Любовь хранит нас
Шрифт:
— Алеша, — просто двигаю губами.
— СУКА! ТВАРЬ! — рычит. — Заткнись, кому сказал!
Смирнов отскакивает от меня, как от вавилонской блудницы, боясь, наверное, испачкаться. Брезгливо морщится, затем скрывает за ладонями лицо и сильно растирает кожу.
— Фу-у-ух! Это ведь какой-то бред. Все неправильно. Твою мать, это ведь даже не гуманно.
— Я не беременна и не планирую иметь детей, Смирнов.
Он нагло улыбается и с презрением мне выдает:
— И слава Богу. Таким, как ты, нельзя! Это будет божья кара для невинного ребенка. Ты просто этого, как мнимой возможности, недостойна. Твой потолок, — похоже, собирается с мыслями, затем стремительно краснеет
— Леша.
— Ты добивалась расставания? Хотела, чтобы я ушел? Типа у нас все кончено и бла-бла-бла. Так ни х. я и не начиналось, глупая рабыня! Ты думала, что я заинтересован в чем-то большем? Ты, к тому же, тупая и очень недалекая. Да я потрахал классную блядину и на этом все. Дочь доблестного офицера так широко раскидывала перед моим членом ноги. А по факту, — кивком указывает расположение того срамного факта, — все, как у всех, а вот тут, — приставляет указательный палец к своему виску, — немая пустота. Нет мозгов, ну ни граммулинки, ни жалкого карата! Бедняжка! Как же ты живешь? Ищешь умненького мужа? Подбираешь кандидатуру? Тут, увы, не подойду — ЖЕНИТЬСЯ НА ТАКИХ, КАК ТЫ, Я НЕ НАМЕРЕН!
— Алеша…
Он прикрывает глаза и поднимает к моему носу свой указательный палец:
— Услышала? Вопросы? Великолепно! Аплодисменты! Твою мать, приплыли. Ты своего добилась, Климова! Спи спокойно. За вещами я не приеду — вышвырни с балкона. Вещевым задрочеством не занимаюсь. У меня все просто, банально и прозаично. Взял, принял, выкинул. Привязываться ни к чему нельзя. Как правило, всегда нехорошо заканчивается.
Алексей вдруг резко обрывает свою речь, вдыхает шумно через нос, смешно поднимает плечи, вымученно кривит рот в улыбке и нервно, с придыханием, шепчет:
— Прощай, красивая. Мне очень жаль…
Прощай! Прощай!
Смирнов разворачивается и, заложив ладони в задние карманы своих джинсов, быстро удаляется. Он уходит навсегда? Дура ты, «Оля Климова»! Теперь-то что? «Со мной ругаться нельзя, Климова». Отцовско-материнский гнев его родителей? Или на этом все? Конец истории? Прощай — прощай?
Вижу, как усаживается в свою «малышку», ярко сигнализирует миру фонарями дневного света, с громким сигналом «фа-фа» и с жутким визгом стремительно покидает забитую стоянку. Его как будто бы испуганное и искореженное ужасом лицо в боковом окне автомобиля — вот то последнее, что железным обручем вколачивается в мою слишком длинную память.
У меня болит живот — просто раздирается, глаза слезятся, еще подташнивает и жутко тянет грудь. Надеюсь, что завтрашний анализ покажет крайне отрицательный результат и доктор стопроцентно прав — я не беременна от Алексея. Иначе, это будет тот самый, как он сам и говорит, «весьма эпический финал».
Глава 18
«Ты — глупая рабыня».
— О, как ты прав, «мой господин».
Прошло два с половиной месяца, как мы расстались со Смирновым, а я по-прежнему в мозгах прокручиваю тот наш последний слишком откровенный разговор. Хотела бы не вспоминать, не думать, не представлять и не отматывать назад все то, что произошло, но пока, увы, не получается, а все мои попытки избавиться от этого — так называемые самообман или самовнушение, то самое плацебо для любителей, а если по-простому, то настоящая фигня. Мы опошлили великолепную колоннаду, городскую набережную, летний жаркий месяц своими криками, громким скандалом в общественном
«Так надо было, так надо было, а ты, Смирнов, прости меня».
«Таким, как ты, нельзя иметь детей».
— И тут ты стопроцентно прав, Алешка.
Нельзя, поэтому и не имею. Я недостойна — и тут он тоже однозначно прав. Как Божья кара, как долбаное наказание для живого маленького человечка. Да, вероятно. Какой здоровый карапуз захочет такую мать?
«Потрахал классную блядину, дочь доблестного офицера с раскиданными ногами для сына не менее достойного отца».
— Спасибо, что сказал и слава Богу, что моя мать не видит, во что вы, твари, превратили меня.
Господи! Как я жестоко ошиблась почти десять с лишним лет назад! Дала себе зарок, что больше этого не повторится! Буду жить одна — не страшно. Я выживу, расправлю свои крылья и найду себя.
«Жениться на таких, как ты, я не намерен».
— И не стоит. Запачкаешься и бесславно сгинешь в пучине многочисленных грешков своей жены…
Он так и не забрал свои вещи, а их в моей квартире оказалось слишком много. Я к ним с большим трудом могу притронуться — не знаю почему и что вообще со мной такое. Когда случайно прикасаюсь, то сразу вспоминаю наши странные совместные поездки — на ферму, к Суворовым, к Насте с Николаем, в их семейный спортивный комплекс; затем всплывает наш слишком утомительный для моих ног визит к Петру, на тот заброшенный, слепой, маяк; огромный Лешкин дом, жёлто-белый песок и постоянно о чем-то разговаривающее море. Там он ходил в смешной футболке цвета хаки с нарисованными погонами и гордо называл себя:
«Генерал-аншеф! Я — главный инженер-генерал!».
Лешка. Алешка. Смирняга… Что за прозвище такое? Почему его так называют? Надя по большому женскому секрету — «ты только, Оля, никому, ага-ага» рассказала, когда я случайно забрела в их общий ресторан, что это по-детски исковерканная фамилия в рифму к доброму эпитету, в полной мере характеризующему Алексея:
«Смирняга — славный мальчик-симпатяга».
Симпатяга… Добрый, улыбчивый, смешной мужчина. Великолепный сын, прекрасный и душевный собеседник, внимательный и очень осторожный человек, неосторожно или намеренно вычертовавший два месяца назад меня.
Пару раз звонила его мать. Так, просто, как будто ничего особенного не случилось. Антонина Николаевна аккуратно интересовалась, как мое здоровье, как самочувствие и спрашивала, как вообще дела, что нового, достаточно ли мне общения, хватает ли компании, появились ли друзья. Задавала очень странные вопросы про вынужденное, словно в наказание, одиночество, потом зачем-то вспоминала моего отца, еще про память что-то говорила, а потом вдруг:
«Климова, вы навсегда расстались с Алексеем?».
В тот момент я, к сожалению, ничего лучше не придумала, чем шепотом в трубку ей ответить:
— Пожалуйста, простите меня, но да!
У нее был разбитый и чересчур уставший голос. По-видимому, она и так прекрасно знала, что происходит в жизни ее сына, просто решила еще раз убедиться в том, что оказалась в нашем случае… Абсолютно не права!
«Ты больная на голову, Оля, задуренная своими тайнами и окрыленная несуществующими, придуманными кем-то, романтическими сюжетными линиями».