Колбаски, тайны и загадки в безмятежный период
Шрифт:
— Гимли! Эй, Гимли!
Ур-барак, словно бы и не услышав его, надавил мощным пальцем на покрышку и задумчиво произнёс:
— Вот скажи мне, где у них ум был? Смотри, эти вот четыре зачарованных покрышки стоят как весь обычный заводской «Стриж». Ну ладно, не «Стриж», но «Полевик» так точно. Они, ети их в камень, не боятся проколов и даже прострелов. Тогда зачем им ещё две запаски? Оно, конечно, денег заказчика, которые он готов потратить, много не бывает, но зачем? Зачем? Зачем полировать, как котовы яйца, машину, которуюготовят к полному бездорожью? Или зачем готовить к бездорожью машину, которая так отполирована и столько стоит?
— Она стоит ещё больше. В ней столько магии, что наложение рун и заклятий должно было обойтись дороже всей машины со всей её дополнительной механикой и наведённой красотой. Я не понимаю, как они смогли проехать в город, эту машину любой колдун на въезде должен был
—Стало быть, ты и впрямь видишь теперь, и не только наши руны, но и чужие чары… Эх, малый, как же это всё рано на тебя упало! Ты ведь даже не понял, насколько тяжёлым Камнем на весах ты стал отныне. И насколько тяжела теперь будет вся твоя жизнь, — тут старый гном покосился в сторону дородного содержателя гостиницы. Убедившись, что Иваныч что-то увлечённо изучает на полках, он торопливо продолжил гулким шёпотом,— Ты вот что запомни! С самого начала этой заварухи я смотрю и думаю. Понятно, что у людишек всё не так, как надо, а по-людски. Но то, что тут творится — это и для них чересчур. Всё тут не то, чем кажется. Кругом только тайны, загадки и непонятности, сплошная мнимая понарошка. Включая и тебя самого. Сопля-соплёй, даже бороды ещё нет, Большой жизни не нюхал, а вот ишь ты — поди ж ты, Рунотворец! Ну, скажем честно, Рунотворец из тебя пока как из говна молот, ты пока ещё только заготовка. Но штука в том, что уже шесть сотен лет и такого в Подгорном народе не было. Многого тебе я не скажу, тут пусть Рарри и Совет Родов решают, что тебе открыть и во что посвятить. Только чем меньше ты будешь молоть языком, а тем более — являть свои возможности всем, кому ни попадя, тем больше шансов у нас у всех выжить.
— Совет Родов? Выжить?
Камень вслед за старым Гимли прошептал это, но так громко, что ур-барак едва не прикрыл ему своей широкой и грязной лапой рот.
— Цыть! Молчи громче! А ты как думал? Худо-бедно, но сейчас весь мир сложился вокруг Пришлых. И изменить это пытаются всерьёз только ушастые. Все прочие Старые расы, да и все старые княжества как-то приспособились, а нам так и вовсе прямая выгода. Но! В волшебстве мы одна из самых слабых рас. Что у нас есть? Только руны, да и то, лишь защитная магия да промышленная. Так и тому многие завидуют. Благодаря рукам и умениям подгорного народа мы достигли всего, что у нас есть, выжили в первые годы после Воссияния. А это ой как тяжело было. Историю, полную и настоящую, первых лет после пересечения сфер, казад узнаёт только после Большой жизни и клятвы у Камня. Боюсь, что с тобой по-другому будет, но то не мне решать. Многое именно тогда началось, а многое закончилось. Или притихло до поры. И вот подумай в свою пустую голову, что случится в этом уравновешенном мире, если вдруг узнается о том, что у народа Казад… У народа, а не у дома Гимри с Лесной Гряды! Ты теперь общее сокровище народа Казад и его общая беда, потому и Совет Родов! Так вот, у народа Казад появился первый за шесть сотен лет Рунопевец. Что, друэгары обрадуются? Да Угольщики бороды повыщипывают себе от злости! Ушастые поздравления пришлют? Или полуорки самоцветы подарят? Людишкам из старых княжеств счастье от этого привалит? Всё равновесие в один миг летит в лохматую задницу Прародителя! Ты и не умеешь ещё толком ничего, но уже всем опасен. И прямой резон убрать тебя прямо сейчас, пока ты ничего ещё не можешь. И нас всех с тобою вместе. А где это удобней сделать, как не в городе, где был мятеж?
— Так ведь это же город Пришлых…
— Хороший ты парень, Дарри, только странный. Дурак, наверное! А вот скажи мне, мы вот Пришлым нужны с твоими новыми возможностями и сильнее, чем мы есть сейчас? Может, и нужны. А может — и опасны. Да и нет единого народа Пришлых. Почему — про то скоро узнаешь от Рарри, я так думаю. Про Гуляйполе и их свары с Ярославским княжеством слыхал, поди? А кто гуляйпольских оружием снабжает? Не Нижний Новгород? И вот полезен ты Твери в Нижнем или Астрахани, или вреден, а? Поэтому никому, слышишь, никому, кроме Рарри и меня, даже нашим — ни полслова и ни ползвука о всём твоём волшебном! Ты — Рунопевец и Рунознатец. Точка! Как это произошло и сам не знаешь! То, что случилось у Управы — твоя глупая шалость с амулетами, которые ты при этом испортил. Понятно это?
