Когда нация борется за свою свободу
Шрифт:
На этом закончилась миссия делегации, которая не дала никаких результатов. Нетрудно понять настроение членов делегации, но Филон их утешает и уговаривает не огорчаться и не отчаиваться: хотя Гай гневался на них и грубо выражался, но ведь своими словами он разгневал Господа Бога!
Это было единственным утешением за убийства, за истязания и разбой, за перенесенные позор и издевательства!..
Что же еще могли предпринять евреи Александрии, окруженные со всех сторон врагами, как в стране, где они жили, так и в Риме? Что могут предпринять пришельцы в чужой стране, даже если по закону они считаются давними жителями и гражданами? Они вынуждены были ожидать спасения Божьего, которое действительно пришло, сначала в виде смерти Флакка, а потом — убийства Калигулы. Когда на римский престол взошел Клавдий, права александрийских евреев были подтверждены
Сумасбродство Калигулы задело не только евреев Александрии, но и жителей Палестины, как я уже вскользь заметил. Теперь рассмотрим, как восприняли последние поползновения сумасбродного императора осквернить их святыню и как они защищали то, что было наиболее дорого и свято для них.
IV
В то время как делегация александрийских евреев находилась в Потеоли, озабоченная волновавшими ее вопросами и в постоянном ожидании аудиенции у императора, к членам делегации подбежал испуганный, растерянный и запыхавшийся человек, отвел их в сторону и выпалил: ”Вы слышали новость?” Он не мог продолжать, так как слезы брызнули у него из глаз. Он снова пытался говорить, но каждый раз ему мешали слезы. Встревоженные и испуганные члены делегации обступили его, умоляя успокоиться и рассказать о случившейся беде. Приободрившись, он выдавил из себя сквозь слезы: ”Нет у нас больше Храма! Гай приказал поставить в Святая Святых огромный идол и назвал его Зевсом”.
Члены делегации застыли на месте. Частный вопрос — положение евреев Александрии — отодвинулся на задний план перед лицом всеобщего несчастья, постигшего национальный центр всех евреев. Сам Филон подчеркивает это: несчастье евреев Александрии для него ”личное несчастье”, тогда как несчастье евреев Палестины — ”всеобщее несчастье”. Философ Филон пришел в себя раньше других делегатов и спросил о причине нового сумасбродства Гая. На это он получил ответ.
В Явне (Ямнии), которая была в основном еврейским городом, поселились также греки, как во всех прибрежных городах Палестины. Во время римского владычества в Иудее этот город считался личным владением римского императора. Наместником императора там был назначен некий Капитон, один из римских чиновников-грабителей, который успел уже повздорить с царем Агриппой. В Явне, как и в других городах, где оба народа жили бок о бок, были конфликты между греками и евреями, но так как евреи в Явне составляли большинство, их положение там было прочным. Чтобы досадить евреям и польстить императору, греки Явне выстроили из кирпичей и глины жертвенник в честь божественного Гая. Евреи не могли допустить такого кощунства на земле Страны Израиля: это являлось в их глазах святотатством и в то же время посягательством на их политические права на родине. Сооружением языческого жертвенника в Явне греки доказывали, что они хозяева города; верность же еврейской религии и ненависть к идолопоклонству в народных массах были безграничны. Евреи собрались и разрушили жертвенник, а Капитон, который был, конечно, на стороне греков, воспользовался случаем, чтобы опорочить всех евреев, и тотчас же донес на них, что они не повинуются имперским законам, их обычаи отличаются от обычаев всех народов и что императора они совсем не почитают.
Нетрудно представить себе, как разгневали такие слова Калигулу, который считал себя всемогущим!.. Чтобы как следует отомстить евреям, он тут же приказал поставить свое изваяние в Иерусалимском храме, куда обращены взоры всех евреев. Этот приказ надлежало выполнить Петронию, недавно назначенному Калигулой наместником Сирии. Так как Калигула знал, насколько сильна верность евреев своей религии, и понимал, что они не дадут установить статую в Храме, не восстав, то он приказал Петронию взять с собой половину римского войска, стоявшего на реке Евфрат для охраны границ римских владений от парфян, т. е. два римских легиона, и при помощи их подавить любое восстание и силой водрузить изваяние в Храме.
