Красная роса (сборник)
Шрифт:
В вышине плыли серые, почти бесцветные облака, закрывая солнце, было тихо и уютно,
этому уюту радовались каждый кустик и каждое дерево, чащи казались застывшими в
неподвижности, человеческие сердца охватывал покой, черные думы таяли сами по себе, словно
за этим лесом, на всей земле царит мир, не гуляет по свету большое и страшное горе.
Члены трибунала расположились на старом, замшелом, обросшем густой лесной травой
полуистлевшем дереве, которое когда-то с корнями
правой стороны, защитник — на золотистых сосновых ветках. Подсудимого поставили рядом, в
четырех-пяти шагах, переводчик Спартак Рыдаев — все-таки он лучше все присутствующих
владел языком пленника, — стоял около него, Кармен, или же Килину Ярчукову, как свидетеля,
председатель трибунала отделил от присутствующих, а остальные — Трутень, Зорик и Раев, как
зрители, расположились сзади. Витрогон заступил на пост.
Некоторое время царила напряженная тишина. В глубине леса выстукивал дятел, какая-то
птичка грустно попискивала, видимо, сожалея о том, что своевременно не выбралась в теплые
края. С высокого неба, откуда-то из-за облаков, слышалось печальное курлыканье журавлиной
стаи, а может быть, это были и не журавли.
— Заседание трибунала считаю открытым, — объявил председатель Комар, преодолев
первое волнение, вызванное необычностью обстоятельств. Назвал состав трибунала,
квалифицировал обвинение пленному Гансу Рандольфу. И поспешно перешел к допросу
подсудимого. Наме и форнаме подсудимого были определены быстро, на возрасте споткнулись,
так как переводчик Рыдаев путался в немецких названиях больших чисел. И все же выяснилось
наконец, что ему только цвай унд цванциг, то есть двадцать два.
На вопрос, признает ли себя виновным в содеянных преступлениях, подсудимый, сколько
Спартак ни вдалбливал ему суть этого вопроса, упрямо отвечал: никс ферштейн.
С большими трудностями выяснили место рождения подсудимого, его социальное
происхождение и профессию.
— Друкер, друкер… — несколько раз повторил подсудимый и вытянул руки — смотрите,
дескать, не господские, а рабочие, крашенные свинцовой пылью.
— Вот такой из них рабочий класс… — прошептал Зорик Раеву, а тот охотно согласился:
— Штрейкбрехер… гады.
Почему и с какой целью оказался Ганс на нашей земле, подсудимый никак не мог объяснить.
В самом деле — почему он здесь? С какой целью пришел на чужую далекую землю, к
незнакомым, мирным людям, чем они перед ним провинились, что ему от них нужно?
— Говорит, вынужден служить отчизне, а фюрера он не любит…
— Все они его не любят, — едко прокомментировал Зорик. — Только прут, как саранча, по
его велению.
Повозились,
средь бела дня на двух советских граждан и попытку их задержать. С какой целью и по чьему
приказу это делалось? Как ни расспрашивал Спартак, какие только слова ни добывал из
памяти — пленный не мог понять, чего от него хотят.
— Хитрит, гад, все понимает, а вертит, — кипел Зорик.
Комару, наверное, уже надоело топтание на месте, да и Спартаку сочувствовал, так как тот
вынужден был исполнять непосильную для него роль, поэтому перемолвился шепотом сначала с
Зиночкой Белокор, затем с хмурым и темным, как ночь, Жежерей и велел вызвать свидетеля.
Свидетеля Комар спросил:
— Фамилия, имя, отчество?
Кармен вспыхнула, как пион, оглянулась вокруг — шутят с ней или это серьезно?
Наткнувшись на суровый взгляд Комара, поспешно назвала себя… не Кармен, а как была
записана в паспорте.
— Знаете ли подсудимого? При каких обстоятельствах познакомились с ним?
Кармен презрительно посмотрела на Ганса, который ошарашенно хлопал глазами, стараясь,
видимо, что-то понять. И, к удивлению своему, впервые увидела, что если бы подсудимый не был
немцем, если бы на его узких костлявых плечах не горбатился чужой мундирчик мышиного цвета
и если бы не погоны, узенькие да такие длинные, что даже загибались, то, судя по простоватому
лицу, настороженным глазам, словно заржавевшим, чуть заметным бровям, шероховатым щекам,
переходящим в округлый, полудетский подбородок, можно было бы подумать, что это какой-то из
калиновских парней, вырядившийся так чудно, чтобы на самодеятельной сцене сыграть роль
непрошеного пришельца.
От Кармен ждали показаний, и она, вздохнув, ответила:
— Мы со Спартаком к тетке Приське собрались. Идем, а он и придрался: «Ком-ком» — да
Спартака за руку… Не так ли?
На непредвиденное обращение свидетельницы прямо к нему подсудимый отреагировал
радостно, услышал знакомое слово среди непонятного словесного потока, быстро закивал
головой. «Я-я», — он охотно подтверждал, словно в этом видел спасение, словно понял, о чем
идет речь. Председатель трибунала вынужден был предупредить свидетеля, что согласно
судопроизводственной процедуре задавать вопросы можно только с разрешения суда. И
попросил говорить только по существу.
— Схватил Спартака за руку, но не на такого напал, Спартак мигом скрутил ему руки за
спиной и автомат отнял. Так я говорю, Спартак?
— Ну а дальше, дальше что? — поощрял Комар.