Когда мы встретимся вновь

Ellada

«Даже очень красива», – невольно отметила про себя Шанталь.

Но высокомерное выражение, застывшее на кукольном личике девушки, сводило на нет ее красоту, изящество и нежность. Надменность и гнев, почти ненависть, невидимым ореолом окружали ее хрупкую фигуру и волнами струились по комнате, а карие глаза обдали ее таким холодом и презрением, что Шанталь невольно отступила на шаг.

Девушка стояла, опираясь спиной о косяк, положив одну ладонь на ручку открытой створки, а вторую – на нераскрытую створку двери, и смотрела прямо на нее с таким пристально-испепеляющим вниманием, что у актрисы невольно мелькнула мысль о том, что если бы взгляд мог убивать, то она была бы уже мертва, по меньшей мере, раз сто.

«Господи,

но ей-то я что сделала? – мысленно застонала Шанталь. – И кто она вообще? Может быть, его жена? Но… Уильям-Альберт Эндри не женат, иначе бы об этом было известно. А что если он скрывает это по каким-то своим причинам? А иначе как объяснить ее присутствие в этом доме в такой час и ее гнев? А может, она – не жена, а невеста? Тогда почему я ничего не слышала о помолвке? Уж если бы самый завидный холостяк Чикаго собрался жениться и сделал кому-то предложение, то наверняка об этом бы трубили на всех перекрестках. А может быть, он сделал предложение, но о помолвке еще не объявили. Тогда зачем весь этот маскарад с ревностью к Блэкбурну? Или он собрался жениться на этой красотке, а меня держать в любовницах? Нет, это на него не похоже. Судя по тому, что о нем говорят, мистер Эндри не такой человек. Все о нем отзываются как о честном, открытом и благородном. А чтобы задумать такое, нужно быть… Быть… Ну, я не знаю, кем! Кем-то вроде Блэкбурна! Нет, он не такой. Не такой. Тогда кто эта девушка?»

Шанталь пристально всмотрелась в ее черты. Она была уверена, что они не знакомы, и, в то же время, ее не покидало смутное ощущение, что она уже где-то видела эту девушку.

«Но где? Где мы могли встречаться? Она явно из богатой семьи. Где? На улице? В театре? Стоп! В театре! Конечно же! Во время премьеры “Мессалины”! Она была там вместе с мистером Эндри. Поль говорил, что они, кажется, состоят в родстве. Это объясняет ее присутствие здесь. Но непонятно, почему в такой час: не похоже, чтобы она тут жила. Скорее всего, приехала недавно и не собирается оставаться. И непонятно, почему она так злится. Я бы сказала, что она… ревнует? Но если они всего лишь родственники. Быть может, безответная любовь? Она любит его, а он у нее на глазах ухаживает за какой-то актрисой. М-да… Тогда ее гнев понятен. Бедная девочка. Но я не виновата в том, что он предпочел меня ей. Насильно мил не будешь. В конце концов, я об этом не просила и не поощряла его ухаживания. Наоборот. Впрочем, попробуй объясни это охваченной ревностью женщине. Вон, она так и пышет гневом. Даже слушать не станет. М-да… Ситуация…»

Пока эти мысли проносились в голове застывшей в центре холла Шанталь, Элиза оторвалась от двери и неторопливо направилась к ней. По мере приближения ее лицо обретало все более презрительное, почти брезгливое выражение. Остановившись в двух шагах, она еще раз с откровенным пренебрежением медленно обвела взглядом измятое платье актрисы, растрепанные и кое-как заколотые пряди волос цвета воронова крыла, небрежно наброшенный на плечи плащ из простой грубой ткани – и по ее лицу скользнула презрительная усмешка.

– Ну, надо же. Театральная актриса. Впрочем, этого и следовало ожидать. Всем известно, что у дядюшки Уильяма отвратительный вкус. Он всегда тратит свое внимание и деньги на недостойных убогих личностей. И где он только находит вас? Сначала эта бездомная и безродная выскочка Кенди, которую он додумался удочерить. Теперь ты. Какая безвкусица! Впрочем, теперь он стал умнее, так что на твоем месте я бы не рассчитывала на большой куш. В лучшем случае он поразвлекается с тобой недельку-другую – и поминай, как звали.

Девушка явно хотела оскорбить ее и не скрывала этого. Шанталь подавила вспыхнувший от этих слов гнев, вовремя удержав готовый вырваться резкий ответ.

