Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Хагалар подал знак Одину, и они отошли вглубь комнаты
— Они прекрасны, — прошептал Вождь, указывая на семейную идиллию.
Один ограничился кивком:
— Надеюсь, Локи пришел в себя. Но оставлять его одного опасно. Он всё еще в любой момент может утопить нас в крови.
— Может. И даже раскаиваться не будет, — подтвердил Хагалар. — По-моему, ему раскаяние вообще неведомо. Вот объявить виноватым кого-то незнакомого и непричастного — это в его вкусе.
— Виноватым всегда можно назначить меня, — усмехнулся Один. — Верховного бога.
— Которому ведомо всё, поэтому он виноват по определению, —
— Ты на старости лет сделался сентиментальным, — усмехнулся Один, не собираясь ни в чем разубеждать того, с кем когда-то делил кров и пищу.
— Мне жалко ребенка, — пожал плечами Вождь. — И ты слишком дурно думаешь обо мне, Всеотец. Я его не трону.
— Ты и не должен. Ты должен защищать его.
— Понимаешь ли, величайший, от тебя защищать — сложно, особенно это дурное дитя.
Один покачал головой.
— Пока ты не прекратишь считать его ребенком, ты не сможешь с ним договориться. Мой сын вел армии и играл с прочими взрослыми игрушками. Он доказывал, что достоин самого серьезного к себе отношения, — Один усмехнулся. — А защищать его от меня у тебя нет повода. Локи боготворит меня, жаждет служить мне. Не Асгарду, хотя и подменяет понятия, сам того не замечая.
— Прекрати, — зашипел Хагалар. Он чувствовал, что перестает контролировать себя, а нарушать семейную идиллию не хотел. — Я не знаю, как ты сделал так, что Локи боготворит тебя после всех твоих издевательств, но когда-нибудь он тебе отомстит. И я ему помогу.
Один не пожелал продолжать бессмысленную распрю, не пошел на поводу у старого мага, которому все равно, с кем ссориться: с царем или с царицей. А вот Хагалару очень хотелось продолжить, высказать, наконец, все, что так долго копилось в его душе, но устраивать разборки при детеныше было ниже его достоинства.
Вдруг спокойно сидевшая Фригг встрепенулась и попытаться отцепить от себя Локи.
— Кажется, он снова заснул, — недовольно произнесла она, подзывая Одина к себе, но Хагалар успел первым. Он бережно переложил царевича на подушки.
— И мы опять не знаем, здоровый это сон или очередные кошмары.
— Можно проверить, — предложил Один. — Я отправлюсь к нему в сон и посмотрю, что там. Если ничего страшного, то пусть спит — он очень вымотался за много часов иллюзий.
С этими словами Всеотец дотронулся до груди Локи, закрыл глаз и погрузился в транс.
— Беспокоиться не о чем. Это самый обычный сон, — произнес он несколько мгновений спустя.
— Слава Иггдрасилю, — выдохнула Фригг.
— Я перекрыл канал между мирами, — пояснил Один. — Никто извне не должен потревожить его покой.
— Но мы понятия не имеем, на что он теперь способен, — прошептал Хагалар, легонько поглаживая Локи по волосам.
— Скоро выясним, — кивнул Один своим мыслям. — Несколько дней он пробудет здесь. Я присмотрю за ним. А ты отправляйся в поселение вместе с ценным грузом из другого мира.
Хагалар только отрицательно покачал головой.
— Нет, Всеотец, я не уйду. Раз уж я оказался здесь, то останусь с Локи до конца.
— Раньше он приезжал в Гладсхейм без тебя, —
— Раньше он не был слаб, не был монстром, — взбеленился Хагалар. — Теперь все по-другому. Он в жутком состоянии, и я не позволю никому его мучить. Вы сами сделали меня его опекуном. Да и с Тором надо познакомиться поближе. Но не это главное. Главное, что вы не сможете больше утаить от меня ничего ценного.
— Утаить? — переспросила Фригг.
— Да. Как много столетий назад, когда подобрали ребенка и ни о чем мне не сказали. Я не хочу знать, почему, я не хочу знать, когда я потерял твое доверие, Один, и был ли я хоть когда-то для тебя чем-то, кроме как удобным орудием. Я не хочу всего этого знать, я предпочту приятную ложь горькой правде. Я слишком стар, чтобы пускаться в объяснения. Но я всегда получаю то, что хочу, и тех, кого хочу, или отпускаю их по своей воле.
— Не надо, Хагалар. Ты ведь совсем недавно отказался от Локи в пользу Тора, — возразила Фригг.
— Я отказался учить, но не защищать.
— Я всегда знал, что не ошибаюсь в тебе, — величественно произнес Один. — Но в Гладсхейме тебе не от кого его защищать.
Хагалар закатил глаза. Разговор упорно ходил по кругу, Один уперся и не желал признавать то, о чем в свое время недвусмысленно поведали избитая спина царевича, многочисленные болезни и прочие мелочи, которые подметили софелаговцы, когда гостили во дворце. Сражаться с Одином словесно, пытаться к чему-то его склонить и в чем-то убедить, было бессмысленно. Все, что Хагалар мог, — это не отходить от Локи и забыть об Иваре, который тоже представлял огромную опасность и вряд ли беспробудно спал все это время. Но раз Асгард еще стоит и не содрогнулся от мощи новых богов, значит, ничего страшного пока не произошло. В конце концов, Алгир стар и мудр, а еще он врач, великолепно управляющийся со всякими галлюциногенами. Уж он-то сможет запудрить мозги твари, вселившейся в Ивара, если таковая вообще имеет место быть.
Фригг не возражала против пребывания Хагалара в Гладсхейме во многом потому, что вовсе не бывший друг занимал ее мысли, а приемный сын, у которого обострились чувства и который мог обнаружить среди бессмысленных видений часть правды, которую от него скрывали. А учитывая, как он отреагировал на такую мелочь, как собственное происхождение, Фригг боялась предположить, что он устроит, если узнает гораздо более страшные вещи.
====== Глава 86 ======
Сложившаяся ситуация не нравилась всем, и в первую очередь Алгиру. Он предпочел бы даже не слышать о разборках царственных детей враждующих народов, но пришлось. Из-за вездесущего Хагалара. Почти все неприятности в жизни Алгира происходили по вине настырного мага, вечно сующего длинный нос не в свое дело. С той поры, как дерзкий, отчаянный мальчишка ворвался в Гладсхейм подобно стихийному бедствию и приглянулся царю богов, жизнь Алгира переменилась. В те годы он был лишь учеником и не обращал внимания на тех, кто младше и не имеет отношения в врачевательному искусству. Зато новенького мальчишку трудно было не заметить и не запомнить. И в основном не из-за подвигов, достойных легенд, а из-за травм, которые приходилось лечить. Разумеется, не лично Алгиру, а его наставникам, но молодой врач присутствовал при операциях, наблюдал за ними и постигал целительное искусство во многом на неугомонном Хагаларе.