Каирская трилогия
Шрифт:
Лицо его омрачилось. Он перебил её:
— По правде говоря, его поведение разозлило меня. Я удивился, как ему в голову пришла такая глупость. Он должен был сначала посоветоваться со мной. Он же перевёз свои вещи в Каср аш-Шаук, а затем пришёл ко мне просить прощения!! Юношеская забава, госпожа Умм Мариам, вот что это такое. Я прочитал ему целое нравоучение, не придав значения его пресловутому несогласию с Аминой. Это ничтожная отговорка, которой он пытался оправдать ещё большую свою глупость!!
— Клянусь жизнью, именно так
Он сделал короткий жест рукой, будто говоря: «Хватит уже». Она любезно сказала:
— Но меня удовлетворит только ваше прощение и довольство…
Ох, если бы он только мог откровенно высказать своё отвращение ко всем им: и ей, и её дочери, и этому взрослому мулу…
— Ясин в любом случае мой сын. Да наставит его Аллах на путь истинный…
Она немного склонила голову назад и так и держала её какое-то время, наслаждаясь успехом и облегчением. Затем снова с ласковыми нотками в голосе заговорила:
— Да утешит вас Господь наш, господин Ахмад. Я спрашивала себя, идя сюда: «Пристыдит ли он меня и постигнет ли меня разочарование, или он обойдётся со своей старинной соседкой так же, как и раньше, в минувшие дни?» Слава Богу, вы всегда оправдываете ожидания. Да продлит Аллах вашу жизнь и ваше здоровье!!
«Она считает, что посмеялась надо мной. Она вправе это сделать. Ты всего лишь отец-неудачник, потерявший своего лучшего сына, и разочарованный в другом своём сыне. Третий же сын его потерял голову. И всё это против моего желания, нахалка ты этакая…»
— Не знаю даже, как вас благодарить…
Она склонила голову:
— Всё, что я сказала о вас, гораздо меньше того, чего вы поистине заслуживаете. Как часто я признавалась вам в этом в прошлом…
«О, прошлое!.. Запри эту дверь, женщина, клянусь жизнью того мула, законность приобретения которого ты пришла удостоверить!» Он развёл на груди руки в знак благодарности. Она же мечтательно заговорила:
— А как же нет? Разве я не любила тебя так, как ни одного человека ни до, ни после тебя?
«Вот чего она требует. Как это он не догадался с самого начала?! Ты пришла не ради Ясина, и не ради Мариам, а ради меня, нет, даже скорее ради себя самой! Ты не меняешься со временем. Лишь твоя молодость проходит. Но не надо спешки!! Можешь ли ты вернуть вчерашний день, что давно прошёл?»
Он оставил её слова без комментариев, ограничившись только благодарной улыбкой. Она же улыбнулась так широко, что её зубы стали видны сквозь вуаль. С некоторым упрёком она сказала:
— Кажется, ты не помнишь кое-чего…
Он хотел извиниться за отсутствие интереса, не затрагивая при этом её чувств, и произнёс:
— У меня и памяти-то не осталось, чтобы что-то
Она сочувственно воскликнула:
— Ты горевал больше, чем положено. Жизнь не может этого вытерпеть или допустить, а ты — уж прости меня за то, что я скажу — но ты привык к красивой жизни; скорбь же, если отражается на обычном человеке однократно, то на тебе — в двадцать четыре раза больше…
«Такая проповедь подразумевает благо для самого проповедника. Эх, если бы Ясин прибегал к такому же утешению, что и я! Но почему меня так тошнит от тебя?.. Ты, без сомнений, послушнее Занубы и не требуешь таких же расходов, тут и сравнивать не с чем, но кажется, что сердце моё увлечено страданием». Тоном, одновременно кротким и хитрым, он сказал:
— Как может смеяться страдающее сердце?
Она с воодушевлением, словно усмотрев в том лучик надежды, быстро сказала:
— Смейся так, как только может смеяться твоё сердце, не жди, пока оно само засмеётся. Может быть, едва ли оно ещё засмеётся после столь долгой скорби. Вернись к своей прежней жизни, и к тебе вернётся дремлющая радость. Поищи то, что радовало тебя в былые времена, своих прежних возлюбленных. Кто знает, может остались по-прежнему сердца, верные тебе, несмотря на то, что ты так долго их отвергал?
Сердце Ахмада Абд аль-Джавада оживилось, несмотря на то, что в такой момент ему следовало бы сказать всё как есть, по правде. Но эти слова лились ему в уши, подобно звону рюмок в те весёлые ночи. Где же сейчас лютнистка? Если бы она слышала такую похвалу в его адрес, это, возможно, умерило бы её необузданные перегибы! «Но это говорит тебе сейчас та, к которой ты питаешь отвращение!» Он произнёс тоном, в котором не было ни следа оживления:
— Прошло то время…
Грудь её порицающе подалась назад. Она сказала:
— Клянусь Господом Хусейна! Ты же по-прежнему молод!.. — тут на губах её появилась застенчивая улыбка. — Красавец-верблюд с ликом, похожим на полную луну!.. Твоё время не прошло и не пройдёт никогда. Не пытайся состариться раньше срока или позволь другим судить о том: они-то, быть может, посмотрят на тебя иными глазами, не так, как ты сам видишь себя…
Он вежливо ответил ей, но сделал это тоном, любезно выражающим желание прекратить уже этот разговор:
— Госпожа Умм Мариам, будь уверена, что я не убиваюсь из-за скорби, у меня есть множество способов для утешения…
Пыл её несколько утих, и она спросила:
— И такому мужчине, как ты, этого достаточно для развлечения?
Он уверенно ответил:
— Мою душу ни к чему больше не тянет…
Казалось, он смутил её, но она приняла облегчённый вид и вымолвила:
— Я благодарю Аллаха за то, что ты пребываешь в приятном покое, и ничто не тревожит тебя.
К этому нечего было добавить, и она встала, протянув ему руку, на которую ниспадал край её накидки. Он пожал её, и она сказала, уже собираясь уходить: