Инварианты Яна
Шрифт:
– Тюремная пайка! Кое-кому нужно привыкать, - выпалила Инна, одарив Берсеньеву гневным взглядом. Её выпад был оставлен без внимания. Все, кроме инспектора, принялись за еду, Синявский бубнил с набитым ртом:
– Так вот, я категорически требую разбудить Горина. Света, я думаю, возражать не будет. Затягивать с этим опасно. Да и зачем? Я слышал, есть уже расшифровка воспоминаний. Что скажете, Света?
Светлана Васильевна ответила кратко:
– Не возражаю, - и уткнулась в тарелку.
Сухарев что-то буркнул под нос, потом обратился к Берсеньевой:
– Света, нам надо пообщаться
Володя внимательно следил за разговором. И, не замечая того, занялся макаронами: сначала просто ковырял вилкой, потом стал есть. Как ни странно, общение за столом не вышло за рамки приличий, даже мисс Гладких умерила пыл. Доктор вяло удивился, что Берсеньева не хочет присутствовать при пробуждении мужа, но возражать не стал. Света пробормотала какие-то малоубедительные объяснения. Сухарев повеселел, когда ему была обещана конфиденциальная беседа с лингвисткой, Инна выразила по этому же поводу неудовольствие, но очень сдержано.
'Ну-ка попробую я их расшевелить', - решил Володя, когда макароны в его тарелке закончились. Он откинулся на спинку стула и проговорил в пространство:
– Кажется, вы не расслышали, что я сказал вам по дороге сюда. Повторяю: кто-то из вас напал на меня, затем, пользуясь моим бессознательным состоянием, завладел оружием. Само по себе нападение на инспектора Совета штука достаточно серьёзная, а тут ещё и пистолет. У кого-то будут крупные неприятности.
'Эта капля расплескала пруд. Я молодец', - похвалил себя Володя.
Ему не дали договорить: провокационное заявление вызвало взрыв эмоций. Инспектору осталось выуживать информацию из потока негодования, взаимных упрёков и предположений.
Особенно интересной показалась версия, предложенная заместителем директора: тот обвинил инспектора Совета, в том, что он (инспектор) никакой не инспектор, а диверсант, имеющий целью завладеть результатами работы Горина. Он (лже-инспектор), по заключению Сухарева, незаконно проник в институт, уложил Яна, но информацию не получил, поскольку некто весьма предусмотрительно стёр массивы. Тогда он (всё тот же лже-инспектор), выключил свет в коридоре, инсценировал нападение на себя самого, похитив у доктора разряженный парализатор. 'И теперь этот человек допрашивает и шантажирует нас всех!' - возмущался Андрей Николаевич.
Спорить с ним и указывать на очевидные несоответствия Володя не стал, ясно было, что версия Сухарева бесполезна, если не считать вызванных ею замечаний. Берсеньева сказала вполголоса: 'Андрей, перчатки лежали рядом с парализатором. Не мог ведь он сначала свалить себя самого, а потом снять?' - и Синявский проворчал: 'Откуда ему было знать, что парализатор разряжен?'
В общем, картина происшествия пополнилась новыми фактами, но не всё было ясно. 'Кажется, я знаю, кто это сделал, но доказать пока не могу. Надо прижать душку доктора. Но сначала мы вместе с ним разбудим Горина', - решил инспектор. Пока он прикидывал, как подступиться к Синявскому, отвлёкся, поэтому не заметил, как опустело одно из мест за столом. Сказать ничего не успел - когда опомнился, за Берсеньевой закрылась дверь.
– Куда она?
– подозрительно щурясь, спросила у начальника Инна, -
– Сказала, будет ждать меня у нас в лаборатории. Ты слышала, мне нужно просмотреть результаты расшифровки.
– Почему в лаборатории? Почему не в предбаннике?
– В предбаннике терминалы, - пояснил, косясь на инспектора, Сухарев.
– Куда прикажешь там воткнуть Толстого Тома? И потом, я хочу сразу построить модель и сделать контрольный обратный перенос.
– Кто такой Толстый Том?
– шёпотом спросил инспектор у размякшего после еды Дмитрия Станиславовича.
– Мэмбокс, - мурлыкнул тот.
– Массив памяти. Не такой он и толстый - карманный. Я называю его 'карманник Том'. Но он достаточно толстый, чтобы поместилась расшифровка. Света говорила, что принесла.
– Вот увидишь, она всё врёт, - убеждала начальника мисс Гладких. Но Сухарев вместо ответа встал и направился к выходу.
Володя нагнал его в коридоре. Нужно было убедиться, что заместитель директора идёт именно туда, куда сказал - в лабораторию картографии мозга. Внезапно инспектору пришло в голову другое соображение. Он, обозвав себя идиотом, ускорил шаг. В предбанник влетел пулей и едва успел заметить, как Бесреньева метнулась к двери аппаратной. Перегородка Пещеры Духов открыта была настежь, 'Аристо' по неизвестной причине больше не считал необходимым ограничивать доступ к телу, и жена Горина не преминула этим воспользоваться, но зачем?
Володя колебался. Пойти за ней прямо сейчас? Ведь можно сказать, поймал на горячем! Или...
Сухарев вывел его из замешательства.
– Посторонитесь, - с явным неудовольствием потребовал он.
– Я просил, чтобы нам с Берсеньевой не мешали работать!
Он оттеснил инспектора от двери аппаратной, вошёл; серая стальная плита скользнула на место.
'Аристотель меня не пустил, - отметил Володя.
– Что делать, если мне понадобится?.. Но сейчас как раз хорошо, что они там у себя, а не рядом с Яном. Почему Света не захотела быть здесь, когда проснётся муж? Что она тут делала, когда я вошёл?'
Он собирался подойти к ложу беспамятного учёного, но в этот момент услышал голоса в предбаннике: 'Сейчас он у меня - кхм!
– встанет', - 'Митя, давайте сначала посмотрим последний скан'.
'Мне за всеми не углядеть', - с досадой подумал инспектор и направился к терминалам.
– Поздно, Инночка, - с неопределённой улыбкой отозвался доктор.
– Вы...
– у индианки опустились руки.
Доктор встал и обратился к Володе:
– Пойдёмте, Володя, поможем ему. Забавно: недавно я оживлял вас, теперь вы мне поможете привести в чувство Яна. Мы живо его... Э! Да он сидит! Скорее! Нужно поймать, если попробует встать на ноги.
Инспектор повиновался машинально. Левая рука Горина оказалась на удивление податливой - висела как плеть. Но не это и не первые слова Яна привлекли внимание; Володя некоторое время не видел ничего, кроме тусклого комка на ладони больного. Инспектор точно знал, где и когда видел такой, с коричневатым бликом, тёплый комок. Недоянтарь, смола вишни с японского пятачка.
И тут слова очнувшегося математика дошли до инспектора. Ян бормотал, таращась на застывшую вишнёвую смолу:
– Я индеец, ты индейка.