Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов

Коллектив авторов

Зиммель посвящает стилю несколько страниц в разных работах («Христианство в искусстве», «Рембрандт», «Проблема стиля»). Он повторяет дильтеевскую установку и в известном смысле предваряет «Stilpsychologie» В. Воррингера (ведь Воррингер слушал лекции Зиммеля, который высоко оценил его «Вчувствование и абстракцию»). Типизация и индивидуализация являются двумя полюсами, между которыми возникает то напряжение, которое мы называем стилем. Стиль не налагается на индивидуальное, а является модальностью, по которой индивид развивается и открывается миру. Стиль – ритм и цвет переживаний. Это близко напоминает шпетовское понимание экспрессивности: стиль как субъективная окраска семиотического акта.

По Габричевскому, стиль не является ни совокупностью черт, ни моделью в смысле отвлеченной схемы, ни, наконец, законом оформления разных типологий образа. Стиль связан с «индивидуальным законом, или внутренней формой», которая соотнесена «с высшим единством. Стилистическое суждение есть физиогномистическая субсумация, это – именование как “когноминация”». [719]

Отсюда

понимание культуры как области, где действуют и взаимодействуют разные индивидуальные законы. «Культура как система внутренних форм, связь которых в пределах данной культуры мы называем стилем». [720]

719

А. Г. Габричевский. Философия и теория искусства. Тезисы доклада. С. 46. Напоминаю здесь, что оксюморонное выражение «индивидуальный закон» принадлежит Зиммелю, см.: Г. Зиммель. Индивидуальный закон (К истолкованию принципа этики). С. 11–60.

720

А. Г. Габричевский. Философия и теория искусства. Тезисы доклада. С. 46.

Стиль в этом случае оказывается тесно связанным с историей, и поэтому он является предметом изучения истории искусств, т. е. реконструкцией временного процесса, в течение которого реализуются культурные внутренние формы. Речь идет о морфологическом подходе, о развитии гётеанской морфологии образа, где становление не борется с тождеством. По такой «стилистически имманентной» и феноменологически «предметно-художественной установке» разные образы исследуются в их связи, и это ставит определенную проблему перед философией искусства: «как возможна связь (логическая субсумация, влияние, преемственность и т. п.) при максимальной “интрокосмичности” и замкнутости каждого из них»? [721]

721

Там же. С 46–47.

В понимании Габричевского, стиль оказывается в итоге своего рода временной передачей между индивидуальным и универсальным [722] или, точнее, между индивидуальным и историческим, т. е. единственным универсальным, доступным столь конкретному и неповторимому предмету. Стиль – это залог прегнантности художественного образа.

Таким образом, историко-стилистическое суждение не только не уничтожает границ художественного, но всегда апеллирует через теорию (стиль как совокупность формальных признаков) к философии образа (стиль как внутреннее индивидуальное единство, как индивидуальный закон) и оттуда к философии культуры (стиль как функциональное единство образов). [723]

722

В одной из лекций в Московском университете Габричевский определяет стиль как «историческую координату индивидуального закона», как «органическую, временную внутреннюю форму» (А. Г. Габричевский. Теория и философия искусства. С. 197).

723

А. Г. Габричевский. Философия и теория искусства. Тезисы доклада. С. 48.

Стиль в концепции Габричевского очевидно выходит за пределы чистой эстетики:

Стиль является эстетической попыткой разрешения великой проблемы жизни: как может отдельное произведение или поведение, которые являются одним целым, в себе закрытым, в то же время принадлежать высшей тотальности, единому контексту, его содержащему. [724]

Таким образом, Габричевский буквально повторяет Зиммеля и пытается ответить на основной вопрос, который тот ставил себе в «Проблеме стиля» и который является вечной дилеммой герменевтического круга.

724

G. Simmel. Das Problem des Stils. S. 307–316. «Schliesslich ist der Stil der "asthetische L"osungsversuch des grossen Lebensproblems: wie ein einzelnes Werk oder Verhalten, das ein Ganzes, in sich Geschlossenes ist, zugleich einem h"oheren Ganzen, einem "ubergreifend einheitlichen Zusammenhange angeh"oren k"onne» (G. Simmel. Gesamtausgabe. Bd. 8. S. 316).

