллекций, было связано с выбором, зависящим от статуса того или иного объекта в глазах коллекционера, определяемого самыми разными факторами – интересами и возможностями собирателя, уникальностью или репрезентативностью того или иного объекта и т. п. При всем стремлении подчеркнуть свойственное миру многообразие коллекционер никогда не мог сделать этого в полной мере. Любая коллекция всегда остается неполной и может не включать в себя не только те предметы, которые представляются незначительными, но и те, ценность которых всеми признана. Нил Кенни называет это характерной чертой субъектно-ориентированного любопытства, ассоциируемого с коллекционированием. Сторонники этого типа знания говорили об избирательности, связанной с желанием и интересом, противники – о его фрагментарности 328 .
327
Geoffroy E. F. Letter to Martin Lister, 21.12.1698 // Bodleian Library, University of Oxford. MS Lister 2, 058-059. Электронная копия письма доступна на портале Early Modern Letters Online.«…l’honneur que vous luy aves fait de luy avoir donne place dans les remarques que vous aves faites a Paris».
328
Kenny N. The Metaphorical Collecting of Curiosities: France and Germany. P. 50.
Листер на протяжении своего повествования не раз обращает внимание читателя на то, что он не имел ни желания, ни возможностей осмотреть и описать все достойное внимания, но уделил его лишь некоторым зданиям, садам, книгам, людям и т. п. Как и экспонаты любой другой коллекции, каждый из них уникален и неповторим и в то же время репрезентативен (все сады отличаются друг от друга, но достаточно осмотреть несколько из них, чтобы составить суждение о садах Парижа). Как правило, его выбор становится понятен из самого описания, поскольку в характеристиках часто встречаются превосходные степени – самый величественный, наиболее редкий, прекраснейший и т. п., хотя также нередко он просто обозначает, что видел лишь то-то и то-то, как в случае с Термами Клюни 329 – единственным римским памятником в Париже, до которого он добрался. Как и любой коллекционер, желая иметь лучшее, он при случае готов удовлетвориться тем, что может заполучить в данный момент. Эта подчеркнутая избирательность резко контрастирует с существовавшей традицией печатных текстов с описанием Парижа и других европейских городов, которую Листер отметил в обращении к читателю и в рамках которой авторы стремились дать наиболее полную картину города (а если уж и приходилось делать выбор ввиду краткости текста или пребывания в городе, он должен был быть обусловлен признанной иерархией объектов, а не тем, какой из них оказался интересен или доступен вниманию). Не случайно полное название английского перевода путеводителя Бриса было призвано привлечь читателя именно этой полнотой: «Новое описание Парижа, содержащее подробный обзор всех церквей, дворцов, монастырей, колледжей, больниц, библиотек, кабинетов редкостей, ученых академий, картин, медалей, статуй и прочих скульптур, монументов и публичных надписей со всем, что есть примечательного в этом великом и знаменитом городе».
329
Руины галло-римских терм в Латинском квартале Парижа.