Камаэль
Шрифт:
– Собираешься создать множество Саиль? – задумчиво протянул оборотень, поглаживая курчавую бороду и чуть щурясь, глядя мимо меня.
– Именно! – едва не придя в восторг, я хотел было объяснить, каким образом, но кузнец поднял руку ладонью вперёд, останавливая меня и не давая начаться моему неудержимому словоизвержению.
– Я понял, Эмиэр. Делай, что считаешь нужным, а уж мы с ребятами доведём начатое до конца. Вампир клыков не подточит.
Кивнув в ответ на эти слова, я проследовал за Эйлертом к огромному тигелю, где вяло плавился металл, а рядом ждал ещё один склад мечей, готовый к переплавке. Делать всё нужно было быстро, а потому, пока я морально готовился к совершенно незнакомому колдовству, мастер обошёл всех остальных и принялся коротко что-то им говорить. Мой же взгляд был прикован к пламени, жарко горящему и обжигающему даже сквозь мою защиту.
– Ты уверен? – наконец поинтересовался, подойдя, Лаирендил.
– Нет. Но попробовать стоит, – я неопределённо пожал плечами и осторожно поднёс руку к боку тигля, не вплотную, но чтобы чувствовать его жар. – В конце концов, если не получится, хуже не станет. А если всё пройдёт, как надо, то я
Мужчина пробормотал то ли невнятное ругательство, то ли одобрение и отошёл в тень, скрывшись из моего вида, но меня это мало волновало в те мгновения. Здесь я чувствовал себя не в своей тарелке, не в своей стихии, и невольно проскальзывала в голове мысль – а стоит ли после войны возвращаться на свой престол? В конце концов, тогда будет минимум угрозы, и Совет справится самостоятельно, а там уже и принц подрастёт. Я никогда не желал этого места, но с чего-то они решили, что я буду замечательным правителем, только потому, что шкура у меня – белая, а не рыжая или чёрная. По намеченному кем-то пути, пройдя огонь и воду, я добрался до проклятого Совета, и они радостно возложили на мою голову корону, чтобы затем отправить на смерть. И я прекрасно понимал, что я вернулся не из желания подарить этим существам победу и свободную жизнь. Мне нужна была только голова брата отдельно от его тела, и именно ради неё я сейчас собирался отдать собственную проклятую кровь для оружия моих подданных. Именно ради смерти Джинджера я желал создать первый настоящий портал и уничтожить его приближённых, его жизнь. Сделав глубокий вдох, успокаивая собственную ярость, я медленно опустил взгляд на собственные ладони. Левая была украшена белёсым шрамом, витиеватым, индивидуальным, как отпечатки пальцев. С тех пор, как я его получил, прошло уже много лет, однако вид его всё ещё напоминал мне о той боли, что я испытал под сенью мёртвых деревьев Хэрэргат. Воспоминания клубились и неслись вскачь, подобно шумному речному потоку, воскрешая всё то, что я старательно желал похоронить и никогда не видеть в своих снах. Но вместе с тем в груди разрасталась ярость, и я отвернулся от плавящегося металла, глядя на то, как кузнецы откладывают свою нынешнюю работу для исполнения моего «каприза». Мне нужно было не просто оружие. Конечно, чтобы отрубить вампиру голову, достаточно просто заострённого куска металла, но я желал, чтобы они испытали перед смертью такую муку, способную отбить желание воскресать и возвращаться в мир живых.
Точно во сне я расстёгивал пуговицы на манжетах рубашки и закатывал рукава, возвращаясь к тиглю. Пусть они считают, что я благословляю оружие и закаляю для великолепных битв, пусть видят во мне светлого предводителя и звезду, пусть этот обман проживёт достаточно долго, чтобы погибнуть вместе со мной. Ещё до того, как раскалённый металл потёк по желобам, под беспощадные удары и охлаждение, чтобы стать клинками, я позволил магии пронзить собственные запястья, щедро отдавая силы и кровь для этого колдовства. Я не заговаривал их на великие битвы и славные победы, я вкладывал в них одно стремление – сеять смерть и проливать кровь Тёмных, уничтожать их сердца и души. И вся боль, вся ярость, что я копил в Долине, вспоминая вопли гибнущих у Лар-Карвен Светлых, ужас в глазах Аэлирна, когда он глядел на моё падающее на пол тело, – всё это я отдавал будущим клинкам. От чар голова моя раскалывалась, холод постепенно отвоёвывал всё новые территории моего тела, и лишь когда слабость затмила взор, я отшатнулся от тигля, где расплавленный металл приобретал насыщенно алый цвет. Даже сейчас я чувствовал его алчную, смертельную пульсацию: ещё не воплотившись, он уже рвался в бой, и это было хорошо. Зажимая запястья и зашёптывая рваные раны, я охотно опёрся на крепкое плечо, чувствуя, как дрожь колотит всё тело. Одним таким заговором было не обойтись, но я слышал сквозь глухую тьму, сковывающую меня, что меня позовут, когда следующая партия будет готова к преображению.
