Любовь нам все прощает

Иголкина Леля

«Серенький, ну, Серенький, погрей… Е-е-е-ей!».

Встает, поправляет брюки, бережно одергивает кофту, пятерней прочесывает растрепавшуюся от моих рук копну, осматривается, как заблудившаяся, по сторонам, а потом, практически со скрещенными, в районе острых коленей, ногами поднимается на второй этаж. Какой красноречивый выпад, Женя! Ты, чика, возбудилась, раскраснелась, растерялась… Взмокла и, по-моему, отменно потекла? Мне кажется, я стойко чую запах сладенького возбуждения! Сегодня, так и быть, латиночка ручной лаской обойдется, а завтра будет стопудово моя.

Пару часов брожу по залу, как неупокоенная душа — раздумываю, примеряю, проверяю, прогнозирую

и расставляю… Изучаю сложившуюся ситуацию и снова замечаю мигающий индикатор теперь уже пропущенного звонка…

«Сережа! — Привет! Ты как здесь? Каким ветром или ветрами? — Ты мне совсем не рад? — Пожалуйста… Я задал вопрос! — Проездом-проездом, не волнуйся. Ни к тебе, ни к тебе. Так! Просто! В конце концов, не льсти себе, Смирнов. Оставь свое мудачество и задроченное зазнайство. Я просто путешествую, с огромным интересом исследую британские острова… — Рад был встретить, но мне уже пора!».

У меня есть тайна, Женя… Она… Тяжелая… Такая сучья… Блядь! Даже не знаю, как о ней тебе сказать. Погряз… Как в ох.ительном болоте! Тону и уже ни одной конечностью не шевелю. Отменная глубина…

«Я ведь не удержу тебя… Не удержу тебя…».

Открываю дверь в нашу комнату — безмятежная Женька разложилась на кровати, словно королева. Одна рука под щечкой, а вторая как будто обнимает незримого меня. Сейчас все исправим, чика. Стягивая через шею рубашку и сдергивая джинсы, направляюсь в ванную. Плескаюсь ровно два адских крика «А-а-а!»:

«Заткнись и слушай! Сегодня будешь в будке, на шипах в наморднике, а завтра… А-а-а-а! Да-да, mini-me, завтра будем потихонечку гулять! Все, веточка с орешками, пора баиньки к чикуите. Будем просто спать!».

С разбегу заскакиваю к шоколадке в кровать, сразу состыковываюсь пахом с ее орехом:

— Сережа, — шепчет.

— Женька, не выкаблучивайся и просто по доброте душевной, бесплатно, ну, за вкусный ужин, погрей меня. Ты там в носочках?

— Да, — осторожно приподнимает ножки и прикладывает мягкие пушистые стопы к моим голым и студёным ногам. — Ледяной! Господи! Ты холодный душ, что ли, принимал?

— Люблю, знаешь ли, поплескаться на ночь глядя.

— А-а-а…

Похоже, детку убедил!

— Спокойной ночи, Сережа.

Утыкаюсь лицом ей в волосы:

— Спокойной ночи, Женечка…

«Уйдешь и даже не поздороваешься с ним? — С кем? Мне некогда! Прощай! — Не посоветуешь, что нам посмотреть… — Купи карту. — Сыночек, рыбка, беги сюда. Да-да, вот так!»

Еще сильнее прижимаю Женю, до кровавых мальчиков сжимаю веки, а зубами прикладываюсь к женскому затылку:

— Ай!

— Тшш, тшш, спать…

«Это мой сын… Я назвала его Сережа… В честь его отца!».

Глава 12

«Это было ошибкой… Слышишь! Какого х. я! Выметайся! — Извини меня. — Да не вопрос. Сука, ты прощена! Уходи! Пошла вон! — Сережа… — Я сказал, на хрен убирайся… Блядь!».

Трепещу ресницами, быстро дергаю глазными яблоками и очень медленно, без резких движений, открываю «шторы». М-м-м! Это чересчур приятно — выгибаю спину от легких тепленьких поглаживаний. Мычу и подставляюсь под, по-моему, мягкую ручную ласку, хотя в глубине рассчитываю на аналогичный жест малюсенького розового соска.

— Еще.

Массажист-новатор, кажется, утыкается носом мне в спину и задыхается от своего опрометчивого движения.

