Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов
Шрифт:
В статье «Борьба за “мировоззрение” в немецкой философии», [620] опубликованной через месяц после выхода книги «неистового» Эрна «Борьба за Логос», Франк размышляет над необходимостью возврата к метафизике после ее долгого запрета в современной философии. Поводом для того, чтобы поднять эту тему, стала работа над рецензией на сборник «Мировоззрение. Философия и религия в отдельных изображениях» («Weltanschauung. Philosophie und Religion in Darstellungen». Berlin, 1910), где несколько немецких философов, богословов и ученых (Дильтей, Наторп, Зиммель, Шпрангер и др.) попытались дать ответ на вопрос о мировоззрении, т. е. о возможности духовного синтеза цельного понимания религиозной и философской жизни. Франк замечает определенное сходство этой книги с русским сборником «Проблемы идеализма»: «…тот же замысел – обратить внимание общества на неистребимые религиозно-метафизические запросы, и – та же неуверенность и робкость в осуществлении замысла, та же неясность и бесформенность положительных указаний». [621]
620
Он
621
Там же. С. 35.
Очевидно, что Франк, хотя и полемизирует с воинственными настроениями Эрна, [622] воспринимает линию развития немецкой философии как символ, предвещающий крушение современной философской мысли, которая запуталась, с одной стороны, в формальном абстракционизме, а с другой – в релятивизме. Но в то же время, со своей русской точки зрения, со своей «обсерватории», Франк видит первые признаки преодоления современной парадигмы.
На этом пути русская философская «слабость» парадоксальным образом становится преимуществом. В стране с такими крепкими и сильными традициями, как Германия, каждая смена парадигмы – сложный и трудный процесс, так как новые идеи воспринимаются на фоне уже существующих в традиции идей. Поэтому духовные и социальные революции осуществляются с большими трудностями. Центром размышлений Франка становится особая философия жизни Зиммеля, который в эти годы был очень известен и в России и у которого сам Франк не раз бывал, когда учился в Берлине в 1899 г. [623]
622
«Чтоб облегчить читателю понимание самой сущности нижеследующих статей, я кратко выясню, что я разумею под словом логос и почему, выпуская в свет свою книгу, даю ей воинственное заглавие: борьба. В слове логос для меня объединяются все особенности той философии, которая основательно забыта современностью и которая мною считается единственно истинной, здоровой, нужной. – есть лозунг, зовущий философию от схоластики и отвлеченности вернуться к жизни и, не насилуя жизни схемами, наоборот, внимая ей, стать вдохновенной и чуткой истолковательницей ее божественного смысла, ее скрытой радости, ее глубоких задач» (В. Ф. Эрн. Борьба за Логос. С. 12).
623
И впоследствии, в 1907 г., Франк навестил Зиммеля вместе со Струве, но немецкий философ как-то разочаровал его «своим наивно-романтическим отношением к России». См.: Ф. Буббайер. С. Л. Франк. Жизнь и творчество русского философа. С. 60.
Интеллектуалы, собиравшиеся вокруг журнала «Русская мысль», внимательно следили за творчеством этого немецкого философа. В 1909 г. в издательстве М. и С. Сабашниковых вышел том «Религия. Социально-психологический этюд». Сам Франк перевел в 1908 г. книгу Зиммеля «Кант и Гёте. К истории современного мировоззрения», [624] где Зиммель как бы «исправлял» Канта, дополняя его формальную философию онтологической цельностью гётеанского подхода. Кант и Гёте представлены здесь как две противоположности; как примеры разных синтезов, между которыми современная мысль осуждена колебаться; как две из многочисленных полярностей, которые Зиммель демонстрирует, чтобы показать сложность реальности, не отдавая предпочтения ни одной из них. На самом деле Франк не может простить Зиммелю его релятивизм, так свойственный Новому Времени. Зиммель понимает и оправдывает религиозное мировоззрение, исходя не из признания трансцендентности, но из факта, что человеческая душа, построенная определенным образом, ощущает потребность веры: мы как бы перед неким Фейербахом наизнанку, попыткой психологически обосновать веру как единственную возможность для современного человека. Таким же образом в «Hauptprobleme der Philosophie» он исследует важнейшие проблемы философии как следствия разных психологических подходов и использует свой анализ как объективную оценку разных философских систем. Согласно Франку, из-за своей субъективности подобная реконструкция не в состоянии проникнуть в онтологические и объективные философские системы. Но зиммелевский подход, тем не менее, уже является признаком поворота к метафизике и тем самым – симптомом кризиса современной мысли.
624
Г. Зиммель. Кант и Гёте. К истории современного мировоззрения / Пер. С. Л. Франка. С. 41–67. Интерес Франка был живым. Он сам занимался «реалистической» и онтологической теорией познания Гёте. См.: С. Л. Франк. Из этюдов о Гёте. Гносеология Гёте. С. 73–99.
Франк возвращается к этим вопросам и к Зиммелю в 1913 г. в своей рецензии на книгу о Гёте, тогда же написанной немецким философом. [625]
Отправной точкой для него является связь между философской системой и биографией. «Метод Зиммеля», по Франку,
состоит в том, что он берет духовную личность мыслителя и с помощью тонкого расчленения и переплетения отвлеченных идей обрисовывает духовные мотивы, определяющие творчество данного мыслителя, – мотивы, в отношении которых и отвлеченное содержание философских систем, и биографические факты личной жизни суть как бы лишь производные и более или менее искаженные проявления, нуждающиеся в очищающем и объединяющем истолковании посредством психологической интуиции. [626]
625
С. Л. Франк. Зиммель и его книга о Гёте. С. 32–37.
