Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Максим что, тоже в деле? Он твой союзник? — жена как будто встрепенулась.
— Нет, но Зверь — настоящий друг, да к тому же мужик. У нас, Марина, негласная круговая порука. Взрослой женщине пора бы это знать. Мы за себя горой! Макс тоже оскорблен, если что — довожу до твоего сведения. Он чуть детской старой дружбы не лишился из-за сестрицы, решившей покувыркаться до своей беременности с Велиховым Гришей.
— То есть во всем, что между парнями произошло, виновата Наталья?
— Естественно! — прикусываю ей плечо и оттягиваю зубами тесемку-макаронину. — Что тут у нас? — опускаю поворозку и перегибаюсь через
— Шевцов! — рычит в ответ на ласку, съеживается и пытается с прелюдии соскочить.
— Угу, — не останавливаюсь. — Я тут!
— Я спать хочу, — вытягивается всем телом, ступнями оглаживая мои ноги.
— Спи, родная. Я сделаю все сам. Быстро и с гарантией фееричного окончания! Ты расслабишься и уснешь в два раза быстрее.
— Юра… — Марина подставляется под поцелуи, уложив свою руку поверх моей, и запускает нашу связку к себе в сорочку.
— Нет-нет, леди, — ухмыляюсь. — Никаких плотских игр. Поздновато, родная. Быстро — раз, ты поохала, выгнулась и затихарилась.
— М-м-м-м! — закидывает ногу мне на бедро и утыкается задницей в мой пах.
Ласки хочет! Вот же хитрая кошка! Моя любимая стерва! Задрав ее ночнушку, по-хозяйски, со знанием дела и огромным опытом, укладываю ладонь на гладкий горячий лобок, легко сжимаю плоть и вырисовывая круги на интимном месте, заставляю леди постонать. Марина дергается, забросив голову мне на плечо, пронзительно скулит, предусмотрительно закрывая ладонью свой широко раскрывающийся в охах рот.
— А-а-ах!
С ней мои похотливые игрища всегда работают. Настроено тело жены под меня родимого. Подогнаны все черточки и стрелочки наведены, бороздки выкопаны и утрамбованы, а леди… Родная подмахивает и тоненько голосит! — Юра, Юрочка, а-а-а!
Замедляюсь, а потом и вовсе останавливаю свое рукоблудие на любимых ямочках.
— Ты как? — осторожно похлопываю по лобку. — Пульсируешь, родная?
— Угу… — Марина обмякает и утыкается лицом в подушку. — Хо-ро-шо! — быстро дышит, а затем в наволочку откровения шипит. — Очень, очень, родной…
Вылизанная машина Велихова останавливается рядом с нашими с Андреем, а водитель стального белоснежного мустанга неспешно выбирается из салона с весьма серьезным видом.
— Он типа в курсе, какого черта здесь делает, да? Проблем сейчас не будет? — Прохоров рассматривает его копошение и, не сводя с этой картины своего пронизывающего взора, мне, естественно, задает неудобный, просто-таки, несвоевременный вопрос.
— Нет, — посмеиваюсь. — А что, Андрюх? Что тебя беспокоит?
— Падла! Ты охренел, что ли?
— Нет. Тихо-тихо, ты это, не спугни мне парня.
— Юра, это, твою мать, не шутки.
— Так и я не шучу, Проша. Чего завелся, чистенькая падла? Успокойся, тшш, тшш. Не возникай! Твое дело всего лишь поспособствовать и проследить за здоровьем питомца. А дальше они сами!
— Добрый день, — Гриша подходит к нам с протянутой рукой. — Здравствуйте, Андрей Петрович, Юрий Николаевич.
Не устаю поражаться его этой гребаной вежливости и тактичности. Ну просто… Золотой мальчик! Со всей дури вмазавшийся в панцирь злобной Черепашки!
