Ключи от кадиллака
Шрифт:
Лето они условились провести вместе. Мейбл обещала позаботиться о домике на Канарах, чтобы можно было уединиться и побыть одним на лоне природы.
— У родственников домик на одном из островов, — говорила она, улыбаясь, — я уверена, нам там понравится.
Самолет выровнялся и стал делать поворот, чтобы лечь на курс. Ральф смотрел на Париж с высоты птичьего полета.
Ему будет хорошо с ней везде. Везде, кроме замков, дворцов и других мест, принадлежащих ее огромной семье. Еще три года, он получит диплом, и сам станет оплачивать ее счета, и никогда больше не станет выступать в роли золушки. Пусть золушкой будет кто-то другой. Он не из тех, кто пожелает пользоваться чужими
... Ральф сдержал слово, данное себе в самолете. До самого лета он был верен Мейбл. Это оказалось непросто, но он напоминал себе, что любовь требует верности. А та чистая любовь, что светилась в глазах его возлюбленной, требовала полной отдачи. Несколько месяцев воздержания ничто по сравнению с тем, что следовало за ними. При встрече совесть его была чиста. Мейбл стала единственной женщиной в его жизни, и Ральф гордился этим.
Глава 8
Свадьба была грандиозна. Ральф настаивал на тихой свадьбе в кругу семьи, и получил свадьбу в кругу семьи. Семья и друзья семьи заняли весь замок, украшенный, как к приезду короля. Дядюшка Патрик радовался празднику, как ребенок, и выдавал племянницу замуж, как принцессу.
Ральф не знал всех гостей. Большинство из тех, кто прибывал в дорогих лимузинах, в костюмах, стоивших больше, чем его дом, в украшениях, цены которым не было, он видел впервые. Ему представляли множество народу, имена и фамилии тут же забывались, а голова раскалывалась. Мейбл была как рыба в воде, и он старался подражать ей, улыбаясь до судорог в челюстях, боясь сделать или сказать что-то не то.
Платье Мейбл напоминало платье Золушки из мультика, только было сшито из тканей цвета шампань. По крайней мере Мейбл так называла этот цвет, сияющий серебристыми искрами. На голове ее была знакомая ему диадема, а шею украшало жемчужное ожерелье, на которое он мог бы прожить всю жизнь. Его фрак был заказан в тон к ее платью, его не спросили ни о чем, просто принесли на примерку костюм, который, по мнению Мейбл, подходил ему больше всего. Ральф не стал сопротивляться. Он дал себе слово, что не будет портить свадьбу. Он дал себе слово, что примет все спокойно и достойно, и уже после свадьбы начнет диктовать свои условия.
Они разучили вальс и исполнили его под аплодисменты гостей в центре огромной залы. Играл приглашенный оркестр, а осветитель ставил свет так, что получалась сказка, ожившая наяву.
В свадебное путешествие решили ехать в Грецию. Это был волшебный месяц с фотографиями на фоне Акрополя, развалин и под белыми парусами арендованной на все это время яхты. Вся эта безумная роскошь была оплачена как подарок родственниками Мейбл, и Ральф постепенно закипал. Его принимали, как ее прихоть, как красивую игрушку, которую захотела выросшая девочка. Поиграет и выбросит, ничего страшного, если игрушка не очень хорошего качества. Отдохнет, а потом найдет новую.
Но однажды нужно было проснуться. Ральф понимал, что если Мейбл вдруг пожелает навсегда остаться жить на яхте, родня ее подарит ей яхту, и они останутся в вечном празднике, который ему давно навяз в зубах. Мейбл, правда, не собиралась делать ничего подобного. Она планировала открыть в Нью-Йорке художественную студию, и ее дядюшка из Нью-Йорка, брат дядюшки Патрика, уже подыскал ей удобное место.
Как все просто, думал Ральф, болтая ногами в голубой прозрачной воде. Он сидел на обломке какой-то колонны, выступающей из воды, и смотрел, как плавает в бухточке его юная жена. Как же все просто, если у тебя есть деньги и родственники в любой части света... Он, закончивший с отличием свой факультет и
…
Он всегда любил Нью-Йорк с его непохожей на обычную Америку жизнью. Больше похожий на какой-нибудь европейский город, он бурлил, шумел и затягивал в водоворот бесконечного бега. Мейбл быстро затерялась в этом беге, то исчезая, то появляясь в их квартире, которую им тоже кто-то купил как свадебный дар. Ральф не помнил, кто. Просторная, с видом на Гудзон, с белыми прозрачными занавесками на окнах от пола до потолка, она была сбывшейся американской мечтой.
Так, не пошевелив и пальцем, Ральф стал владельцем элитной квартиры в самом сердце Нью-Йорка, мужем французской аристократки, и завсегдатаем самых дорогих ресторанов и клубов. Любимчик фортуны, говорят о таких.
Карьера журналиста тоже сразу же пошла в гору. Ральфа пригласили на собеседование в Нью-Таймс, и тут же ударили с ним по рукам, не успел он и рта раскрыть. Статьи его всегда имели спрос, и часто ему присылали заготовку, которую нужно было проверить и подать под нужным ракурсом. Платили за такие статьи очень хорошо, и вскоре Ральф мог бы примириться с собой, решив, что он состоялся в профессии, что у него есть талант, и что талант его востребован.
Студия Мейбл тоже быстро пошла в гору. Заказы ей делали самые богатые жители Нью-Йорка, желая иметь портрет ее кисти или картину в светлых тонах, которые она писала в огромном количестве. Ральф не знал, талантлива ли Мейбл, но она была очень востребована. Вскоре Мейбл купила помещение под галерею, где собирала известных художников и проводила выставки и разного рода перфомансы. Она была увлечена творчеством, организацией творческих людей и времени у нее оставалось очень мало. Ральф, чтобы видеть Мейбл, приходил в студию, писал статьи о самых удачных выставках, брал интервью у художников и посетителей.
Ему было безумно скучно.
И то, что другой посчитал бы великой удачей, он считал большим провалом.
Прав был дед. Он обязан был выбрать свой путь, а не окунаться с головой в чужую жизнь, где успех не мог считаться успехом.
К концу пятого года совместной жизни, Ральф стал раздражительным и нервным. Он так и не обзавелся друзьями, предпочитая общество Мейбл, а не продажных женщин. В свободное время, которого у него было достаточно много, он продолжил занятия спортивной стрельбой. Пользуясь тем, что хорошо держался в седле, он освоил стрельбу из ружья и лука на полном скаку. Это хоть как-то развлекало его, придавая его пресной жизни остроты и свежести. Для одной из статей, описывающей будни спецназа, Ральф оказался на военной базе, и сердце его замерло. Сто раз прав был дед. Он изменил себе сам, продавшись за деньги. Теперь же деньги перестали интересовать его, их было слишком много. Ральф остался на базе, тренируясь вместе с котиками, и выдал статью, которая прогремела на всю Америку. Имя его, и до этого известное, стало популярно, а его портреты в берете и с автоматом, пестрели на первых полосах газет.
— Твое увлечение военкой переходит все границы, — как-то сказала Мейбл, когда они ехали по шоссе, сильно превышая скорость. Она была за рулем и это очень ей шло. Стильная, красивая, любой мужчина мечтал о такой женщине.
— Нужно же чего-то добиться в жизни. Я вот научился подтягиваться пятьдесят раз, — усмехнулся он.
Мейбл взглянула на него.
— Будто ты ничего не достиг.
— А я чего-то достиг? — он пожал плечами.
— Твое имя знают все в Америке. И это ты не считаешь достижением?