626
Там же. С. 32.
Гёте здесь рассматривается как образцовая модель
«Поэтому духовный мир Гёте есть наиболее плодотворная область для отыскивания субъективно-объективных идейных корней человеческих миросозерцаний», – так Франк синтетически определяет специфику философской работы Зиммеля. С указанных позиций, добавим мы, Зиммель строит характеристику всех философов жизни от Дильтея до Э. Шпрангера: это то, что делает его актуальным и для авторов ГАХН.
627
Там же. С. 33.
Сложность подхода Зиммеля составляет и его преимущество: он, релятивист и кантианец, очень далек от онтологической позиции Гёте (по Франку, Гёте – unicum в Новое Время, наряду со Спинозой и Шеллингом). Но именно его релятивизм позволяет ему ставить себя в один ряд с Гёте и в определенном смысле релятивизировать сам релятивизм: его точка зрения – просто одна из возможных среди других, она не претендует на абсолютную верность и всеохватность взгляда.
Разница между двумя мыслителями, Кантом и Гёте, служит стимулом для Зиммеля, мастера-портретиста, способного соединить психологическую интуицию с отвлеченным логическим анализом. У него кантовская философия становится плодотворным умонастроением, порождающим разные типы мировоззрений. У Зиммеля, как у Дильтея в статье «Типы мировоззрения и их обнаружение в метафизических системах» (1911), [628] разные философские системы являются формами переработки типических подходов разных субъектов к проблеме тотальности сущего и в конечном счете – разными «типами мировоззрения».
628
W. Dilthey. Die Typen der Weltanschauung und ihre Ausbildung in den Metaphysischen Systemen (1911); русский перевод см.: В. Дильтей. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах. С. 119–181.
В истолковании Франка, таким образом, мировоззрение Зиммеля является типичным, характерным для философии рубежа XIX и ХХ вв. и вообще для Нового Времени. Интерес Зиммеля
всецело направлен на многообразие субъективно-духовных корней всех философских проблем и их решений. Его сфера есть то, что в самом точном смысле может быть названо «трансцендентальной психологией», а именно психология духовных мотивов, анализ всего многообразия тех «точек зрения» и «позиций», с которых сознание, субъективная природа духа реагирует на объективный материал бытия, приспособляет его к себе и тем самым его «оформляет»…Философия есть для него искусство ориентироваться среди бесконечного многообразия духовных позиций субъекта в отношении материала бытия… все философские проблемы исследуются им не в их объективном содержании, независимом от духовной жизни воспринимающего их сознания, а именно как излучения энергий субъективно-духовной сферы; точнее говоря, самое объективное содержание их есть не что иное, как определенная форма отношения к ним субъекта… [629]
629
С. Л. Франк. Зиммель и его книга о Гёте. С. 33–34.
Хотя на основе указанных предпосылок можно достигнуть лишь частичного понимания реального значения Гёте, поскольку такой подход рискует превратиться в личную исповедь биографа, все же, согласно Франку, книга Зиммеля представляется эпохальным произведением, способным уловить и указать направление для современной мысли. Если Зиммель все еще колеблется между Кантом и Гёте, намечаемый им путь, утверждает Франк, опережая на этот раз Эрна, [630] идет от Канта к Гёте:
630
Статья В. Ф. Эрна «От Канта к Круппу» вышла в «Русской мысли» в 1914 г. (№ 12, с. 116–124).
Путь современного философского сознания (каково бы ни было его отвлеченно-научное выражение) ведет от Канта к Гёте. Вся философия Бергсона, кстати сказать, есть только любопытный этап на этом пути. Книга Зиммеля на свой лад, для умеющих слышать, говорит о том же. [631]
Итак, путь развития современной философии пролегает от Канта к Гёте через Бергсона и Гуссерля: эти размышления Франка окажутся пророческими, если иметь в виду эволюцию философской мысли внутри интересующей нас Академии. В ней именно Зиммель – и именно в терминах, которыми Франк говорил о нем, – будет ключевой фигурой в размышлении вокруг некоторых основных тематических узлов: преодоления кантианства, проблемы философии как системы и особенно личного (а не только субъективного) характера конститутивного отношения Я – мир.
631
С. Л. Франк. Зиммель и его книга о Гёте. С. 37.
Искусство как вид личного знания
После антипсихологических концепций «философии как строгой науки», после требования строгого обоснования философского размышления, борьбы против крайностей субъективизма и импрессионизма, господствовавших в первом десятилетии ХХ в., вопрос о личности вновь возникает как теоретическая проблема. В гуссерлианской среде эстетическая область становится особо значимой как парадигматичная модель всего философского поиска, поскольку она, как и языковая практика, предполагает наличие действительности, обладающей такой высокой степенью семиотичности, что может служить аналогом для любой знаковой деятельности. Притом она есть также действительность, где существенно проявляется субъективный и личный момент, хотя всегда объективированный в конкретности произведения.