Империя проклятых
Шрифт:
Боже, как она ненавидела огонь.
– Габриэль, – прошептала она.
Под бдительным оком капитана последний угодник-среброносец сделал шаг вперед, к кромке воды, царапая посеребренными каблуками холодный камень. Она видела, что под глазами у него залегли тени от бессонных ночей, заметила усталость в развороте плеч, два шрама в форме слез, катившихся по щеке. Но одежда у него была безупречно чистой, подбородок гладко выбрит, а глаза красные от курения трубки. Для пленника он выглядел вполне прилично, учитывая все неприятности, которые доставлял своим тюремщикам.
Габриэль посмотрел
– Подземная река. Очень умно.
– Я обязательно сообщу моей императрице о вашем одобрении, – ответил Жан-Франсуа.
Взгляд темно-серых глаз обрушился на нее, словно удар молота, а руки сжались в кулаки.
– Привет, предательница, – прорычал он.
– Привет, трус, – выплюнула она.
– Вижу, они держат тебя внизу, – сказал он, обводя взглядом камеру. – Поближе к тому месту, где ты в конце концов сгоришь.
Селин вскочила на ноги с горящими глазами.
– Там мы с тобой и увидимся, ублюдок.
– Дети, пожалуйста. – Маркиз закатил глаза. – Я привел славного шевалье сюда, вниз, вовсе не для того чтобы вы могли обменяться оскорблениями.
– Тогда зачем ты его привел? – спросила Селин.
Жан-Франсуа повертел перо в бледных пальцах.
– Как я уже говорил вам, мадемуазель, мне хотелось бы оказаться в своей постели до восхода солнца. Мы подходим к самому острию нашего клинка повествования. И поскольку вы оба присутствовали во время битвы при Мэргенне, я подумал, что будет благоразумнее рассказывать о ней вдвоем. Это избавит меня от последующей необходимости определять, что из ваших утверждений правда, а что ложь, если они будут противоречить друг другу.
– Правда? – усмехнулся последний угодник. – Разве от этой змеи можно услышать правду?
– Мне помнится, ты говорил, что представители крови Честейн не склонны к жестокости, – сказала Селин. – А каждое его слово равносильно пытке. Дайте мне дыбу и пламя…
– Хватит, – сказал маркиз, переводя взгляд с одного на другую. – И это не просьба. Я уже устал угрожать вам обоим. Так что давайте просто скажем, что каждая минута, которую вы оба потратите на позерство сейчас, будет стоить вам голодной ночи потом, и покончим с этим.
Маркиз щелкнул пальцами, и один из слуг принес еще одно кожаное кресло, поставив его напротив историка. Дарио водрузил на стол новую бутылку «Моне» и бокал с рельефным изображением золотых волков. Химический шар отбрасывал длинные тени на камень, призрачно-бледный мотылек выныривал из мрака и бился о стекло. Жан-Франсуа сверкнул глазами, потемневшими от гнева.
– А теперь сядьте, вы оба.
Брат и сестра застыли на месте, глядя друг на друга через бурлящую реку. Воздух между ними вибрировал от ненависти, Габриэль оскалил клыки, Селин так прищурилась, что ее глаза стали похожи на кинжалы. Но в конце концов оба смирились, отступив на пару шагов: Габриэль опустился в кресло, а Селин снова уселась на голый камень, поджав под себя ноги. Жан-Франсуа со вздохом поправил платок и кивнул капитану.
– Думаю, вам и вашим людям лучше остаться, Дэлфин.
– Согласен, маркиз. – Великан кивнул, не сводя глаз с Габриэля.
Историк взглянул на солдат.
– Там, в тени, есть несколько уютных закутков. Думаю, ваш запах может возбудить наших гостей.
Габриэль взглянул на рослого капитана и послал ему воздушный поцелуй. Дэлфин нахмурился, кивнул своим людям, и рабы-мечники отступили в темные глубины камеры. Дарио тоже отступил, чтобы встать рядом с солдатами, а Мелина
– Итак. – Жан-Франсуа взглянул на Габриэля. – Мы с вашей сестрой достигли точки невозврата, шевалье. План Лашанс по освобождению рабов Никиты и Лилид сорвался. На стенах Мэргенна перед вами стояла армия рабов. У вас было только три варианта: отступить и отдать Грааль в руки Короля Вечности, подождать несколько дней и быть раздавленным между наковальней Дивоков и молотом Воссов или атаковать в тот же миг. А ведь на крепостных стенах стоял твой друг Батист, де Леон. И сотни невинных людей, захваченных в Авелине, Кинне, Садбхе, Фасе. Солдаты, единственным преступлением которых было то, что их поработили, а не убили. Если уничтожить их хозяев, рабов можно освободить. Но до хозяев можно добраться, лишь прорвавшись через рабов. Какой путь вы выбрали?
– Они стояли между мной и Диор, – тихо произнес Габриэль.
Историк открыл новую страницу, разгладил пергамент и усмехнулся:
– Они никогда не молились, не так ли?
Габриэль наклонился вперед, глаза у него затуманились, а голос стал мягким, как дым.
– У кавалеристов в Элидэне есть поговорка. Каждый вспоминает о Боге, когда вокруг летят стрелы. Когда между тобой и смертью лишь несколько звеньев кольчуги или пара футов камня, трудно не отдать себя в руки Бога. У каждого в бою есть молитва, Честейн. Проблема в том, что тот, кому они молятся, редко слушает.
– У каждого есть своя молитва, кроме тебя, конечно.
– Нет, не так. – Габриэль тяжело вздохнул, глядя в небо. – Только не в тот день. Мы собрались там на рассвете, встали войском перед этими могучими стенами. Рядом со мной стояла Феба, перед ней – ее тетя Цинна, выписывая на ее коже защитные заклинания священной кровью. Ритм пения нарастал, пульс у меня под кожей стучал все чаще, а адреналин бурлил в венах все сильнее. Когда над горизонтом поднялось тусклое солнце, я почувствовал, что под этим черным небом меня ждет страшная битва. Все, что я сделал, все, что я выстрадал, все это свелось к одному – стремительной атаке на стену зубов и мечей, чтобы спасти девушку, к горлу которой уже приставили клинок. Впереди нас ждала резня и океан крови, но даже если бы мы выжили, Никита уже знал: это из-за Диор. Если битва закончится его неудачей, только мученикам известно, что бы он с ней сделал в отместку. И мы не смогли бы остановить его. Я понимал, что потребуется чудо, чтобы она все это вынесла и выжила. И поэтому я молился об этом. – Последний угодник покачал головой.
– Ты? – усмехнулся историк. – Молился?
– Мы оба молились, грешник.
Жан-Франсуа и Габриэль посмотрели на Селин, когда она заговорила, устремив глаза в потолок.
– Мы стояли среди них, мой дорогой брат и я, бок о бок. Армия Лунного Трона выстраивалась перед стенами Мэргенна, взывая к своим языческим богам под раскаты грома. Самые свирепые из них стояли в авангарде: огромные, больше похожие на животных, чем на людей, волки, медведи и львы, с мехом и клыками, в килтах, с когтистыми лапами. Иссохшие старухи расхаживали взад и вперед по рядам, рисуя у них на коже алые богохульства под звуки волынки и ритмичного пения. Они топали ногами в такт, рычали, вздымаясь волнами, – море ревущих лиц и сверкающих глаз. Ведьма плоти Габриэля…