Точно в тумане я видел силуэты мастеров, взявшихся за работу, почти не различал гул за собственным истеричным сердцебиением, равно как и не мог разобрать, что же мне пытается втолковать Лаирендил. Морально я готовился к ругани мужа, к его распеканию, но помимо этого я пытался собрать достаточно сил, чтобы заняться порталом. Нетерпение застилало взор, я желал как можно скорее вернуться к лаборатории, взяться, наконец, за дело, покинуть стены крепости, это безопасное гнездо. Меня тянуло в битву, неистово и столь сильно, что стоять на месте было невыносимой пыткой. Я понимал, что мне нужно проследить за всеми подготовками, убедиться в абсолютной готовности Светлых, но противиться инстинкту Павшего становилось тем труднее, чем меньше сил у меня оставалось. В ушах переливался чужой шёпот, неясный, но столь влекущий и родной, что сердце невольно сжималось от тоски и необъяснимого страха, и вместе с тем я желал найти источник этого звука, во что бы то ни стало, выяснить, играет ли он в чужой крови столь же яростно, как и в моей, отравляет ли он чужое сознание.
– Пусти, – неожиданно услышал я собственный хриплый, дрожащий голос, пытаясь вырваться из чужой хватки и пойти вслед за незримым зовом.
Слова Лаирендила я не мог понять и различить, они сливались в мерзкий, отвратительный шум, из-за которого я не мог разобрать сладкий шёпот, терял его в воплях рыжего эльфа, и вместе с тем пробуждалось желание – впиться в его горло клыками, разорвать, растерзать его тело и броситься прочь подобно дикому зверю. Кости начинало привычно жечь, как и при любой трансформации, а вместе с тем откуда-то издалека донёсся ещё один голос, наполненный непонятным отчаянием и страхом. Через пару мгновений кто-то вцепился в мои плечи, принялся трясти, но этого уже было слишком мало, чтобы привести меня в сознание и заставить остановиться. Вокруг становилось всё более шумно, слышались крики и вопли. Я терял желанный шёпот. Он ускользал от меня, как дым сквозь пальцы, а я этого не хотел. Из груди, обжигая и терзая, вырывалось рычание, зрение возвращалось, но на его место
В темноте веяло холодом и мраком, он сочился изо всех щелей и не приносил облегчения воспалённому телу и разуму, не доставлял удовольствия своей могильной прохладой. Сквозь пелену доносился тихий шелест реки, и я понимал, как безумно хочу пить – во рту было невыносимо сухо и горячо, но сил не было даже на то, чтобы элементарно открыть глаза. Резкая, горячая боль проносилась от шеи по спине и конечностям, которые я чувствовал лишь благодаря этому. Под щекой был прохладный камень, почти гладкий, но от меня он быстро нагревался, и я начинал ёрзать, вяло и медленно, пытаясь найти место попрохладнее. Словно сквозь сон я разбирал далёкие, возмущённые и испуганные голоса, но смысл разговора понять не мог и, если быть честным, не хотел. Только бы унять боль на шее, только бы окунуться в воду и напиться всласть, а затем как следует поспать. В висках пульсировала тупая боль, охватывая веки, и заставляя тихо, побито скулить, подобно дворовой шавке. Мир всё ещё был скован звериным зрением, когда я сподобился открыть глаза, неясный, бесприютный и совершенно незнакомый. С огромным трудом я заставил себя подняться на лапы, дрожащие и готовые подвернуться при первой же удобной возможности, и тут же всё пошло кувырком. Не потому что я упал, нет, просто всё вокруг закружилось, и я вновь заскулил. Голоса наверху стихли, хлопнула дверь, и я расслышал лёгкие, торопливые шаги, а через несколько мгновений разглядел силуэт Аэлирна. Павший замер, глядя на меня, сделал ещё два неуверенных шага и встал, как вкопанный. Серьёзный, но вместе с тем от него пахло страхом, липким и даже пьянящим. Решив, что он ждёт меня, я было медленно потрусил в его сторону, но не сделал и десятка шагов, как меня дёрнуло назад, и я повалился на камни, боль, опоясывающая шею, стала лишь сильнее. Хотел было перевоплотиться, но с ужасом осознал, что магия молчит, притихшая и уснувшая, убаюканная холодом двимерита. И тут же вновь поглядел на мужа, который замер и не торопился приближаться ко мне. В его взгляде читалась такая ненавистная жалость, что из груди с ворчанием вырвался рык, я медленно сел и принялся бить лапами себе по шее, силясь сорвать ошейник и освободиться.
