Любовь одна – другой не надо

Иголкина Леля

— Полностью отрицаю! — выпаливает и хохочет, как идиот.

— Ты по форме докладывай, болван, — кто-то из служивых легко толкает в бочину недоразвитого мальчишку. — К тебе старший по званию обращается.

— Так совпало. Я однофамилец! — но субординацию настойчиво не соблюдает.

Ну что ж, отлегло немного! А то я, грешным делом, уж подумал, что Макс везде свои корни пустил.

— Юра, твою мать, не тормози ты этих жиробасов. Вы еще здесь? Бегом! Бегом! Спи спокойно, Шевцов. Потом в дежурку зайдешь, налью тебе коричневой бурды.

Задираю

руку и демонстрирую свой отогнутый в согласии большой палец.

— Заметано, товарищ капитан.

«Всем сухих» — по обстановке не желаю. Сейчас братва от всей души размочит рукава.

О! Отлично! А этот еще и сытным тормозком угостит. Надо бы проверить периметр и «уголок спокойствия». Сейчас закончу сопли изливать на уши Прохорову и пойду инспектировать родную часть.

Где я, где я? Что он спрашивает, если все по незатыкающемуся гулу очевидно! Сирена воет, братва, не стесняясь, отсыпает русский мат, а я гну спину на лавке в раздевалке у служивых пропахших дымом улыбчивых ребят. Да на посту я! Все, как обычно. Службу-то я оставил, когда Надежда Илюшку родила, а вот привычка посещать «служивую усадьбу» осталась, видимо, навсегда.

— На посту, Прохоров.

— Ты обалдел? — шипит, посапывая носом, в трубку. — Вали оттуда.

— Это с разрешения нынешнего начальника. Я не самовольничаю, Проша, не переживай.

— Смирный в курсе? — быстро перебивает.

— Он тут абсолютно не при чем и потом, — растягиваюсь в раздевалке на своей обычной лавке, — время Макса уже прошло, и он тут больше не цепной пес. Поэтому… — отвожу руку от уха, прищурив глаз, разглядываю еще один внезапный вызов. — Прохоров, все! Пока! Вторая линия трезвонит!

— Только юношескую дичь не твори, Шевцов. Помни о своем преклонном…

Опять сплошное бла-бла-бла!

— Баста! — отключаюсь и тут же рявкаю второму абоненту. — Да!

— Добрый вечер, Юрий Николаевич! — произносит мужской уравновешенный, чересчур спокойный, голос.

Вскидываю руку и смотрю на добрый вечер в районе часа ночи.

— Тут уже скорее «добрая ночь», Гриша. Она с тобой? — с громким выдохом спрашиваю. — Наташка рядом? Как ваши дела, Велихов? Поговорили? Все хорошо? Недопонимание исчезло?

— Мы в больнице, Юра, — не дергаясь и не виляя отвечает на мой вопрос.

Подскакиваю на скрипящей лавке, опускаю ноги, прижав плечом к своему уху телефонную трубку, быстро поправляя ремень на брюках, продвигаюсь на выход из пожарной раздевалки:

— Моя дочь с тобой? Что произошло?

— Вам нужно приехать сюда. Это возможно?

Не вижу, но четко представляю, как он бьется лбом о бетонную стену, как зажимается телом в угол, как суетится взглядом по кафельному полу, как нервничает и изнывает от все прибывающей и прибывающей неизвестности. Велихов не транслирует мне в ухо свой испуг, но я слышу неприкрытый страх в его обманчиво спокойном голосе.

— Адрес! — кратко, строго и по делу нарезаю речь. — Диктуй, я запоминаю. Как там тебя найти?

Выскакиваю

во двор родной пожарной части, прыгаю из стороны в сторону в поисках хоть какой-нибудь свободной машины и такого же водилы, который бы любезно и с фонариками меня до места назначения подвез.

— Сагайдуллин! — заметив жертвенную овцу, ору во всю свою голосовую мощь. — Живо, ко мне, голубь сизый!

— Я, товарищ полковник, — несмотря на то, что я не при исполнении, без погонов, да еще и с непокрытой, как принято говорить у нас, головой, парень отдает мне честь. Приятно, если честно, что слава обо мне в профессиональных кругах все же идет и меня подрастающее поколение не забывает.

— Нужен транспорт, Тимур. Только быстро! И толковый молчаливый извозчик! Необходимо оперативно доставить меня в одно чрезвычайно важное место и спокойненько вернуться на базу. Ждать там не нужно. Задача ясна?

— Так точно, товарищ полковник, — и колесом выпячивает свою птичью грудь вперед.

— Так что ты мне предложишь, товарищ капитан?

— Штабную! — улыбается и пожимает плечами, мол, а что еще я могу.

Белую надежную отечественную кобылку! Белую? Пиздец! С цветастыми лампасами и дивной геометрией по взмыленным бокам? А я еще Велихова за цвет его машины необдуманно стебал! Видимо, все же не стоило этого делать, тем более такой вот по обстановке всплыл вынужденный результат.

— Сойдет. Выгоняй любимую лошадку.

Парень резво поднимает свою рацию к губам и просит дежурного по части «принять мой экстренный заказ».

Обожаю рОдную спецтехнику и наш безоговорочный приоритет на дорогах. Всегда без остановок и исключительно в крайнем левом ряду — как по гладкому скольжу через огромный город, и никто мне не указ. По прибытию на место, шелудиво озираясь по сторонам, выбираюсь из любезно предоставленной форменной машины, пожимаю руку пожарному водителю и отправляю спецтранспорт «по домам».

Да это же обыкновенная поликлиника! Стандартная муниципальная больница! Далеко не частный родильный дом! Реальное казенное место, государственное учреждение с диковинной постройкой, вероятно, еще девяностых годов. Взлетаю по ступеням к парадной двери, резко распахиваю стеклянное дребезжащее от моего запала входное полотно и начинаю свой беговой норматив по этажам медицинского заведения для шарообразных дам. С Велиховым встречаюсь именно там, где он мне по телефону и сказал. Нашел сразу и без проволочек — способен на четкие объяснения наш адвокат.

— Что у вас произошло? — запыхавшись, со стремительного наскока, выплевываю с брызгами ему в лицо вопрос. — Какого черта, Велихов? Где Наталья?

— Врачи оставляют ее под наблюдением здесь, пока на одну ночь, но по финансовому секрету дежурная врачиха сообщила, что, скорее всего, Наташа проведет в этом отделении, — показывает рукой на жалкий вид воняющего лекарствами и металлическим запахом крови больничного холла, — весь оставшийся ее беременный срок. У нее женские проблемы, Юра. Я…