Колбаски, тайны и загадки в безмятежный период
Шрифт:
— Куда? Мы с тобой на разведку пойдем. В Барабанный сарай, стало быть. Иваныч, и ты с нами тоже. И не боись! Поедем. Только малость погодя. Все одно ты тут только суетишься и мешаешь больше.
— Какая разведка? Тут что, война? Гимли, ну что ты за человек? Я вот не пойму — ты надо мной сейчас глумишься или издеваешься?
— Перестань причитать! Гном я, так что человек я никакой. А вот у тебя голова работает как часы. Но только за каким-то хреном время от времени оттуда выскакивает кукушка. Сам рассуди! Мы тут у форта как на ладони. Если ещё и не выслали жандармские патрули, то вид снующего туда-сюда грузовика это желание сильно укрепит. Так что мы сначала ножками сходим, может, ещё и штрек
— Не помогли бы, — буркнул Дарри, — не было связи-то. Не работали амулеты, а, может, и сейчас ещё не работают. Варазза говорила, Созерцающие как-то всю связь подавили, чтобы подмогу из-за этого призвать из форта не смогли.
— Варазза, говоришь? Это вот что ещё за армирские друзья завелись у честного гнома? А не у неё ли ты под юбкой отсиделся? А дальше чего ждать? До эльфов скатишься?
— Она мне жизнь спасла, даже дважды!! Я ей, правда, тоже… И мне очень нужно к ней зайти. Я велел не выходить и не открывать никому, кроме меня и военных из форта. Ну и трофеи у меня там. И ещё с ремонтом надо пособить. Лавка её от обстрела пострадала.
— О как! А скажи-ка мне, голубь сизокрылый, что раньше случилось, ты её спас или она тебя? И вот ещё что… Когда эти спасения приключились ты уже… мог делать то, что нам с Рарри у управы явил?
Дарри сперва было подумал, что Гимли продолжает язвить и ехидничать, но, глянув ему в глаза, понял, что тот на редкость серьёзен. Более того, напряжённо ждет его ответа, и, казалось, что от этого ответа многое зависит. Решив не врать, чтобы не запутаться, он честно сказал:
— Сперва я, наверное… Её Созерцающий готовился в жертву принести. Так вышло, что он отлучился, оставив тугов сторожить. Ну, как раз тех, что мы перед площадью встретили. Только мы их не всех постреляли, когда прорывались... Ну вот, а потом я из машины вылетел, мне и деваться-то некуда было, и пришлось с выжившими тугами воевать.
— И много их было, выживших-то?
— Сперва трое. Тогда я в первый раз и сотворил…
Гимли сообразил, что Камень сейчас скажет, и замахал рукой, словно отгоняя пчелу, и показывая взглядом, бровями, бородой, короче, всем лицом в сторону так кстати отвлёкшегося на служанку Иваныча.
— Ну, стал тем, кто я есть теперь, короче говоря, — закончил Камень, теребя свои три волосины в шесть рядов на подбородке и с завистью глядя на напоминавшую грязную паклю роскошную бороду Гимли.
— И ты их всех положил тем, что я думаю, или честной сталью?
— Двоих застрелил, одного тем самым, что ты думаешь. И одного из двух первых тоже тем самым.
— Не понял… Ты уж определись с этим одним из двух первых, сталью или… не сталью?
— Да сталью, сталью. Только он восстал нежитью, и уже пришлось… По другому.
— О как! Так там ещё и посмертные заклятья были… Да, паря, повезло тебе с первым настоящим боем…
— Я бы хотел напомнить, что я уже прошёл первую службу в хирде, и боевые выходы у меня тоже были!
— Ага, ага. Ты что, думаешь, я не озаботился о тебе разузнать, когда мне такое счастье в караване на шею навесили? Выходы у него были! Боевые, прямо вот до невозможности! Крестьян-контрабандистов они три раза погоняли. Ну да, один раз с пострелушками даже, только это на кровавое посвящение в щитоносца ну никак не тянет. А вот тут — да, считай, что прошёл обряд. И, ладно, не зазнавайся только, хорошо прошёл. Верно Воронов сказал, когда Копейка выкатила,
— Ну, я ослабел после этого, с восставшим почти в рукопашную все было, его же пули не брали, и даже серебро не брало! Так что в дом зашёл… неосторожно. А там они, к ритуалу приготовленные.
