Империя проклятых
Шрифт:
Бах. Бах.
БА-БАХ.
Мы побежали дальше. Выбора не было. Впереди ад и кровь, но лучше вперед, чем назад. Вверх и вниз, дым и вонь, гром и снег. Во мне бурлила кровь Фебы, поднимая меня, приказывая бежать вперед, сквозь эту мясорубку, к людям, которых я должен убить. Я пытался разглядеть Батиста среди силуэтов на стенах, надеясь, что если доберусь до него первым, то смогу каким-то образом уберечь от участи, которая постигнет всех остальных бедняг, когда мы до них доползем. Потому что, несмотря на залпы орудий, мы двигались вперед.
Габриэль
– И да поможет им Бог, двигались мы быстро.
– Можно я продолжу?
Последний угодник поднял взгляд, и выражение лица у него стало ледяным, когда он посмотрел на свою сестру. Селин уставилась на него, сомкнув острые зубы, заключенные за серебряной решеткой на челюсти.
– А надо?
– Мы уверены, что ты предпочел бы, чтобы мы сидели в безмолвном страхе, пока могучий Черный Лев…
– Мы, – усмехнулся Габриэль, взглянув на историка. – Она сказала тебе, что это на самом деле значит, Честейн? Эта чертова змея сказала тебе, кто она есть…
– Но я тоже там была в тот день, – выплюнула Селин. – А сижу тут и молчу. Ради чего, спрашивается?
– Пусть она тоже расскажет, Габриэль, – пророкотал Жан-Франсуа. – Как бы это ни было забавно, но я привел тебя сюда не для того, чтобы смотреть, как ты плюешься ядом.
– В каждом вздохе ложь. – Габриэль наполнил свой кубок. – Но как угодно.
Селин прищурила темные глаза, вглядываясь в глубины памяти.
Мы действовали быстрее, чем мой брат со своими язычниками, бросаясь из канавы на стену и снова в канаву. В одежде мертвеца, прикрывающей нашу спину, двигаясь вперед к мертвецам, пытавшимся нас убить. Мы были уже довольно близко, когда они начали стрелять из арбалетов, и горящие болты засвистели мимо наших щек. Всего в нескольких дюймах слева от нас рухнул камень, пушечные выстрелы прошили наше тело, но затем мы достигли опоры, добравшись до гравия у основания стены Ньютунна, и взмыли, преодолевая трещину за трещиной, стрелой устремляясь к небесам. Наш цеп змеей зацепился за зубцы стен наверху, наши ноги с силой оттолкнулись, и мы побежали вертикально вверх по стене. Уворачиваясь от горящих арбалетных болтов, мы слышали, как громко кричали люди наверху. Но когда мы увидели, что происходит, то, если бы в нашей мертвой груди все еще билось сердце, оно бы сжалось от ужаса. Они поднимали корыто, доверху наполненное горящими углями, и собирались его опрокинуть.
Я вспомнила об ужасном пламени в Кэрнхеме, и меня сковал страх. Я закричала, прижав руку к лицу и пытаясь увернуться от обжигающего ливня. Мы почувствовали жар. Почувствовали запах дыма. Представили себе агонию. Но затем услышали крик и звук, будто мясо ударилось о камень. Это упали те, кто поднимал угли, и вместе с ними опрокинулось и их корыто.
Мы взобрались на зубчатую стену и бросились в толпу людей. Они были так близко, что мы чувствовали запах только что выпитого спиртного в их дыхании. Но когда мы взмахнули клинком, готовые разрубить все вокруг на части, мы услышали знакомый голос, полный страха.
– Во имя Диор, нет!
– Хоакин, – прошептали мы.
Юноша-псарь стоял среди дюжины других, бледный, испуганный и забрызганный кровью. Они набросились на мужчин с углями, прижали их к земле и заставили пить из фляжки, как мы поняли, оссийскую смоль. Она так воняла гнилой капустой и кошачьей мочой, что у нас заслезились бы глаза, будь в них хоть капля воды. Но когда мы оглядели крепостные стены сверху вниз, то везде увидели одну и
– Что это за безумие? – прошептали мы.
Хоакин поднял фляжку, открыл пробку. Она была уже пуста, но нашу кожу все равно начало покалывать от чудесного аромата, витавшего внутри.
– Кровь Диор, – поняли мы, вспомнив ее раненую ногу. – Она наполнила твою фляжку сегодня утром в конюшне. После того, как отослала меня…
Юноша кивнул, бледный и мрачный.
– Я добавил все это в утреннюю порцию спиртного, прежде чем меня отправили на стену. Именно так, как она мне велела, и вонь смоли заглушила запах ее крови.
Он снова кивнул, помогая встать человеку, которого только что сбил с ног. Пушка замолчала, требушеты замерли. Тех немногих, кто не успокоил свои страхи глотком перед битвой, теперь по всей стене удерживали их товарищи, заставляя пить святую кровь Диор, добавленную в смоль. И тогда мы возблагодарили Бога за хрупкость и мужество смертных.
Закатные плясуны тоже добрались до крепостной стены, и среди них Габриэль и его ведьма плоти. Но мы вскочили на зубцы, крича: «Стойте! СТОЙТЕ!», моля Бога, чтобы они прислушались.
Габриэль кивнул, глаза его загорелись, и он продолжил рассказ.
– Я вскарабкался одним из первых, цепляясь за стену голыми руками. Но когда добрался до зубцов, услышал крик Селин. А когда занес над головой Пью, она тоже заголосила: «Стой, придурок, СТОЙ!» Тогда и я увидел это: по всей стене освободившиеся мужчины и женщины разрывали кровавые узы рабства у последних клейменых. Святая кровь, спрятанная в бочонке с доморощенной оссийской мочой девушкой, которая промышляла в сточных канавах задолго до того, как взвалила на себя звание Спасителя мира.
Габриэль покачал головой и улыбнулся.
– Маленькая хитрая сучка.
– Но как она догадалась так поступить? – спросил Жан-Франсуа, поднимая глаза. – Откуда ей было знать, что рабы выпьют перед боем?
Последний угодник усмехнулся.
– Ты говоришь как человек, который никогда не видел сражений.
– Но разве воинам не хотелось бы проявить себя с наибольшей энергией в самый разгар сражения? – удивился Жан-Франсуа. – Когда им есть что терять?
– Именно поэтому они и пьют, вампир, – ответил Габриэль. – Солдат может найти утешение в молитве. В мыслях о семье, о любви своих братьев…
– Но нет ничего лучше, чем капля мужества, которая поможет тебе устоять, когда все вокруг будут кричать, – улыбнулся вампир, покачав головой. – Как ты и говорил Диор в Авелине.
Последний угодник поднял свой кубок.
– Она всегда была сообразительной, эта девчонка.
– Язычники перелезли через зубчатые стены, – продолжила Селин, – и были готовы все разнести на куски. Но к моему голосу присоединился голос Габриэля, и Феба тоже закричала, и на всем протяжении разрушенных стен Ньютунна ни один раб не поднял меч, чтобы вступить в схватку. Кейлан тоже проревел: «Отставить!», и это слово передавали по рядам, и животные, еще мгновение назад готовые учинить кровавую бойню, теперь стояли не перед врагами, но слышали приветствия, благословения и мольбы о прощении и видели улыбающиеся лица. Легион мужчин и женщин, погруженных во тьму, пробудился благодаря дару единственной девушки. Дару, о котором они даже и не догадывались, и не молились. Дару свободы.