— Это понятно. Непонятно другое. А вот что делать, когда меня будут допрашивать Пришлые? Я так понял, что это неизбежно. А ты же сам ведь говорил, что они на допросах сажают колдуна с жезлом, и тот проверяет, правду говорит допрашиваемый, или врёт.
— М-да… Есть такое. Ну так ты и не ври! Говори правду, и только правду. Но не всю правду!
— А при нём, получается, даже и со своими не особо стоит говорить?
— При нём особенно! Ты не гляди, что мы с ним пошли в этот дурацкий колбасный набег, тут другое совсем.
— А что такое?
— Эх, вот учишь-учишь вас, молодых, думать, а голова вам, вроде, только чтобы жрать в неё. Ну сам посуди! Где люди языки развязывают? В кабаках, в гостиницах, в дороге. Потому что выпьют, да и незнакомые все вокруг, и, вроде бы, чего стесняться, тебя же тожене знают. И где слухи-сплетни и серьёзные новости собирать, как не тут? Это — первое. Ну и второе есть. Видел, что перед фортом на пять сотен шагов всё голо, без единого домика, кустика или деревца? И этак выровнено, вычищено и покошено налысо? А подумать, к чему это всё? А? То-то! Полоса отчуждения это, чтобы к форту близко не подобраться, не укрыться от пулемётов на стенах, и всех приближающихся обстрелять можно было в любой момент и с полным удовольствием. И кстати, вокруг Управы тоже такое наличествует, только поменьше, мог бы заметить. И вдруг тут вот прямо у форта — и гостиница. Да и бревна в венцах у неётакие, что прямо бастион получается. Ну, ладно, не бастион и не равелин, но укрепление с возможностью фланкирующего огня по подступам к воротам. И вот в ней сидит хозяином такой вот распрекрасный Иваныч. А за какие такие заслуги, ась? Я-то его уже давненько знаю, и поладили мы с ним тоже давно, хвала Прародителю. Да и человек он, в общем-то, недурной. Опять же, к казадам относится очень даже уважительно. Ну, для человечишки. Но, мнится мне, служил он раньше как-то очень даже интересно, а сейчас хоть и в отставке — а дослуживает. Потому как в той службе не бывает бывших, она до самой смерти. Поэтому, не смотря на всю уважительность, ежели он разузнает что-то вроде того, о чём тебе стоит помолчать, считай, что контрразведка тверская тоже всё узнала в тот же миг. И вот тогда наша дальнейшая жизнь будет неприятной. Так что именно при нём, да и при хозяйке его — ни полнамека, ни похвальбы! Всё, нишкни! Вон он, лёгок на помине, тяжёл на пятку, сам к нам идёт.
И уже следующий свой вопрос ур-барак задал в полный голос, явно для приближающегося усача:
— Так что, как думаешь, завести сможем?
Хоть спрашивал Гимли вроде и ради Иваныча, да вопросец-то был с подвохом… Старик, похоже, внял желанию Камня заполучить машину хоть ненадолго. И теперь хотел понять, нет ли магических ловушек от угона, а, если есть, можно ли их как-то обойти?
— Надо сверху поглядеть. И капот бы открыть, — тоже в полный голос сказал Дарри и начал ужом вывинчиваться из-под машины. Гимли, кряхтя и ругаясь, тоже принялся выбираться.
— Что вы к этому «Стрижу» прилипли, как мухи к патоке? Поспешать бы надо! Я уже всё осмотрел. И пиво уцелело, и окорока не попортились, и колбаска — лучше не бывает. Ты представляешь, у этого паршивца сдобница тут стоит! А я всё голову ломал, чего это у него выпечка всегда такая свежая! СтоИт в лабазе, а стОит как во дворце, хе-хе!
— Сдобница? — спросил Дарри недоумённо, — А что это?
— Ну, это как вот руны вечной свежести на бочке с пивом. Только заклятия там какие-то другие, я с рунами-то их и не видал никогда. Маленькие вот в дорогу берут, кто сухари грызть не хочет и денег лишних много, а у него она огромная! Интересно, как часто надо было магичить-подзаряжать амулеты? Хлеб, выпечка — да хоть полгода в ней держи. Будто только что из печи будут, свежайшие!
— Иваныч, а покажи её, пожалуйста, эту самую сдобницу! Никогда такого не видел! — попросил Камень. Ему и в самом деле было любопытно, и ещё он надеялся, разглядывая заклятья на этой самой сдобнице, узнать новые руны.
— Ну, гляди, — улыбнулся усач, указывая рукой на здоровенный ларь-шкаф, занимавший преизрядное место вдоль стены с полками и стеллажами, — Гимли, пора нам поспешать, а то не успеем ничего. А ты всё от машины отойти не можешь.
— А мы её забираем, — сказал Гимли, подойдя к толстяку и с интересом разглядывая бочки и бочонки, пытаясь понять, какие из них с пивом.
— А, понятно, — пробормотал Иваныч, который довольно, будто сдобница принадлежала ему, наблюдал за тем, как Дарри обнюхивает её, то открывая дверцу и чуть не по-пояс залезая внутрь, то вновь её закрывая. Затем, когда смысл сказанного ур-бараком дошёл до содержателя гостиницы, тот взвился и зашипел рассерженным котом, — Да ты что, спятил, старый пень? Одно дело, взять припасы взамен разграбленных этими же паразитами. Но машина… Ты что, не понимаешь, что тут уже глаза не закроют? Она же ведь по всем записям прошла при въезде! Это не трофей никакой, это уже мародёрство и грабёж! Я в петлю не хочу!