Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
А я облизываю женскую кожу с тонким ароматом миндаля:
— Вкусный запах, Натали. Цианид?
— Да прекращай! — пытается освободить ладошку.
— А вообще… — ненадолго замолкаю, чтобы неприятным сообщением продолжить, — ты, Велихова, звучишь крайне неубедительно. В суде бы точно проиграла дело. И не одно, к тому же! — улыбаюсь. — Если это все, что ты вчера нафантазировала, пока тебе, несчастной, не спалось, то мне очень, и очень, и очень жаль. Твои читатели тебя покинут. Скучно, милая…
— Спасибо за критику, любимый, —
— Тихо-тихо, — признаю как будто поражение, поднимаю руки, демонстрируя сдающийся трусливый жест.
Это плохо! Если она будет именно так реагировать на то, что ей, возможно, «из зала» нехорошего предложат, то надолго, впрочем, как и на много, милую не хватит. Панцирь пресноводной быстро прогорит, читательское пламя поджарит маленькую спинку и лоскутами снимет тоненькую кожу! Как говорится, ну и черт с этим… Однако! Мне ее лечить!
— Я не критикую, Ната. Просто высказываю наблюдение со стороны. Вот, послушай! Я бы, вероятно, начал так…
— Правдиво и открыто? — шикает. — Ш-ш-ш, ты так банален, Гриша.
— Именно, Черепашонок. Тебе виднее. Но нам ведь нечего с тобой скрывать? Взрослые, уверенные, состоявшиеся люди. Кое-кто с охренительными амбициями… Я же просто красив! Еще умен и искрометен! — смеюсь и тут же осекаюсь, замечая странный прыгающий женский взгляд.
А что такое в спальне происходит? Она молчит и очень странно скашивает взгляд. Хм! Я еще планировал вслух сказать о том, что:
«Милая, ты пока не признанный писатель, но подающий ах какие колоссальные надежды».
Или стоп… Опять мне лучше промолчать…
Ни хрена сейчас не понял! С цепи жена сорвалась или забыла про меня? Сколько на часах? Какого черта, Наталья Юрьевна? Я уже все дела закончил, плотно пообедал, раздал ценные указания юридическим парням, с Мишкой о своей семейной жизни «потосковал», а звонка все нет и нет. Сколько уже раз настырно тычу в заученный, зазубренный, до дыр затертый телефонный номер, а получаю:
«Перезвоните позже, вы нас отвлекаете. Разве вам не очевидно, что Абонент — не Абонент?».
Отстукиваю указательным пальцем по кожаной обмотке рулевого колеса, нетерпеливо ожидаю забурившийся между красным, желтым тот самый разрешающий зеленый цвет, периодически скашиваю взгляд на иссиня-черный контур смартфона и предполагаю, что, видимо, у Черепашки все прошло, как говорят, не очень — раз ответа на мои запросы-вызовы нет. Закрылась в женском туалете и белугой на свое изображение в грязном зеркале орет? А мне ее оттуда выколупывать придется? Вот это да! Детка-детка, милая, тебе, любимая, сколько лет?
Это здесь? Я ведь добрался к пункту долбаного назначения? Адрес однозначно тот! Людей вот что-то нет. Пустовато, если честно, хотя свет в помещении горит. Подкатываюсь к запланированному месту встречи с читателями и сразу обрываю нить реальной обстановки с абсолютно
— Добрый вечер, — запыхавшись, приветствую какого-то парня, затаскивающего стулья на школьные столы, расположенные в шахматном порядке.
— Здравствуйте, — он мне спокойно отвечает. — У нас «закрыто». Вы не увидели табличку?
— Прошу прощения. Я на встречу с автором приехал. Не туда попал или все уже закончилось? — обвожу руками пустое помещение. — Опоздал, да? Или пожаловал в неудачный момент?
— Велиховой стало плохо, — вскидывает руку, засекая время, — примерно сорок минут назад. Ее забрала скорая, а сочувствующих и паникующих зрителей организаторы предусмотрительно распустили, чтобы страждущие не стали в сеть выкладывать, как женщина-писатель валялась практически у них в ногах. Люди разошлись по сторонам. Очень жаль, конечно…
— Куда? — ору. — Куда ее забрали?
— В областную… — присаживается на стул от накатившего испуга. — Вы что…
Двумя руками закрываю лицо — рычу, скулю, стону. Как же так? Не могу поверить в это. Бред же! Откровенный бред! Что с ней произошло? Что вообще могло случиться?
— Ее толкнули? — отнимаю руки от лица.
— Нет, конечно. С благожелательной улыбкой отвечала на вопросы, потом встала, спокойно вышла из-за стола, шутила даже, рассказывала смешные истории из жизни — аудитория тепло принимала, все сидели, как живые, но, как в народе говорят, «с широко открытым ртом». Велихова — приятная женщина, если честно…
Приятная? Быстро зыркаю на «одухотворенного мыслителя» и моментально отвожу от улыбающейся рожи взгляд. Я ему втащу, ей-богу, если он не перестанет пространную чушь здесь отсыпать. Меня интересуют только факты, простые обстоятельства, а не домыслы и выводы какого-то пацана на подработке в неурочный час.
— Дальше! — выдаю со скрипом.
— Как по учебнику… Закатились глаза, потеряла сознание и упала на пол, как подкошенная, — парень шепчет, — даже не успели подхватить.
Переволновалась, что ли? Нет же! Улыбалась и шутила. Значит, чем-то возбудилась? Внимание толпы? Вряд ли до обморока читатели смогли бы довести. Тогда, наверное, давление? Или… Сердце? Черт! А если все серьезно?
— Ну и? — сжав руки в кулаки, исподлобья взглядом полосую нерасторопного козла.
— Разбила руки и колени. Ей, безусловно, помогли — подняли, усадили, предложили воду и быстро вызвали карету скорой помощи. Вот и все… Она на своих двоих в машину пошла, если это важно.
Обалденно! Этому герою в суде только показания главного свидетеля давать.
Все? Вот и все? Он говорит о женщине, с который мы всего три года прожили. Всего лишь… Только три! Такой короткий срок!
— Велихову должны были доставить в областную. Это все, что я услышал от фельдшера, который ее оформлял, — орет мне в спину.