Но, как мы видели выше, у Габричевского понятие стиля страдает неопределенностью: в свете дорогой ему семиотической теории Шпета с его различением выражения и экспрессии еще неясно положение стилистических форм. В конечном счете, при разрешении проблемы частного

и личного снова пришлось вторгаться в область эстетики и экспрессивных форм, которые, по Шпету, не участвуют полностью в процессе формирования смысла, а просто сопровождают его структурирование. По отношению же к предметной, художественной или нехудожественной структуре личность все еще рискует остаться чем-то «дополнительным». [725] Ее искомая принципиальность все еще ускользает от всякой попытки ее уловить.

725

Г. Г. Шпет. Искусство как вид знания. С. 121. См. выше, сноска 32.

Теория искусств в дискуссиях ГАХН

Микела Вендитти

Философские основания литературоведения в ГАХН

Цель настоящего обзора – определить философскую природу взглядов гахновцев на литературу и главное направление их поисков. Учитывая широту этой проблематики, выделим ее основные аспекты и сосредоточимся на них. Философия здесь рассматривается исключительно по отношению к вопросам, связанным с литературоведением, т. е. с пониманием языка и слова.

Статья состоит из четырех частей. Первые две имеют вводный, ознакомительный характер. В первой, «Совместная работа Философского отделения и Литературной секции», рассказывается о деятельности названных структурных подразделений Академии, перечисляются их участники и указываются центральные темы, которые совместно обсуждались. Во второй части, «Новая наука об искусстве», в общих чертах рассматривается философско-эстетическая система, лежащая в основе новой теории искусства, с учетом высказываний ее главных теоретиков. Господствующая роль философии Г. Г. Шпета, определяющей направление исследований гахновцев о литературе, рассматривается в качестве подтекста их литературоведческих работ. В следующих двух частях анализируются более подробно литературные вопросы. Третья часть, «Спор об основах литературоведения: Г. Шпет versus Б. Ярхо», целиком посвящена спору о границах литературоведения, причем использованы не только опубликованные материалы, но и протоколы заседаний ГАХН, посвященных этой дискуссии; данное противопоставление двух подходов к литературному произведению рассматривается как основополагающее для дальнейшего развития литературоведческих течений русской критики. Последняя часть, «Новое литературоведение: философия художественного образа», сосредотачивается на опубликованных работах гахновцев о литературе, в частности на сборнике «Художественная форма». Именно эти работы, почти забытые и малоизученные, особенно интересны для сегодняшнего литературоведения, и многие из них предвещают его последующее развитие.

Говоря о философских основаниях литературоведения в ГАХН, мне пришлось свести воедино большой круг текстов и материалов дискуссий, разъяснять терминологию. Поскольку опубликованные материалы также малоизвестны, в ряде случаев необходимо было хотя бы вкратце изложить их содержание. Одновременно я пользовалась архивными материалами из фонда ГАХН в РГАЛИ. [726] Гахновские работы по теории литературы излагаются с учетом современных им немецких течений. [727]

726

За предоставление недоступных мне архивных материалов выражаю свою благодарность Ю. Н. Якименко.

727

Выражаю глубокую благодарность Манфреду Шруба за оказанную помощь при изучении немецких текстов.

Совместная работа Философского отделения и Литературной секции

Установка на тесное взаимодействие Философского отделения (далее ФО) и Литературной секции (далее ЛС) ГАХН была принципиальной для Академии, что отражалось в самой ее структуре и многократно подчеркивалось в работах гахновцев.

Руководящая роль Г. Г. Шпета как главного философа и вдохновителя теоретической работы Академии давно признана; в на редкость благоприятных условиях ГАХН он сотрудничает с группой учеников, таких как Н. Жинкин, А. Цирес, Н. Волков, А. Зак, А. Ахманов и др. В рамках теоретической работы Академии Шпет не только распространил гуссерлианскую феноменологию, но и поставил в центр исследований понятие «внутренняя форма слова». В этом отношении работа ГАХН противостояла деятельности ленинградской формальной школы ОПОЯЗа. [728] В проектах Академии участвовали члены Московского лингвистического кружка, и центральным объектом их совместной теоретической работы стала именно внутренняя форма как основа присвоения смысла, присущая всякой знаковой системе.

728

См. подробную и интересную статью В. Полиловой об отношениях между гахновскими литературоведами и формалистами ОПОЯЗа: В. Полилова. Полемика вокруг сборников «Художественная форма» и «Ars Poetica»: Б. И. Ярхо и ОПОЯЗ. С. 153–170. См. также: Н. И. Николаев. Невельская школа философии и культурная история 1920-х годов. С. 210–280.