HistoriCity. Городские исследования и история современности

Левинсон Кирилл А.

Однако куда больше, чем детали повседневного быта, особенности конкретных профессоров или специфика организации университетских учреждений, Ребмана занимают отношения между различными социальными группами, прежде всего – между студентами и профессорами, с одной стороны, и студентами и горожанами, с другой. При этом ключевую роль в образе города играют два мотива – социально-критический и морально-назидательный. В первом случае город предстает как пространство социальных контрастов и конфликтов, в которых молодому человеку необходимо уметь ориентироваться, а во втором – как пространство возможностей, имеющих морально амбивалентный характер, то есть как совокупность шансов и соблазнов, которые читатель должен уметь правильно оценить на основе ясных моральных суждений.

В публицистическом нарративе автор выступает в роли незаинтересованного судьи, равно критически оценивающего различные стороны конфликтов. Так, седьмое письмо, посвященное «тону общения между профессорами и студентами», наряду с характеристиками особенностей учебного расписания и организации занятий, содержит обширные пассажи, обличающие сословную дискриминацию профессорами студентов недворянского происхождения:

«Ибо так как большая часть здешних студентов состоит из сыновей местных бедняков, и власть даже самого незначительного аристократа в здешней земле исключительно велика, то Вы можете легко понять, насколько Эрланген в этом отношении отличается от прочих академий, где студент-дворянин не пользуется ни малейшим преимуществом перед студентом-бюргером…» 378 Не менее критически смотрит Ребман и на отношения между студенчеством и городским населением, причем мишенью для его сатирических стрел становятся в равной мере как сами студенты, так и городская администрация, стремящаяся ограничить их права в интересах горожан:

378

Ibid. S. 59–60. В книге приводятся подробные описания ряда конкретных эпизодов такой дискриминации, цитировать которые здесь не представляется возможным ввиду их пространности.

Еще без малого шесть лет назад здешняя академия была куда более посещаемой, нежели ныне, и так называемую академическую свободу – самое смешное, что только есть на Божьей земле, – здесь можно было видеть в самой полной мере. Студент мог напиваться, шуметь, всякий маменькин сынок мог по своей прихоти оскорблять, драться, и что там еще относится к этому классу развлечений, и делать это так много и так часто, как ему было угодно. […] Столкновение, произошедшее у здешних студентов с военными, дало первый повод к ограничению, превратившему студента в самого несвободного человека на Божьей земле. Для меня незабвенны мудрые слова доброго Александра: «Я бы охотнее предпочел иметь в Эрлангене немного воспитанных студентов, чем много невоспитанных». По этой причине он издал законы, которые должны были вернуть студентов в соответствующие границы и именно поэтому должны были быть строгими. […] Тут кинулись из одной крайности в другую. Если прежде студент мог всю ночь болтаться по кабакам и своим неразумным криком тревожить сон всякого горожанина, то теперь ровно в половине одиннадцатого, а часто и раньше, без всякого предупреждения, не обращая внимания на то, не мог ли он просто на мгновение забыться, его хватали и волокли на гауптвахту или в карцер. Та же участь ждала его при одном только слове, слишком громко произнесенном на улице. […] Ему было отказано даже в невинном удовольствии, находясь у себя в комнате, затянуть вместе с несколькими добрыми друзьями застольную песню или поиграть на музыкальном инструменте 379 .

379

[Rebmann J. A. G.] Briefe uber Erlangen. Bd. 1. S. 61–63.

В восьмом письме, посвященном академическим законам и академической полиции, просвещенной критике тоже подвергаются в равной мере и чрезмерная строгость полицейских правил, и те распространенные в среде студентов и расцениваемые как угроза общественному порядку обычаи, против которых эти полицейские меры направлены (в частности, практика дуэлей) 380 .

Напротив, морально-назидательный нарратив строится как наставление старшего, обремененного жизненным опытом (имплицитный автор «Писем…» явно старше 25-летнего Ребмана), юному неискушенному новичку. При этом все коммуникативное пространство за пределами собственно университетских институций описывается как своего рода «приготовительная школа» жизни. Именно этот воспитательный интерес, наряду с интересом социологическим, побуждает Ребмана уделить большое место общественным увеселениям, которым посвящено девятое письмо:

380

См.: Ibid. S. 68–69.

Вы простите мне, что я говорю в этих письмах и о развлечениях эрлангенцев, тем более что именно таким образом можно лучше всего узнать дух какой-либо нации, а значит, и дух жителей какого-либо города. В университетском же городе этот предмет тем интереснее, так как здесь находится множество молодых людей, которые почти все свое время проводят в погоне за радостями и в отношении которых вовсе не безразлично, есть ли у них возможность приобщиться к удовольствиям более уточненным и благородным, или же нет, так как в последнем случае они часто подвергаются искушению предаться удовольствиям диким и неистовым, за которые потом зачастую расплачиваются в течение многих лет. Я должен откровенно признать, что в этом отношении Эрланген имеет много преимуществ перед другими академиями. Богатый и состоятельный студент имеет здесь достаточно возможностей развлечься за свои деньги, и имел бы их еще больше, если бы царящая здесь провинциальная косность не отравляла некоторые удовольствия 381 .

