Любовь хранит нас
Шрифт:
— Она тебя тоже помнит. Особенно пересдачи с горючими слезами. Что? Так не получалось выучить или у Тони все-таки отсутствует педагогический талант?
Прыскаю со смеха:
— Извините, это нервное и истерическое. Я то плачу, то, как сумасшедшая смеюсь. Я, наверное, в точных науках туповата…
— Ну знаешь ли, не каждому дано, но, если уж откровенно, я все-таки грешу на свою кроху. Мать иногда упрямая ослица и такая принципиальная особенно там, где не надо, если бы не ее женский род, то моя жена… Баран с витыми, но красивыми, рогами! — очень бережно подталкивает меня вперед, предупредительно отодвигает стул и просит сесть. — Давай-ка, девочка. Тоня, будь добра, поухаживай за ребенком, а я
— Здравствуйте, Антонина Николаевна, — усаживаюсь рядом со Смирновой, расправляю подол платья, еще раз провожу пальцами под глазами и замечаю улыбающееся добродушное лицо своей бывшей преподавательницы по никак неподдающемуся мне предмету. — Я тут… Что-то не так? Вы так смотрите, словно я… У меня что-то не в порядке?
Осматриваюсь и заправляю выбившиеся из туго затянутого хвоста локоны.
— Климова, привет! Привет, моя любимая студентка! Ты очень хороша, просто красавица, обворожительна и немножечко таинственна. По-прежнему сильная духом и слишком гордая? А? Ольга Климова все так же задирает нос и на все имеет собственное неординарное мнение? — Смирнова лукаво подмигивает и тут же ставит глазки, словно малое дитя. — А фантастику и беллетристику не перестала читать…
Увы, Антонина Николаевна! Меня размазали и раздавили, как жалкую блоху, в чужой стране и, как оказалось, абсолютно чужой и посторонний, не мой, человек. А еще четыре дня назад, в ночь смерти папы, еще один принципиальный хам фактически сказал, что я — жалкое ничтожество, проститутка и низменная пресмыкающаяся тварь, меркантильная и недалекая, а книжки… Да! В этом направлении ничего не изменилось. Сейчас читать, правда, стала еще больше — род занятий отложил свой отпечаток на все мое жалкое существование на планете. Я… О, Господи! Работаю в библиотеке, но никому об этом в своем немногочисленном окружении не говорю. Чего-то, видимо, стыжусь или попросту боюсь насмешек, ненужного внимания и огласки о том, в какую лужу села эта «Оля Климова». Практически всегда «Абонемент» — прием и выдача литературы, а немного реже читальный зал — электронные книги, иногда видео- и аудиоматериалы, но чаще стараюсь уходить в хранилище и забиваться там на полку с очередной любовной чушью — отключаю мозг, свое сознание и погружаюсь в выдуманную человеческую игру. В виртуальной жизни с новыми героями гуляю. Вот так меня развезло, вашу любимую гордую и чересчур высокомерную «красавицу-студентку».
— … Я чувствую, достали мы тебя? Всем видом говоришь, что нам пора убраться, — наклоняется ко мне и обхватывает тоненькой рукой за плечи. — Детка, перестань. Перестань! Иди сюда, — теперь она целует меня в щеку, а затем быстро растирает на моем лице след от своей губной помады. — Добавила тебе румянца, а то ты очень бледненькая. Явный непорядок! Отцу бы не понравилось, что его красавица грустит и плачет…
Вот я дрянь! Я ведь не любила его, не любила. Откуда вы все знаете, каким «хорошим человеком» был мой отец? Он бросил меня ради призрачного желания иметь сына, возможно от других женщин, которых менял, как перчатки — подходящую по здоровью и возрасту подбирал. Но, увы, избранные бабы детей от него не хотели, а последняя, Ангелина, какая-то там по счету, — я уже запуталась в этом супружеском порядке, бросила его, когда у отца случился мозговой удар. Развелась с ним очень быстро — подключила свои связи, забрала причитающуюся ей морально-финансовую «помощь» и уехала из города, оставив парализованного «уже не-мужа» в неврологическом стационаре, спихнула тяжело больного человека фактически на плечи вот этих всех людей.