— Добрый день, Григорий, — оскаливаясь, Прохоров пожимает предложенную ему руку. — Ну что? — а это уже ко мне вопрос. —
— Чего тянуть? Пожалуй, да! Веди, Андрей! — отлипаю задницей от своей машины. — Гриш, — хлопаю по плечу равняющегося со мной Велихова, — ты как-то говорил, что…
— Зачем я здесь, Юрий Николаевич? — не дает договорить. Оглядывается по сторонам, то и дело с явным непониманием рассматривая бестактное, ах какое, блядь, бестактное, выражение лица Прохоровской пожарной гниды.
— Увидишь! — ухмылкой искривляю рот.
— И все же? — останавливается, словно при экстренном торможении. — Давайте сейчас быстро накидаем схему моего визита в это место.
Прохоров удрученно качает головой и продолжает, опираясь на свою клюку, медленно шагать дальше.
Равняюсь с Велиховым, располагаюсь к нему лицом и открыто рассматриваю его… У сорокалетнего мужчины уставшее, запущенное щетиной, грустное лицо!
— Что с тобой? — спокойно спрашиваю.
— Что? — отстраняется и пытается скрыться от меня, опустив низко голову. — Что за вопросы? Все хорошо, Юра! Что за…
— Как дела, Гриша? — присаживаюсь, слегка сгибая ноги в коленях, пытаюсь отыскать спрятавшийся от меня мужской взгляд. — Ну?
— Все хорошо, Юрий Николаевич. Работа, дом, работа, дом. Я нормально…
— О сыне, твою мать, совсем не вспоминаешь, Велихов? Семья, видимо, не в счет? — хмыкаю. — Спекся, сынок?
— У меня нет семьи. Вы что-то путаете!
— Ах, как быстро, Гриша. Ах, как быстро мальчишку кинул, — осекаюсь и не глядя на него, куда-то сквозь его тело, тихим, но, по-моему, все же командным голосом произношу. — Мы приехали выбрать пса, Велихов! Кобеля или суку — тут уж как тебе, парень, повезет! Кто первым подойдет к твоим ногам и за своего признает, кто выберет тебя в качестве своего хозяина…
— Мне это не нужно. Что Вы себе…
— Это нужно твоему сыну и жене, Гриша, — бесцеремонно обрываю.
— Что? — прищуривается.
— Твоему сыну и жене! Уж будь любезен, прогнись.
Он ставит руки на пояс, задирая полы светло-серого легкого, видимо, задроченно дорогого пиджака.
— Вы ничего не перепутали? — щерится, а заикаясь, дальше продолжает. — Я не женат. Я…
— Видимо, даже не думаешь об этом?
— Вы…
— Удобно! — тихо рявкаю. — Очень удобно! Весьма предусмотрительно. Да и пес с тобой! А чего к мальчишке не приходишь?
— Там…
— Там Наташа, видимо? — за него отвечаю. — Злая баба, которая не пускает к сынишке.
— Вы…
— Просто выбери пса, Гриша, для ребенка. Пусть собака понюхает и привыкнет к парню.
— Я Вас не понимаю.
— Ты его отец, у вас с Петькой одинаковый запах. Он тридцатидневный человек, который не в состоянии познакомиться персонально, поэтому…
— Юрий Николаевич, — шепчет и дергает меня за руку, — я не отказываюсь от него, я просто…
— Забыл про свой блядский договор, ушлепок? Долбаные прописи уже не в счет? Сделал бабе ребенка, а когда увидел, что он мелкий, орущий, какающий, требующий и не спящий по ночам, потому что без конца просит есть, то быстро с радаров смылся. Ты кровать ему собрал? М? Где мальчик будет спать? Комната жива? Еще не раздолбал? — завожусь и выжигаю на этой мечущейся в непонятках роже клеймо «законченный е. лан»! — Вот и хрен с тобой! Живи спокойно, Велихов! Не кашляй, не хворай, твою мать!