Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

Один мягко снял руки Фригг со своих плеч. Сияние спало, Локи прекратил выгибаться и затих. Он был невероятно бледен и весь в крови, хотя на его теле не было ни единой царапинки.

— Он… жив? — подала голос Фула, и Одину показалось, что свояченицу больше устроил бы отрицательный ответ.

— Локи в порядке, — ответила царица.

Тут же подошла Эйр и попросила разрешения осмотреть царевича. Один не возражал. Сын выглядел немного моложе, чем раньше, но больше ничто не поминало о том ужасе, что он пережил неизвестно, какой ценой. Один допускал, что разум мог навсегда оставить Локи, и в сложившихся обстоятельствах это был не худший вариант: безумца можно заковать в цепи и следить за здоровьем. В любом случае больше не надо опасаться, что кто-нибудь увидит обращение Локи в етуна. Зеваки всё спишут на магическое влияние каскета — артефакта ледяных гигантов. Метания Локи видело много женщин, а уж Фригг внушит им мысли о всемогуществе каскета. Наследник магии Одина

единственный в мире, на него иноземные артефакты могут действовать как угодно. Один наблюдал, как прислужницы Фригг одна за другой с опаской подходили к своей госпоже, перешептываясь и посматривая на Локи, а потом уходили по своим делам. Их помощь точно больше не понадобится. Наконец, из посторонних в комнате осталась только Эйр. Насколько Локи помолодел за какие-то пару дней, настолько Хагалар постарел, будто отдал часть своих жизненных сил любимому несостоявшемуся воспитаннику. Исчезла былая язвительность, потух блеск в глазах.

— Я проиграл, — невесело усмехнулся он. — Локи твой, Всеотец. Забирай. Я не справился с управлением и не буду больше вставать на твоем пути. Всё впустую.

— Хагалар, ты потратил столько времени, чтобы получить его, а теперь отказываешься? — в голосе Фригги слышалась язвительность, свойственная ей в юности, но позабытая с годами.

— Дитя Одина не вещь, чтобы получать или возвращать ее, — возразил Хагалар.

— Вещь, — резко уточнил Всеотец.

И снова взгляд глаза в глаза, как много столетий назад.

— Локи — вещь. И для меня. И для тебя. И еще как минимум на пять десятилетий он вещью останется.

Не лги ни мне, ни себе. Любой родитель распоряжается жизнями своих детей и скота. Таковы законы Асгарда, — Один сделал выразительную паузу, ожидая возражений, но их не последовало. Все ждали его решений и были готовы внимать ему. Как всегда, вся ответственность лежала на нем.

— Локи скоро вернется в поселение для изучения частиц потустороннего мира, — Один указал на чуть светящееся навершие копья. — Проведите дополнительные исследования и доставьте во дворец артефакты, которые чуть не убили моего сына. Я доверяю тебе, Хагалар. В последний раз. Если оступишься, в лучшем случае снова окажешься в тюрьме, — Один говорил предельно серьезно, и такой тон Хагалару нравился. — Локи не вечен. Он вряд ли проживет дольше трех тысяч лет. За это время надо разузнать всё о ритуале, о силах, с которыми связаны етуны, и о методах борьбы с ними. Тропа в другой мир находится в теле Локи. Пусть Беркана займется ею вместе с тобой. Кровь сейчас играет первостепенную роль. Но главное — это здоровье Локи. Оно — гарант существования нашей армии, а, возможно, и всего Асгарда. Я могу положиться на тебя, Хагалар?

— Конечно, можешь, — вздохнул старик. — И всегда мог.

— Даже когда ты предал Асгард?

— Даже тогда. Ты знаешь, что, если бы во мне была нужда, я бы немедленно вернулся.

— На руины нашего мира.

— Я прошу вас, не надо, — Фригг, до того молча стоявшая подле Одина, подошла к Эйр и опустилась на колени перед Локи, помогая смыть запекшуюся кровь.

— Хватит ваших бесконечных распрей. Всё кончено, время упущено, былого не вернуть. Хагалар выбрал свой путь много столетий назад, Один. Его нить больше никогда не переплетется с твоей. Ты должен отпустить его.

— Прекраснейшая из бессмертных, ты ошибаешься, хотя и говоришь красиво — горько усмехнулся Хагалар. — И ты, и я знаем, что Всеоотец отпустил меня в тот день, когда променял на Локи.

Царица указала на старшую целительницу.

— Вспомни, что мы не одни в этой зале.

— Вспомните о младшем наследнике, — подала голос Эйр. — Я не ведаю, что случилось между вами в былые времена, но сейчас Локи нужна помощь и полный покой.

— Он останется ненадолго в Гладсхейме, — кивнул Один. — Я присмотрю за ним. Тор хотел привести из Мидгарда своего боевого товарища. Это послужит Локи хорошим развлечением.

====== Глава 85 ======

Из идеального мира Локи провалился в очередную псевдореальность, потеряв контроль над происходящим именно тогда, когда полностью во всем разобрался. Только что он строил прекрасный Асгард, вкушал мясо священного животного рода Одина и наслаждался своим величием, как вдруг оказался в женских покоях. Да не в Гладсхейм или Фенсалире, а где-то в столице к востоку от дворца, блестевшего в лучах закатного солнца. В небольшой полупустой комнатке стояла широкая кровать с балдахином, каких никогда не делали в Асгарде и не завозили из Юсальвхейма. К стене был прислонен вертикальный ткацкий станок с двумя рядами основных нитей, натянутых с помощью блестящих камней, словно женщина собиралась приступить к работе, но ее что-то отвлекло. Рядом стоял едва видимый в тени сундук, на котором лежали готовые ярко-фиолетовые ткани. Для этого красивого оттенка использовали лишайники, которые перевелись в Асгарде несколько веков назад. Из-под фиолетовых тканей проглядывали красные, выкрашенные еще не истребленной мареной до сих пор. Сочетание красного и фиолетового было модно тысячи три лет назад, если не четыре, а впоследствии его объявили