— Они?
— Ну, девицы. Их там трое было, к жертве предназначенных.
— Так ты что, трёх девиц спас?
— Нее… Двоих. Там ещё один туг затаился, самый их главный. Ну вот, он меня чуть не убил, а одну из жертв таки и убил совсем. Меня-то кольчуга спасла, а они в ошейниках рабских были, не могли пошевелиться. Вот этот гад ей прямо в лоб и всадил пулю. Но всё ж я успел его, а не он меня. Ну вот, а потом я оставшихся в живых двух девушек от ошейников освободил, и дальше уж она меня спасала. Сперва от… Ну, истощения, я там чуть ноги не протянул. Потом решили у неё пересидеть, в лавке, и вот там… Короче, надо мне к ней!
— Не тебе, а нам. Раз она тебя спасла, то дело рода!
— Да род-то тут при чём?
— При том! После объясню! Но теперь род у этой твоей Вараззы в большом долгу…
— Это Варазза из «Дракона благости» что ли? Ну, магической лавки, на рынке? — встрял любопытный Иваныч, даже забывший, что им нужно спешить со всех ног.
— Ну, да, наверное. Вряд ли там две магических лавки, — пробормотал Камень, краснея.
— Баба-то она хорошая, и зелья у нее что надо. И друидка она сильная, что говорить. Только держит себя наособицу, для армирки прямо вот в строгости невероятной.
— Иваныч, ты что, удочку к ней закидывал? Или уж сразу уд срамной? А как же твоя хозяйка? Ты гляди, ходи после этого с оглядкой, она такая, что и тебя в бараний рог скрутит!
— Да скажешь тоже… Я и не знаю про неё, Вараззу эту, ничего толком, хотя и она, и я который год тут живём. Я ж так, по-соседски просто, поболтать с ней хотел. От ревматизма зелья пару месяцев назад брал. А она прям как с приезжим, слова лишнего не сказала, да. Да и ни с кем она, вроде, дружбы особой не водит. А ещё говорят «легкомысленный, как танцующий армирец». Так я не припомню даже, чтоб она на какие балы-вечеринки у местных дам приходила, хотя наверняка и звана была не раз. И ухажёров не примечал. Городок-то у нас маленький, утром чихнёшь спросонья, так к обеду все знать будут, что ты со страшной простудой слёг. А про неё даже и сплетен не припомню никаких.
— Знаешь, что в тебе самое прекрасное? Любопытство твоё, ну, и усы. Они такие роскошные, и так загибаются кверху, что ты зимой можешь наушники у шапки не опускать. Только из-за этого привычка у тебя появилась — уши греть, по делу и без него. Ладно, пошли, в самом деле, в «Барабан». А то не успеем ничего. Веди! — и Гимли, одной рукой держа свой дробовик, другой бесцеремонно развернул содержателя гостиницы к пожарищу, и вновь, как только Иваныч устремился вперёд, сделав страшное лицо Камню и прижав, будто этого ещё и не доставало, палец к губам.
Между гостиницей и бывшим трактиром было не меньше одной пятой мили, и тут завалов трупов, транспорта и награбленного барахла, как на базаре, слава Прародителю, не было. Камень про себя подивился, что такая площадь просто заброшена. Хотя нет, она была явно выровнена от ям, и на ней не росло ни кустика, ни деревца. Да и выкошена она была старательно. Дарри решил, что подумает над этим позже.
Гарью запахло издалека, перед ними было ещё не меньше четверти пути, а запах уже ощущался.
— Прокоптились твои колбасы, Иваныч, а вот пиво, скорее всего, тю-тю… Скисло от жара. И это очень и очень жаль!