— Олечка?
— Да, Антонина Николаевна, я Вас внимательно слушаю, — опускаю голову и перебираю пальцами кромку на платье. — Угу-угу, Вы что-то спросить хотели?
— Ты одна? Я не вижу… А Дима разве не с тобой? Вы же
— Нет.
И закончим на этом наш разговор — об этом не хочу вспоминать. Слишком больно. Господи, вся моя жизнь — оригинальный сюжет для очень затянувшейся мыльной оперы с непонятно каким концом, как раз оригинальный душещипательный сценарий для молодого начинающего писаки. Не думала, что этот ритуальный обед пройдет так тяжело.
Три поминальные рюмки, а такое впечатление, что тут проходит пышное застолье по очень грандиозному поводу. У папы много друзей, сослуживцев, а живых родственников, увы, больше не осталось, их нет. Только я — одна-единственная дочь, Климова Ольга Сергеевна, двадцать семь лет, по профессии — никто. Нет образования и диплома — не закончила то самое главное для отца образовательное учреждение, не оправдала родительских надежд, да еще и ввела семью в огромное денежное расточительство — заранее внесенных средств за обучение нерадивой дочери папе не вернули, правда, он и не особо старался их отсудить. Бросила, отчислилась по собственному желанию со второго курса и уехала вместе с новоиспеченным лейтенантом Димой Черненьким по его распределению в другую область, а потом — в другую страну. И все — конец!
— Оля? — Смирнов опирается на спинку моего стула и через плечо протягивает что-то маленькое черненькое с золотым тиснением.
— Да, Максим Сергеевич. Что это? — поворачиваюсь и заглядываю ему в глаза.
Это какая-то карточка, по-моему, визитка — все так и есть, я не ошиблась. Имя и фамилия — «Алексей Смирнов», затем указан контактный номер телефона, упоминаются род занятий и сфера деятельности, и наконец, золотыми латинскими буквами вбит электронный адрес и координаты групп в социальных сетях. Информации нанесено на жалкую картонку много, как будто бы для сайта знакомств — этот Алексей разрекламирован по полной. А это, вообще, кто?
— Позвони ему и договорись о встречи, пожалуйста. Когда тебе будет удобно, в любое время суток. Звони и не стесняйся. С ним очень просто…
— Зачем? Не пойму. Кто это?
— Это старший сын, не бойся.
— Я не боюсь, — перебиваю, а Максим Сергеевич с прищуром и ухмылкой смотрит мне в глаза. — Простите, а по какому поводу звонить и о чем с ним договариваться…
— Его ребята соорудят и установят ограду на могилу твоему отцу. Нужно очень быстро это сделать, чтобы не занесло и не затоптали.
— Я Вас об этом…
— Ты никогда не попросишь, это мне без твоих заверений понятно, поэтому я решил проявить инициативу, извини, девочка, но по-другому с тобой никак, — он отталкивается от спинки, обходит меня и присаживается на свободный стул, стоящий рядом. Упираясь локтями в свои острые колени, расставляет широко ноги, и с опущенной головой, словно в пол, но все же мне, спокойно продолжает говорить. — Бесплатно, без денег! Я с сыном договорился — абсолютно никаких проблем. Он занимается кузнечным делом, работает с металлом, сварка, ковка, установка, всякая элегантная выставочная ерунда — там красиво, у него, в современной кузне.
— Он — кузнец? — удивленно раскрываю глаза. — В двадцать первом веке?
— То есть? А что не так? По образованию, он — инженер-металлург, а кузнечное дело — хобби, а теперь еще — любимая работа, собственный цех и достойная прибыль, — Смирнов хмыкает и поднимает голову. — Не пошел сын по моим стопам, Олечка. Такой же, как и его мать, — кивает на передвигающуюся по банкетному залу Антонину Николаевну, — с характером моим и ее мозгами уперся, как молодой осел, в сталь, но я уже смирился — фамилия и позывной обязывают, тем более что он — большой молодец, чего скрывать. Не люблю хвастать, но тут все так и есть. Алексей сделает все очень идеально и, самое главное, сам хочет и готов тебе помочь.