слишком ярким и безвкусным. По крайней мере, так говорил увлеченный красками Ивар. Для полноты картины не хватало только третьего когда-то любимого знатью цвета — черного, вышедшего из моды, как только жители столицы узнали, что его получают из болотной грязи, обогащенной железом. Словно повинуясь силе мысли, полотно искомого цвета появилось меж красным и фиолетовым. Да не из грубой ткани, а изящное, украшенное шелковыми и серебряными нитями. Вместе с ним появились кружева и узорчатые ленты — обязательные атрибуты парадного женского костюма. Стены, секунду назад гладкие, покрылись растительным резным орнаментом, и от ближайшей к царевичу стены отделилась красавица в старомодном костюме с огромным количеством брошей: пара овальных на ключицах связывали меж собой гирлянды разноцветных бус, с которых свисали цепочки с ключами, ножницами, гребнем и прочими женскими мелочами, необходимыми в быту. Еще одна брошь с крупными янтарями висела на груди, подобранная в тон кольцам и браслетам на тонких руках. Драгоценности украшали короткое льняное платье, из-под которого выглядывала расшитая сорочка. Сзади платье было длиннее, чем спереди, и ниспадало на пол шлейфом — еще одна деталь, исчезнувшая из асгардского быта задолго до рождения Локи. На плечах лежал белый платок, а волосы незнакомки были собраны в пучок и струились по спине вперемешку с яркими лентами. Локи далеко не сразу поймал себя на мысли, что отмечает красоту мелких деталей, на которые никогда прежде не обращал внимания, но не может рассмотреть женщину целиком. Её образ ускользал, а черты лица плыли, причудливо искажаясь. Царевич помотал головой, отвернулся и заметил неподвижно стоящего подле него юношу, тоже одетого по-старомодному. Всё в его облике выдавало знатное происхождение: плащ, висевший лишь на одном плече и спускавшийся до самой земли, просторная рубаха с поясом, расширяющаяся от талии до колена, свободные штаны, подобранные у щиколоток, и даже сапоги из дубленой кожи — всё дорогое, роскошное, украшенное орнаментом и драгоценностями. Длинные волосы полностью закрывали шею и были скреплены узорчатой заколкой. Приглядевшись к узорам, Локи, наконец, точно определил эпоху, в которой оказался. Стоило прошептать нужное столетие, как асы ожили, а их лица перестали ускользать. Прекрасная девушка определенно была Фригг, хотя такой молодой отец ее никогда не показывал: она едва переступила порог совершеннолетия. Внутреннее чутьё подсказало Локи, что юноша много столетий спустя превратится в Хагалара. Однако сейчас он вовсе не походил на себя, как не походит молодость на старость. В то время, почти три тысячи лет назад, мальчики вступали во взрослую жизнь в восемьсот тридцать лет, а вовсе не в тысячу сто, так что Хагалар мог быть совсем юн.

Будущая царица Асгарда подошла к окну, чтобы полюбоваться золотым городом, мало похожим на знакомый Локи Асгард. Ее лицо было печально и сосредоточено, как и лицо Хагалара. Они походили друг на друга, словно брат и сестра.

— Что же нам готовят грядущие дни? — едва слышно произнесла красавица, ни к кому конкретно не обращаясь, разве что к далеким едва различимым звездам, которые Локи не узнавал, хотя умел читать карту неба.

— Вечную тьму или радость любви? — продолжила она задумчиво, а царевич обратился в слух. Так Хагалар — любовник матери? Этого стоило ожидать.

— Наша судьба в руках бога, — ответил Вождь, обнимая за плечи юную прелестницу и закапываясь лицом в ее длинные волосы. Локи вспомнилось, что изнасилование — одно из трех самых тяжких преступлений в Асгарде. Только вот на его глазах происходило что угодно, но только не принуждение. Будущая царица не глядя подняла руку и погладила любовника по голове. Локи вспомнил все странные письма, найденные в женском чертоге, а также жалкие попытки отца объяснить происходившее много веков назад. Вот, значит, как всё было на самом деле.

— Мне так тоскливо, — Фригг развернулась к любовнику и нежно обняла его. — А в груди холод. Что будет с нами? Что ждет нас впереди?

— Наша судьба в руках бога, — неуверенно повторил подлец. Он так неистово обнимал девушку, будто намеревался овладеть ею здесь и сейчас. И ведь она была явно не против.

— Мне страшно играть в игры со смертью, — Фригг с трудом отстранилась и отошла к маленькому столику, переполненному разноцветными склянками и прочей посудой. Локи его при первичном осмотре не заметил. Возможно, потому, что его и не было. Зато ткацкий станок исчез, а с ним старинные ткани.

— Выбора нет, — будущий Хагалар взял в руки пузырек с переливающейся жидкостью. — Пусть спасением будет яд.

Локи придерживался иного мнения. Он бросился вперед, чтобы перехватить склянку и не допустить самоубийства, но его рука прошла сквозь руку Хагалара. В этот раз фантомы были даже не материальными. Он мог только беспомощно наблюдать, как та, кого он в будущем назовет матерью, несколько томительных секунд смотрит на своего возлюбленного, после чего берет флакончик и ложится на кровать под неуместный балдахин, а будущий Хагалар садится рядом, нервно теребя край покрывала. Он выглядел гораздо более взволнованным, чем несостоявшаяся самоубийца.