– Тише, Льюис, – Павший приблизился ещё на несколько шагов, но окончательно сокращать расстояние между нами не торопился. – Я с тобой.
В ответ я мог только зарычать и вновь заскулить. Мысли ворочались в голове неохотно и лениво, никак не могли приобрести более менее приемлемый облик. И всё, что я мог делать – смотреть на мужа и жалобно скулить, ведь я не понимал, из-за чего оказался в подземелье, из-за чего на меня нацепили ошейник. Я помнил… помнил неясный мрак и безумные танцы теней, крики, наполненные ужасом и болью, и что меня неумолимо тянуло в неизвестность. Сейчас от этого остался только неясный морок, и мне хотелось только прижаться к мужу и потереться о его нежные руки. Когда я заскулил в очередной раз, мужчина тихо вздохнул и наконец подошёл ближе, присел рядом со мной на корточки и обнял, зарылся прохладными пальцами в шерсть.
– Знаю, что больно, знаю. Я не могу освободить тебя, – мужчина осторожно поцеловал меня в область уха и обнял лишь крепче.
Не зная, как ещё описать свои самые добрые намерения, я приподнялся на задние лапы, затем обнял мужчину, принялся вылизывать его лицо. Кожа его была солоноватой. Он неуверенно, тихо засмеялся, зажмурился, однако не торопился увиливать от моей звериной ласки. Дверь хлопнула снова, вновь раздались шаги, и я, уложив лапы на плечи Павшего, замер, поднял голову. К нам стремительно приближался Валенсио. Он выглядел встрёпанным и злым, точно встопорщенный кот, которого затискали дети – вот-вот начнёт испускать электрические искорки. На меня он смотрел, как на истинное проявление зла, и мне этот взгляд совершенно не нравился.
– Немедленно отойди от него, Аэлирн, – в голосе Советника слышалась ледяная сталь, но даже так я чувствовал аромат его страха.
– Ни за что, – тихо отозвался Павший, не переставая обнимать меня и перебирать шерсть тонкими, ласковыми пальцами.
– Отойди сейчас же! Ты же видел, что он не может себя контролировать. Он чуть не перебил половину наших людей, чуть не убил Лаирендила. Если так и дальше будет продолжаться, то нам всем настанет конец. Мало того, что Тёмные со всех сторон давят, так ещё и он…
– Он твой Король, – рявкнул Аэлирн так, что я немедленно заскулил и тут же плюхнулся на пушистую задницу, растянулся и накрыл морду лапами. Его голос был пронизан такой силой и властью, что я не мог противиться ему, чувствовал себя виноватым, но в то же время – под защитой. Мужчина стремительно подошёл к оторопевшему Валенсио и встряхнул его за грудки. – Ты думаешь, он просто так вышел из себя и начал всё подряд крушить? Думаешь, от хорошей жизни он сейчас скулит и воет? Твой Король, которому ты клялся в верности, который спас твою паскудную задницу, потратил все силы, какие у него были, чтобы у Светлых были лучшие клинки. Он отдал свою кровь на твою защиту и таких же, как ты – жалких стервятников. Семь лет продержались! А теперь он вынужден тащить вас всех на своих плечах. Знаешь ли ты, что он собирался отправиться к Тёмным самостоятельно? Нет? Тогда закрой рот, Валенсио, и выметайся отсюда, пока я не вырвал твоё сердце и не отдал своему Королю и мужу в качестве трофея.