381

Ibid. S. 76.

Примечательно, что на первое место, как наиболее необходимые, Ребман ставит «удовольствия прекрасной природы» 382 и дает эмоциональные описания наиболее красивых ландшафтов за пределами города (в частности, уже упоминавшихся окрестностей Радсберга 383 ,

а также пещер близ Мюггендорфа 384 ), явно ориентированные на эстетику английского ландшафтного парка. В сравнении с ними городской регулярный парк предстает даже внешне малопривлекательным, а его эстетическая ущербность усугубляется также и опасностью столкновения с морально сомнительными ситуациями:

382

Ibid. S. 77.

383

Ibid. S. 78–79.

384

Ibid. S. 158–171.

В самом Эрлангене каждому открыт для прогулок придворный сад. Он довольно велик и разбит во французском стиле. Теперь с ним произвели странное преобразование, так что отдельные части его без изменения общего плана превращены в небольшие так называемые английские лабиринты, чьи дорожки, однако, так тесно расположены на небольшом пространстве, что приходится двигаться по змеиным извивам и подвергаться опасности головокружения. […] Впрочем, женский пол высшего и среднего сословия, похоже, не питает никакой склонности к прогулкам, и прекрасный обширный сад очень редко им посещается, во всяком случае, он пустеет, как только начинает темнеть, и тогда прекрасный променад превращается в место скопления продажных женщин, а прогуливающийся всякое мгновение рискует наткнуться на не слишком деликатную группу о четырех ногах – неприятность, которой, конечно, следует избегать 385 .

385

[Rebmann J. A. G.] Briefe uber Erlangen. Bd. 1. S. 80–81.

В пределах городского пространства важную роль играют прежде всего различные места собраний, предоставляющие возможности для общественных развлечений. Описывая соответствующие локусы – городской клуб 386 , бальный Редутный зал 387 , концертный зал общества «Гармония» 388 , городской театр 389 , – автор постоянно обращает внимание адресата прежде всего на представляемые ими возможности для светского общения и приумножения социального капитала посредством знакомств, тогда как эстетическая составляющая и здесь оценивается невысоко. Например, о клубе говорится: «Приезжий может здесь в течение одного дня познакомиться с уважаемыми людьми со всех концов Эрлангена, и каждому студенту можно посоветовать попытаться стать членом этого клуба, тем более что взносы совсем невелики, и от него одного зависит пользоваться этим развлечением так экономно, как ему угодно» 390 .

386

Ibid. S. 81–84.

387

Ibid. S. 84–85.

388

Ibid. S. 85–86.

389

Ibid. S. 86–91.

390

Ibid. S. 83–84.

Однако наиболее яркое выражение морально-назидательный аспект сочинения Ребмана получает в письмах, где освещаются две стороны частной жизни горожан, таящие наибольшую опасность для молодого студента, – эротически-матримониальный и финансовый. Десятое письмо целиком посвящено описанию предоставляемых Эрлангеном возможностей для флирта 391 , причем автор постоянно балансирует между сентименталистской фривольностью в духе прозы Стерна и назидательностью в духе протестантской воспитательной литературы для юношества. С одной стороны, в эстетическом плане именно облик и манеры эрлангенских девиц принадлежат к числу важнейших черт, положительно характеризующих образ города; с другой стороны, в нравственном отношении они скорее служат предметом негативной оценки:

391

Заголовок письма кокетливо обозначает пикантную тему двумя французскими словами: Galanterie und Paillardise, то есть «любовные приключения и распутство».

Эрлангенские девицы весьма хороши собою и изящны, и, что меня всегда удивляло, даже девицы низших сословий здесь куда начитаннее и образованнее, нежели их сестры в Гёттингене и Йене. И хотя в целом я не присудил бы им первенство по красоте в такой же мере, как обитательницам Бамберга или Нюрнберга, все же нужно быть, право, весьма привередливым, чтобы не найти в Эрлангене хоть нескольких девиц, которые бы понравились. Но ах! сколь мало встретишь между ними неиспорченных детей природы! […] Здесь, едва только девица вступит в пору цветения, вокруг нее начинают виться сотни мотыльков, она из сотен уст не слышит ничего, кроме похвал своей красоте, читает чувствительные романы, а вскоре и сама начинает их разыгрывать. Тогда прощай, добродетель и невинность, и добрая девица становится по меньшей мере кокеткой 392 .

392

[Rebmann J. A. G.] Briefe uber Erlangen. Bd. 1. S. 97.