Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
Кадзуо смекнул дело и взял себе другое имя помимо псевдонима. Благодаря Нарико Обито получил себе контрабандиста, помешанного только на своем кошельке. И Обито дал ему денег из тотализатора игр.
На Орочимару он вышел, памятуя, что тот сотрудничает с Кагуей, подлатывая её людей. Нарыть его прошлое не составило труда. О, подпольный врач был только и рад запустить свои исследования с допингом в подполье клуба.
Хидана притащил за собой Какудзу. И совсем скоро Обито дал и ему сладкую конфету. Что еще было нужно сектанту-убийце, как не убийства?
Кагуя предоставила ему своих племянников, заверив,
Он наблюдал со своей ложи за сражающимися обезумившими бойцами, гадая, сколько на самом деле от силы допинг действует на их агрессивность.
Он наблюдал за изголодавшимися зрителями, надевшими маски, наивно верующих в свою анонимность. Он смотрел на их похоть, злость, жестокость, бесчеловечность, лишь лишний раз убеждаясь, что это часть их природы, которую общество с веками заставляло подавить в себе.
Но самым главным его созданием стала Инаеси Нарико. Он хотел поначалу лишь проверить, каковы будут её действия после изнасилования, которое возложил на Зетцу, и после обнаружения расчленённого тела матери.
И результат не заставил себя ждать. С предполагаемым «убийцей» она поступила так же, как и он.
Она убила его. Обито сделал то, что хотел — сделал из прилежной послушной девчонки убийцу. Проект № 1 был завершен. Больше она ему не была интересна.
До тех пор, пока горожане Токио сами своей фантазией не породили «Потрошителя», списав на него как убийство в семействе Инаеси, так и несколько прохожих-бедолаг, которых Нарико, судя по всему, убила из надобности.
Они сами за него создали идею. Идею о Потрошителе. А Обито лишь придал ей материальную форму. Создал образ ночного кошмара. Раз люди того желали, он дал им это. Серийного убийцу. Серийного убийцу, который не имел точного имени. В каком-то плане они все были «Потрошителем».
Обито создал образ Потрошителя по подобию Кагуи, чем якудза была недовольна, увидев манекен. Но, лишь скептично поморщив аккуратный носик, пожала плечами, сказав, что он волен делать, что хочет.
Хидан Дзимпачи, потрошивший жертв для вида.
Инаеси Нарико, ставшая его недоученицей.
Орочимару, вырезающей органы жертв для подпольного рынка.
Какудзу, их продающий.
Но людям нужен был конкретный человек, имя. Люди привыкли всему давать свои имена. Они не видят источник вдохновения, идею. Лишь только следствия, но не причину.
Какая ирония, что смерть принял Обито от руки собственного детища.
Тот день, когда он под именем Учихи Обито, которым был посредственный, ничем не примечательный за свою недолгую службу полицейский, проник в клуб «Акацуки» вместе с остальными детективами. Попав на собственную арену, откуда он мог взглянуть с другого ракурса на собственное ложе, где все это время наблюдал кровавый маскарад. Доложив обстановку, он вошел за кулисы, откуда обычно ступали уже нашпигованные допингом бойцы. В одном из сейфов он хранил взрывчатку, предусмотрев даже самые крайние случаи. Установив бомбу так, чтобы она активировалась, когда полиция дойдет до металлической двери, Обито прикрыл ее, заперев на глухой стальной замок. При большом желании им не составит труда
Но Обито, ослеплённый своей властью и тщеславием, упустил один момент. Мастер и Обито — два разных человек. И если Мастера боялись и уважали, то будучи Учихой Обито он был всего лишь человеком. Потенциальной жертвой для собственного же создания.
Обито держал на прицеле Хидана Дзимпачи, воплощённого в призрак самой смерти. По ступенькам, не спеша, оттягивая момент драматической кульминации, гремели в цепях черные сапоги. Длинные когти на перчатках с лязгом точили лезвие ножа, прицепленного к другой руке. Белесая маска с черными запятыми, казалось, усмехается своим отверстием для рта. Белые патлы спадали с плеч длинного плаща, обмотанного цепями.
Потрошитель остановился, ступив с последней ступеньки. Он прекратил противный лязгавший звук. Не двигаясь, он разминал кисть руки с когтями.
Обито не мог убить исполнителя их системы. Зато система могла убить его.
— Почему бы нам с тобой не поговорить? Поверь, так будет лучше для всех, — усмехнулся Учиха.
На что Потрошитель сделал шаг вперед. Еще один. Обито положил палец на курок.
— Если ты убьешь меня, будет слишком много проблем.
Не мог же он крикнуть: «Эй, я вообще-то твой босс, знаешь ли». Но Потрошитель проигнорировал его реплику, кинувшись вперед. Обито нажал на курок, выпустил две пули. Разящей стрелой они попали по грудной клетке, но тут же отлетели.
— Бронежилет? — к такому Обито не был готов. Вероятно, проделки Какудзу или Орочимару. В зрачках его отразилась девственно-белая маска, находящаяся в нескольких сантиметрах от него. Одно мгновение, и острые когти прошлись по лицу полицейского.
Учиха отпрыгнул назад, рухнув на пол. Схватившись за изувеченное лицо, он издал гортанный стон. Он убрал руки, тяжело дыша, один глаз вытекал из глазницы по красной от крови щеке. Он орал неистовым зверем, дрожащей рукой пытаясь нащупать выпавший пистолет. Но Потрошитель откинул его ногой в противоположную сторону.
— Ты хоть знаешь, кому глаз выколол, никчемное отребье? — прорычал Обито, отползая назад.
Тишину разразил жуткий искажённый хохот из-под маски. Учиха одним слезившимся глазом наблюдал, как содрогается тело его «создания», что разразился адским нечеловеческим смехом.
— Хидан, — прорычал Обито хриплым рассвирепевших голосом. — Только посмей убить меня. Я твой Мастер.
Хидан прекратил сотрясаться от смеха, даже замолчал, чуть сгорбился и наклонил голову набок. Вытянув когтистую руку, он указал на него.
— Как жаль, — прозвучал голос, — что я не смогу поразвлечься с твоим телом. Но есть дела и поважнее.
— Ты что, глухой! Я Мастер! — Обито полз назад от наступающего детища, предвкушающего зрелище. Дзимпачи расправил когтистую перчатку. — Орочимару — Змей! Какудзу — Финансист! Это я вас всех собрал!
— И что с того? — Хидан медленно подцепил маску. Снятая белесая поверхность, точно поднявшаяся завесь, обнажила безумный оскал-улыбку и горящие гневом малиновые глаза истинного убийцы. — Ты даже представить не можешь, как я буду рад выпотрошить тебя, напыщенного ублюдка, возомнившего себя здесь богом!