Кукушки Мидвича
Шрифт:
– Так вы не все видели?– спросил Зеллаби.
– Я услышала, как пронеслась машина, и еще подумала, что это какой-то сумасшедший. Потом глянула в окно и как раз увидела, как она врезалась в стену. Люди побежали туда, и кто-то крикнул, что это Джим Паули.
Зеллаби отпил из бокала и взял сигарету.
– Перед этим он сбил одного из Детей, - ровным голосом сказал он. Потом, вспомнив, что миссис Умльямс в Потерянный день тоже получила подарок - девочку, добавил: - Мальчика. Полагаю, не очень серьезно, но его отбросило с дороги.
–
Зеллаби постепенно приходил в себя, хотя все еще выглядел на несколько лет старше, чем час назад. Он задумчиво покрутил в руке бокал с остатками бренди.
– Другие тоже видели, - сказал он.– Спросите у них, как все было, - он допил бренди.– Учиться никогда не поздно, хотя процесс этот становится все болезненнее. Возможно, я бы не так расстраивался, если бы раньше, за всю мою долгую жизнь, мне уже доводилось стать свидетелем преднамеренного убийства...
Когда Зеллаби закончил свой рассказ, я перевел взгляд на Бернарда. Лицо его ничего не выражало.
– Вы полагаете, что это сделали Дети, что они з а с т а в и л и его врезаться в стену?
– Я не предполагаю, - сказал Зеллаби, с сожалением качая головой, - я утверждаю. Они заставили его точно так же, как когда-то заставили своих матерей привезти их обратно в Мидвич.
– Но свидетели, те, кто давал показания...
– Они прекрасно осознают, что произошло. Но вынуждены говорить только то, что в и д е л и.
– Но если, как вы говорите, они сознают...
– Ну и что дальше? Что бы сказали вы, если бы все знали и вам бы пришлось выступать в качестве свидетеля? В подобного рода делах заключение должно быть приемлемо для властей - то есть приемлемо для мифического "здравомыслящего человека". Представьте, что в вердикте будет заявлено, что парня заставили убить себя; вы думаете, это пройдет? Нет, конечно. Начнется второе следствие, которое в точности совпадет с тем, которое мы имеем сейчас. Так ради чего свидетелям рисковать?
Вам нужны доказательства? Подумайте о том, как вы сами относитесь ко всему этому. Вы знаете, что благодаря своим книгам я пользуюсь некоторым авторитетом, и знаете меня лично, но чего стоят мои аргументы с привычной позиции "здравомыслящего человека"? Практически ничего. Ведь даже когда я рассказываю в а м, что в действительности произошло, в ы тоже сразу начинаете искать способ объснить все это как-то иначе. Хотя вы-то должны поверить мне скорее других, друг мой. В конце концов, вы же были здесь, когда Дети заставили своих матерей вернуться.
– Но разве можно сравнить это с тем, что вы рассказали мне сейчас?– возразил я.
– Можно! Объясните, пожалуйста, насколько существенна разница между тем, когда вас принуждают к чему-то неприятному, и тем, когда вас принуждают к гибели? Давайте, давайте,
Я воспользовался возможностью переменить тему.
– Настолько невероятное, что Уиллерс, наверное, отказался от своей идеи всеобщей истерии?– спросил я.
– Он отказался от нее незадолго до своей смерти, - ответил Зеллаби.
Это известие меня ошеломило. Я собирался спросить у Бернарда о докторе, но за разговором забыл.
– Я не знал, что он умер. Ему же было чуть больше пятидесяти, верно? Как это случилось?
– Принял слишком большую дозу снотворного...
– Он... вы хотите сказать... Но Уиллерс не из таких людей!
– Согласен, - сказал Зеллаби.– В официальном заключении было сказано: "нервное расстройство". Фраза многозначительная, но ничего не объясняющая. Можно, конечно, переутомиться настолько, что результатом станет нервное расстройство, но в действительности никто ни малейшего понятия не имеет, из-за чего он это сделал. Бедная миссис Уиллерс, конечно, тоже. Поэтому пришлось удовлетвориться официальным заключением.– Он помолчал и добавил: - Только когда я понял, каким будет заключение по делу молодого Паули, я начал задумываться насчет Уиллерса.
– Неужели вы думаете, что это тоже Дети?– сказал я.
– Не знаю. Но вы сами сказали, что Уиллерс был не из таких. Выясняется, что наша жизнь здесь в значительно большей опасности, чем можно предположить. Неприятная неожиданность. Представьте себе, что вместо Джима Паули в этот трагический момент там, в машине, могла оказаться Антея, или кто-нибудь еще... Ведь и она, и я, и любой из нас может случайно причинить Детям боль или вред, в любой момент. Этот несчастный парнишка ни в чем не виноват. Он изо всех сил пытался никого из них не зацепить, но не сумел. И в приступе гнева они убили его. И значит, мы должны что-то решать. Что касается меня, то мне в любом случае не так уж долго осталось жить, а это, пожалуй, самое интересное явление, с которым я когда-либо сталкивался в жизни. Мне бы очень хотелось посмотреть, что будет дальше. Но Антея еще слишком молода, да и Майкл пока что полностью зависит от нее...
– Вы всерьез думаете о том, чтобы уехать?– вмешался Бернард.
Зеллаби нахмурился.
– Мы уже отправили Майкла, но пришло ли время уехать Антее, я еще не решил. Последние несколько лет мы живем словно на склоне действующего вулкана. Разум подсказывает, что внутри его растет огромная сила, и рано или поздно извержение произойдет. Но время идет, а ничего не происходит, кроме случайных толчков, и вы начинаете думать, что извержение, казавшееся неизбежным, может быть не случится вообще. Но я задаю себе вопрос: история с Джимом Паули - это просто более сильный толчок, или первый признак извержения? Не знаю.