По словам Мегиллат Таанит, в Палестине стало известно об этом накануне праздника Суккот (39 г.), и это известие неимоверно взволновало евреев. Многие не верили слуху. Со дня постройки Второго храма ни один чужеземный монарх не осмелился осквернить Храм — красу и гордость разрозненного и
Страшная весть молниеносно распространилась по Иудее и вызвала потрясение в народе. Буквально во всем народе — не только у верхушки и ученых. Большое возбуждение царило как среди горожан, хорошо сведущих в постановлениях Торы и комментариях писцов, так и среди ревностных деревенских жителей с их наивной, глубокой верой. Как видно, нашлись люди, которые в течение месяцев, прошедших с конца зимы до времени жатвы, вели энергичную пропаганду и призывали народ никоим образом не дать Петронию осуществить замысел Гая.
В начале жатвы (в месяце ияр 40 г.) десятки тысяч евреев со всех концов Палестины, из городов и деревень, стали стекаться в долину Акко, и огромное людское море собралось перед лагерем ошеломленного Петрония и его войска. ”Масса евреев как туча заволокла всю землю Финикии”, — рассказывает Филон. Римским солдатам казалось сперва, что это огромная армия, которая собралась воевать с римлянами за свою веру. Но вдруг из этой массы народа вырвалось единое жуткое рыдание, которое потрясло даже храброго римского воина... Петроний бросил взгляд на это огромное сборище и увидел, что все люди были строго распределены на шесть частей: с одной стороны — старики, мужи и мальчики, а с другой — старухи, жены и девочки. Как только Петроний подошел к этой массовой делегации, подобной которой не видел никогда никакой правитель, все шесть многотысячных групп пали ниц, оглашая воздух мольбой о своем Храме...
Сердце Петрония дрогнуло: он велел людям подняться. Весь народ медленно встал, и его руководители подошли к Петронию с головами, посыпанными пеплом, с заплаканными глазами и руками, заложенными за спину, как у арестантов, и в таком смиренном и униженном состоянии произнесли слова, которые могут сказать только истинные герои.
Они заявили: ”Не воевать мы пришли, ибо кто может соперничать с сильнейшим — с императором? Но существуют лишь две возможности: либо не устанавливать изваяние в Храме, либо истребить весь народ Иудеи до одного. И если ты решил установить изваяние в Храме, то истреби раньше всех нас, а потом сделаешь, что твоей душе угодно. Но пока мы можем дохнуть хотя бы один раз, мы не вправе допустить, чтобы совершилось дело, противное нашей Торе. Мы не безумны, чтобы поднять руку на нашего могучего властелина. Мы подставили свои шеи и готовы принять смерть — но это дело не для тебя и твоих солдат! Мы, священники, чьи руки предназначены приносить жертвы справедливости, сотворим это: сначала мы убьем наших жен во имя нашего святого жертвенника и превратимся в женоубийц, а за ними — наших братьев и сестер и станем братоубийцами, а за ними — наших сыновей и дочерей и будем детоубийцами, а потом смешаем нашу собственную кровь с кровью наших близких, которую мы пролили, а когда не останется ни одного из нас, приказ Гая будет выполнен”.
Приблизительно так (по словам Филона и Флавия) говорили вожди от имени всего народа, собравшегося перед римским наместником с его армией.
В тот момент была решена судьба еврейской нации: ничем ее не сломить...
Дрогнуло сердце могучего и чуткого римлянина, который почувствовал себя слабей этих ”слабых и смиренных”. В его распоряжении были тысячи мечей — а их руки были пусты. Гай не знал жалости ни к кому, кто посмел его ослушаться и не выполнил его приказа. Верная смерть ждала Петрония, и он мог избежать ее.
И тем не менее в душе он чувствовал, что он, могучий правитель, и даже сам римский властелин бессильны перед лицом той огромной силы, которую проявила эта народная масса!.. С евреями Страны Израиля, живущими в своей стране и на своей земле, невозможно было сделать то, что сделали с евреями Александрии, которые жили на чужой земле и в чужой стране.
Петроний, представитель лучших римлян, один из тех людей, греческая мудрость и глубокая римская культура которых, взращенная на гуманизме Цицерона и Сенеки и их друзей-стоиков, не дали их сердцам зачерстветь под влиянием военных хитростей и сурового режима, отступил вместе со своими могучими легионами перед народом, готовым пасть смертью мучеников ради святости Всевышнего Бога. Он не посмел истребить огромную массу народа, который поразил его силой самоотверженности во имя своей веры и своего Бога.