Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг

Стегний Петр Владимирович

Однако многочисленные амурные истории великого князя были окрашены некоей

ребячливостью, незрелостью ума и натуры. На протяжении нескольких лет он

афишировал страсть к Екатерине Ивановне Нелидовой, фрейлине великой княгини Марии

Федоровны. Нелидова была немолода —тридцати семи лет, нехороша собой, petite

monstre258, как называла ее Екатерина. Маленькая, сухая, излишне смуглая, она походила

на неуклюжего галчонка с задатками мадам де Ментенон. Тем не мнее остроумная

и

блестящая causer’ка259, легкая в обращении, к тому же воспитанная в Смольном институте,

она обладала способностью очаровывать.

В обществе Нелидовой Павел преображался, становясь галантно-вежливым и

непринужденно-веселым. На балах в Павловске и Гатчине свой любимый танец — менуэт

— он танцевал только с ней — оба были превосходными танцорами. Зная, что перед

свиданиями с Нелидовой он становился мягким как воск и охотно расточал милости

направо и налево, этими не слишком частыми минутами просветления великого князя

многие пользовались.

Впрочем, ряд персонажей из ближнего круга Павла и первый из них — Кутайсов,

научились гораздо более действенно пользоваться посещавшими его периодами затмения.

Гейлинг, остроумный летописец будней гатчинского двора, следующим образом

реконструировал сложный механизм, приводивший в действие потаенные пружины этого

причудливого мирка. «Орудием, которым агитаторы всегда пользуются столь же ловко, как

и успешно, всегда служили дураки, — вполне справедливо замечает он в своих

воспоминаниях. — Для привлечения их на свою сторону агитаторы начинают с того, что

сверх меры превозносят их честность; дураки хотя внутренне и удивляются этим

незаслуженным похвалам, но так как они льстят их тщеславию, то они беззаветно

отдаются в руки коварных льстецов. Таким-то порядком произошло и то, что Кутайсов

вдруг оказался образцом преданности своему государю, стали приводить примеры его

бескорыстия; стали даже приписывать ему известную тонкость ума и выражать

притворное удивление, как это государь не сделает чего-нибудь побольше для такого

редкого любимца. Кутайсов, в конце концов, сам начал верить, что его приятели правы».

Подобно Яго, Иван Павлович, поощряемый гатчинским обществом, сделался

наперсником в сердечных делах великого князя. Стремясь усилить свое влияние, он не

остановился даже перед тем, чтобы поссорить Павла с супругой. Как-то утром, заботливо

258 Маленькое чудовище (фр.).

259 Говорунья (фр.).

поправляя парик у сидевшего под пудромантелем Павла Петровича, сказал невнятно,

будто ни к кому не адресуясь, что великая княгиня позволяет

себе без должного уважения

отзываться о Нелидовой. Мария Федоровна, женщина строгих правил и немецкого

воспитания, к тому же преданная мужу безоглядно, до полного самоотречения,

действительно восприняла появление Нелидовой около своего мужа как тяжелую,

незаслуженную обиду и на первых порах не могла скрывать обуревавших ее чувств.

Павел вспылил. Своеволие даже со стороны жены делало его невменяемым.

Вопреки законам логики и морали, он не только сам прекратил общение с нею, но и

потребовал того же от своих сотрудников. Возле Марии Федоровны остались только

самые близкие — Плещеев, Лафермьер, чета Бенкендорфов.

К чести великой княгини надо сказать, что она, в конце концов, сумела справиться с

семейными неурядицами. Вполне достойно вела себя и Нелидова, сделавшая первый шаг

навстречу Марии Федоровне. Женщины объяснились, поплакали — и договорились о том,

чтобы вместе «помогать великому князю, вопреки ему самому». В сентябре 1793 года

Нелидова с разрешения Екатерины удалилась в Смольный монастырь, но жизнь

продолжала вести вполне светскую. Вместе с Марией Федоровной, ставшей ее близкой

подругой, они стремились, как могли, смягчить необузданную натуру Павла Петровича,

удерживать его от новых безумств.

Впрочем, со временем размолвки с мужем великая княгиня еще не раз имела

случай убедиться в том, что даже с помощью Нелидовой она не может оградить Павла от

дурного влияния Кутайсова. Возможно, поэтому она ни словом не обмолвилась о

признании Александра, посвятившего ее в тайну предложения, сделанного ему бабушкой.

Мария Федоровна полагала, и не без оснований, что в сложившихся обстоятельства только

сама она в состоянии понять и защитить мужа.

2

Были, однако, в гатчинской жизни и другие, светлые стороны. Готовясь стать

государем «одинаково добрым и справедливым» для всех своих подданных, Павел

заботился о гатчинских обывателях и крестьянах близлежащих сел. Среди бумаг,

оставленных им Марии Федоровне перед отъездом на шведскую войну, был и Наказ об

управлении государством, в котором имелись и следующие знаменательные строки:

«Крестьянство содержит собой все прочие части своими трудами, следственно, особого

уважения достойно»…

Свое гатчинское хозяйство Павел вел таким образом, будто хотел дать пример

дворянам всей империи, как следовало заботиться о благе своих крепостных. Крестьяне

«гатчинского помещика» были переведены на оброк, тем из них, кто исправно работал,