– К вашему сведению, я ни на что не рассчитываю, – холодно отчеканила она, собрав в кулак всю свою волю и одарив противницу высокомерным взглядом, достойным истинной

императрицы, а отнюдь не бедной театральной актрисы, к тому же, застигнутой в компрометирующей ситуации. – Все эти годы я прекрасно заботилась о себе сама и дальше собираюсь делать то же самое. Мне от вашего дядюшки ничего не нужно. Предпочитаю ни от кого не зависеть. В конце концов, это он преследовал меня, а не я его.

– Да что вы говорите? – насмешливо пропела Элиза, красивые глаза орехового цвета сверкнули злорадной издевкой. – Ну, надо же… Браво, мисс Шанталь! Изумительно сыграно. Я почти вам поверила. Вот только вы напрасно тратили свой талант. Мне о вас все известно.

– Все известно обо мне? – переспросила Шанталь, темные брови надменно выгнулись, придав ее лицу неприступно-высокомерное, почти жестокое выражение.

– О, да, – торжествующе усмехнулась Элиза, буквально впившись взглядом в застывшее, словно мраморная маска, невозмутимо-прекрасное лицо женщины, осмелившейся встать у нее на дороге. Столь же прекрасное, сколь и ненавистное лицо удачливой соперницы, – И моему неразборчивому дядюшке тоже, – продолжила она, веско подчеркивая каждое слово. – Нам известно о ваших похождениях в Париже. Обо всех этих бесчисленных романах с богатыми и знатными аристократами, из которых вы стремились выжать деньги. О том, как вы пытались проложить себе путь в высший свет через постель маркиза де Сан-Сира. К счастью, маркиз оказался не так прост, как вы думали. Получил свое – и прощай. А вы остались у разбитого корыта и приехали в Америку в надежде, что здесь вам повезет больше. Мой дядюшка, конечно, глуп, но не до такой же степени!

Шанталь изо всех сил старалась держать себя в руках, то и дело напоминая себе о том, что ей приходилось слышать оскорбления и похуже, а скандал, да еще и в этом доме, может повредить не только ей, но и всей труппе, театру и еще многим людям… Однако стоило ей услышать имя маркиза – и все ее самообладание моментально испарилось, подобно капле воды, упавшей в раскаленный песок бархана. Ее и без того бледное от гнева и усталости лицо побелело еще больше, брови угрожающе сошлись над переносицей, глаза полыхнули черным пламенем, а ладони непроизвольно сжались в кулаки так, что ногти впились в кожу.

– Да как вы смеете! – яростно процедила она сквозь зубы. – Вам ничего не известно, кроме дурацких газетных сплетен! Ничего!!!

– Неужели? – сладко мурлыкнула Элиза, наслаждаясь произведенным эффектом. – А вы хотите сказать, что все это ложь? – она картинно рассмеялась. – Боже, не смешите меня! Я могла бы поверить, что одна, ну две сплетни могут оказаться ложью – хотя, как известно, дыма без огня не бывает – но о вас писали на протяжении нескольких лет. С того самого момента, как вы появились на парижской сцене, о вас то и дело ходили нелицеприятные слухи. Вас видели то с одним богатым поклонником, то с другим. Вы принимали их дорогие подарки и драгоценности. И после этого вы хотите убедить меня, что все это лишь видимость, а на самом деле ничего не было? Что ж… Неплохая попытка, но вынуждена вас разочаровать, моя милая: я не так глупа, чтобы поверить в то, что драгоценности, подарки и знаки внимания, которыми одаряли вас все эти мужчины и которые вы принимали, были бескорыстны. Если вы хотели обвести меня вокруг пальца, то вам следовало бы придумать что-нибудь поубедительнее, нежели эта идиотская сказка.

Элиза сделала паузу, рассчитывая, что Шанталь будет возражать или вновь примется убеждать ее в собственной невиновности, или, на худой конец, станет оправдываться. Но та не произнесла ни слова и молча смотрела на нее. Лицо актрисы было невозмутимым, черные глаза холодны и непроницаемы, и вся ее в меру высокая стройная фигурка, неподвижно застывшая в центре зала, невольно наводила на мысль о статуях античных богинь. Впрочем, это не произвело впечатления на Элизу, а лишь подстегнуло ее неумолимую ненависть к этой женщине.