— Жень? — пытаюсь развернуться к ней лицом. — Ты там как? Жива?

Видимо, никак, но точно дышит! Ни звука, только монотонные круговые движения в районе двенадцатого позвонка.

Да уж нечего сказать! Спит, как сурок, бери и пользуйся, «Сережа»! Все-таки выкручиваюсь и осторожно, стараясь не расколыхать, укладываюсь на другой бок, лицом к спящей чике. Темнота довольно знатно скрыла то, что я сейчас в утреннем, немного сумеречном, свете могу спокойно разобрать. Пучок на голове, как у конголезской принцессы Мумбы-Юмбы, топорщится и выпускает волоски, как порванные высоковольтные линии электропередач. Мне кажется, или они действительно трещат? Прикасаюсь пальцем — сука, круто! Жестко наэлектризовано!

— Что ты делаешь? — носом прохожусь по выпуклому, блестящему от пота, лбу. — Зачем заводишь, если продолжения не будет, м? Не понимаешь, да? Творишь и о последствиях ни хрена не думаешь! Авось прокатит, да? Ты мерзавка, маленькая чика! Ты, бодливая коза, вообще не догоняешь, что по утрам у здоровых мужиков охерительный стояк и неконтролируемое желание, — лезу к уху, — непослушных девочек по-быстренькому кожной флейтой между тонких ножек почесать? Же-е-е-ня?

Она что, правда спит? А руками типа водит? Кубинка-зомби лунатирует, а я ржу тихонько в свой кулак. Мягкие губки что-то шепчут, словно таблицу производных выдают в астрал, а указательный пальчик на руке теперь выводит в воздухе те вензеля, которые она пыталась преподать моей спине.

— Ты интересная, Жень. Даже спишь не так, как обыкновенные чикуиты! Слышишь? — трогаю губами кончик ее носа. — Ты меня уже простила, чика? А? Забыла? Ну, скажи, что «да»! А?

По-видимому, прощение еще в пути, а Женька переворачивается на спину и приоткрывает рот. О! Сейчас, наверное, вступит женский духовой оркестр — спокойно подождем. Ставлю локоть, приподнимаюсь, опираюсь на руку и замираю в бездыханном состоянии.

Раз, два, три…

— А-а-а-а! М-м-м! Хр, хр, у-и-и-и! — и дышит красненькая, словно стометровку отмахала.

Поднимаю удивленно брови:

— Не понял! У тебя оргазм? Ты приход словила, чика? Как это возможно? Кто посмел? У тебя там посторонний, а я свою ночную вахту, видимо, пробздел?

Вдыхаю шумно через нос, про себя до двадцати считаю, в потом по-воровски приподнимаю одеяло:

— Накажу, Евгения, за холостое рукоблудие. Накажу за воздержание «Сергея». Ты… Где твоя рука, а? Давай назад!

Она хнычет, словно страшный зверь обидел и поворачивается ко мне спиной…

«Как ты могла! А-а-а-а-а! Не трогай! Брось! — Я хотела тебе подать рубашку. Извини, если напугала! — У тебя проблемы, Катя? — Сережа! — Ты выбрала новую мужскую жертву? Антон погиб — да здравствует другой „член-король“! Ты его хоть любила? Да что я спрашиваю… Идиот! Ты со мной легла по зову сердца, по требованию матки, из-за взбесившихся гормонов? Сука, сорока дней ведь не прошло… — Ты тоже хорош, нечего только меня обвинять. Я скучаю по нему… Невмоготу. До сих пор не могу прийти в себя и поверить в то, что его больше рядом нет. Кажется, вот-вот, и он в комнату войдет, спросит, как мои дела и чем я занимаюсь, или предложит пойти в кино, или встретиться в обеденный перерыв и умять по сливочному мороженому. Знаешь, как сильно я его любила? Он был… — Скучаешь, ждешь, надеешься и веришь? Ты издеваешься? Я-то тут причем? Мне четко вспоминается, как на следственном дознании ты страстно во всех грехах обвиняла именно меня. Мол, я, озабоченный ревнивец, спал и видел, как гражданину П. похлеще досадить. Тебя даже домогался, совращал при каждом удобном случае, членом в письку тыкал, сиськи мял… Руки убери! Р-р-р-р! — Сережа! — Отвали, а! На хрен… На хрен… Дай пройти!»…