Любовь одна – другой не надо

Иголкина Леля

Черепашка отбегает! Ищет облегчения! Да-да, такие тоже могут стрекача давать, когда физиология поджимает. Спокойно, не дыша, пропуская пару-тройку ударов своего сердца, аккуратно заношу ребенка в большую комнату, и чтобы не разбудить сладко сопящего сынишку, включаю неяркую подсветку — неполное количество софитов на полу и на потолке, по «периметрОвому» карнизу. Петя ритмично дергает губами, посасывая соску; как кукла, шевелит «зашитыми» ручонками и, как мелкий лягушонок — болотный шкрек, поджимает к попе ножки.

Мой дорогой любимый человек! Присаживаюсь

рядом с сыном. Опускаю верх переноски, расстегиваю люльку и не смею прикоснуться в быстро опадающей в дыхании детской незащищенной грудке. Я прибыл с улицы, с общественного магазина, со спортивной раздевалки — я с грязными руками, а это слишком уязвимый мелкий человек. Уравновешиваю свое дыхание лишь простым внимательным созерцанием ребенка. Улыбаюсь виду, который любезно демонстрирует мне сын.

Наташа возвращается к нам в комнату довольно быстро, трется у порога, отведя за свою спину тонкие ручонки.

— Гриш, я уже все.

Отрадно знать, что Черепахе полегчало!

— Посиди с ним, мне нужно проститься с человеком. Там Вадим…

— Да-да, — обходит колесом и пристраивается рядом с сыном.

Сегодня впервые эта пара будет ночевать здесь, у меня! Как оно пойдет, как сын себя покажет и чем мы займемся с Натали, пока будем укладывать нашего мальчонку…

— Куда? — Вадик поднимает и крутит крупную алкогольную затравку.

Да я планировал надраться! Скрывать такое, по-видимому, не имеет больше смысла.

Я глубоко вздыхаю и медленно прикрываю глаза, почесываю лоб одной рукой, улыбаюсь и тут же предлагаю:

— Вадь, давай, наверное, обратно. Сегодня, да и завтра тоже, отменяется сей банкет. Пусть стекляшки покатаются в машине.

Похоже, все-таки придется мне проставиться в честь дня рождения сынишки. Петю надо бы обмыть! Смирняга так же, как и вся старая честная компания, достал своими воплями о том, что я про древнюю традицию своих предков начисто забыл и с потрохами откололся от нашего дружного коллектива, что я «все-таки сволочная скотина», «жадный хрен», шустро оприходовший младшую сестричку лучшего дружка, а по результату не предоставивший для безумного винного чаепития даже гребаного стопаря.

— У Вас все нормально? — спрашивает Вадик.

— Вроде да, — оглядываюсь назад. — Спасибо тебе, но на сегодня точно все.

Водитель протягивает мой портфель, а я его, как обычно, принимаю.

— До понедельника, Григорий Александрович.

Бывай, парень! Хорошего вечера и плодотворного третьего сезона в одиночестве под макароны, наверное?

Слежу, как он спокойно удаляется, как садится в машину, слушаю, как заводит двигатель и наблюдаю, как прощально моргает ближним светом автомобильных фонарей. Прошла рабочая неделя, а мне предстоят полноценные выходные деньки с Наташкой и маленьким ребенком — такая себе внезапная тренировка «быть со своей семьей»?

— Наташ? — крадусь в коридоре.

— Я здесь…

Она, похоже, даже не садилась. Кружит по залу, рассматривая пополняющуюся с каждым разом обстановку.

— Поужинаем, Черепашка? —

предлагаю.

— Угу, — свое согласие подтверждает легким головы кивком.

— А что с Петей? Будет спать или к нам присоединится?

— Через пару часиков он будет весь наш, — пожимает плечами, — или нет! С ним ведь не угадаешь, — она осторожно прижимает себе грудь, а я взглядом голодного ребенка за этим всем слежу. — Приготовить что-нибудь? Что ты хочешь? — пытается обойти меня, чтобы направиться на кухню, присоединившись к женской касте «неприкасаемых домохозяек», питательно обслуживающих своих вечно голодных мужиков.

— Подожди, — останавливаю ее намерение рукой. — Иди сюда, — бережно подтаскиваю к себе Наташу. — Постой здесь, со мной.

Обнимаю дрожащее тело, глажу выгнутую поясницу, ерзая щекой по женским волосам, аккуратно заправленным за ушко, жадно утыкаюсь носом в основание горячей шеи Черепашки.

— Ты останешься на субботу и воскресенье? — спрашиваю шепотом. — На два дня, Наташа?

— Если ты этого захочешь, — спокойно отвечает. — Если честно, я не знаю. Гриш, мне остаться на…

— Да. Я буду очень рад. Пожалуйста, останься, — неспешно отстраняюсь, блаженствуя и предвкушая — мой сын впервые будет ночевать в доме своего отца…

Сегодня мы действительно семья! Ужинаем с Наташей. Спокойно, без истерик, медленно, с обыкновенными разговорами о том, как у кого прошел сегодняшний день. Вставляем шутки, даже безобидные подколы отвешиваем через слово, смеемся и ухаживаем друг за другом, передавая специи или потерянный столовый прибор. Шевцова довольно неуверенно курсирует по кухне, оглядываясь за моим одобрением в поисках какого-нибудь ножа.

А сын конечно же дает о себе знать! У Пети — стандартный поздний ужин, а у меня — единоличная кухонная уборка.

— Иди к нему, — поднявшись со своего места, киваю в сторону ребенка.

Не дожидаясь ее ухода, спокойно начинаю собирать всю утварь со стола.

— Наташ, в чем дело?

Шевцова как-то не торопится к зовущему ее ребенку, у которого сейчас по расписанию ночной обед.

— Пойдем со мной, — спрыгивает на пол, не глядя на меня, берет за руку и тянет к проголодавшемуся Пете.

— Ты уверена? — немного упираюсь, пячусь и торможу ее. — Нат…

— Мне нужна помощь с этим. Подать пеленку, например, или подержать его, пока готовлю молочный стол, составить мне компанию, наконец, пока сыночек ест. Гриш, — оглядывается, — я что-то не так делаю? Переигрываю? Ты…

— Нет-нет. Но зачем, Наташа? — останавливаю нас. — Для чего? Почему сейчас? Ты не разрешаешь смотреть, а тут…

— Просто посиди со мной, побудь с нами рядом. Мне нужно, чтобы…

— Посмотри на меня, Шевцова, — перебиваю, — и скажи об этом прямо, не пряча свои глаза. Наташа?

— Побудь со мной, пожалуйста, Григорий, — бурчит себе под нос. — Пожалуйста, если тебе не трудно.

Ладно! Хотя бы так! «Пожалуйста, побудь со мной» — определенно что-то новенькое, хоть и с опущенной в момент произношения головой.