Мама для подкидышей, или Ненужная истинная дракона

Солейн Анна

— Воду греться поставь. Чай будем пить.

Кивнув, я подошла к плите, открыла дверцу и растерянно оглянулась на Миру.

— Артефакт потух. Ты не могла бы…

— Да когда ж ты уже научишься, безрукая! — привычно вспыхнула Мира.

Хромая, подошла к плите, дотронулась до лежащего под нагревающейся поверхностью булыжника — и тот занялся пламенем.

— Однако, — прокомментировал лорд Мэлори.

Я отлично понимала его удивление. Мира управлялась с магией так, как не каждый столичный артефактор сможет. Например, еще от

служанок в доме лорда Мэлори я узнала, что обычно камень-артефакт внутри плиты горел постоянно и, если он тух, приходилось вызывать мастера. «Перезагрузка» стоила недешево.

То же самое касалось световых артефактов — и любых других. Заключить часть магии в камень, структурировать ее таким образом, чтобы она работала предсказуемо и стабильно, было невероятно сложно, потому артефакты в этом мире в основном были простыми: согревающими, охлаждающими, световыми… Все, что сложнее, к примеру, артефакт для определения ядов, который должен был распознавать десятки опасных веществ, стоило баснословных денег.

Мира сложное устройство магии игнорировала так же, как и нормы вежливости. Например, то самое зеркало для связи, аналог скайпа, который в столице у меня оторвали с руками, она изготовила минут за пять. Это было даже как-то неприлично.

— Садитесь, в ногах правды нет. Давайте, или за стол, или на х…

— Мира, здесь же дети!

— А не должны быть! Я одна живу, ты помнишь про это вообще? Зачем притащились сюда?

Брови лорда Мэлори с каждым ее словом ползли все выше.

— Мира, я все-таки герцог.

— И что мне с того?

— Ты не собираешься меня бояться?

Мира неожиданно нахмурилась вместо того, чтобы нахамить.

— Думаешь, мне осталось, что терять? — Она тяжело подошла к столу и опустилась на стул. — Садитесь, хватит стоять.

Подойдя к Рольфу, я погладила его по голове.

— Поиграйте наверху пока?

Тот бросил мрачный взгляд на лорда Мэлори и не сдвинулся с места. Карие глаза прищурились, и я вздохнула.

— Нет, тебе не придется возвращаться в школу.

— Правда?

— Правда. Идите наверх.

Говоря это, я старалась не смотреть на лорда Мэлори, но все равно заметила, что он вздрогнул.

— Но я выучил новый трюк, — вступил Хью, впившись в меня возмущенным взглядом. — Я должен тебе показать! Я теперь умею превращать палку в деревянный шар.

— Неплохо, — отреагировал лорд Мэлори. — Покажешь?

Хью тут же насупился и замолчал, настороженно глядя на него, как будто только что увидел.

Чужих он иногда все еще боялся.

— Она тебя тоже хочет! — радостно объявила Эми, и я закашлялась.

— Что ты говоришь?

— Его это волнует, а я точно знаю, что да! — обернулась ко мне она. — Но не знаю, что это значит. В смысле — хочешь дружить, да?

— Да… именно это. Эми, слезь с рук лорда Мэлори — и идите поиграйте наверху.

— Давай, иди, — повторил лорд Мэлори, опуская ее на пол. Многозначительно ухмыльнулся.

Еще

какое-то время ушло на споры, а потом мы наконец остались на первом этаже одни. Я залила листья шалфея закипевшей водой и вытащила из шкафа три кружки.

— Мира, что случилось? — спросила я, садясь напротив нее.

И оказалась совсем рядом с лордом Мэлори, так что чувствовала его тепло и запах. Наваждение какое-то.

— С чего ты взяла, что что-то случилось? Что я, за тремя постелыгами не присмотрю?

— Мира, на тебе лица нет. И Эми мне сегодня рассказала…

— Рассказала-таки, — проскрипела Мира и сделала большой глоток шалфеевого отвара.

То, что он пока еще слишком горячий, так что даже кружку в руках держать невозможно, ее не слишком волновало.

— Что там на самом деле произошло? Она мне рассказала только про какую-то драку из-за того, что меня обозвали шлюхой.

— О! — хохотнула Мира. — Драка была знатная! А что ты хотела, дорогая? С такой-то матерью…

— Мира, не надо, — осадила я.

Конечно, маму Элис я ни разу не видела, но слушать оскорбления в ее сторону я была не намерена.

Эту историю я знала целиком благодаря Мире, хотя мне все еще казалось, что в ней слишком много белых пятен.

Элис родилась в семье гончара и была, мягко говоря, не слишком умной, хотя и доброй. Видимо, поэтому ее ласково называли «дурочкой Элис», а не грубо вроде «идиотка». Шутки шутками, но злило меня это неимоверно.

По тем воспоминаниям, которые мне достались, обрывкам чувств и мыслей, Элис вовсе не показалась мне сумасшедшей или слабоумной — так что я полагала, что девочку просто затравили. А почему нет? Мама — приблудилась откуда-то с соседней деревни, отец — пускай и гончар, да только с руками проблемы, а где это видано, чтобы у гончара ладони тряслись? Это курам на смех, а не гончар!

Слушая рассказ Миры, я решила, что отец Элис, судя по всему, болел артритом, а потому не мог толком работать. Это объясняло то, почему семья жила небогато.

А Элис… Дети бывают очень жестокими. Она, видимо, была удачной мишенью.

Безответная Дурочка Элис.

От этого сжимались кулаки, хотелось изменить что-то — чтобы оказаться в этом мире пораньше и ее защитить. И от этого, и от того, что случится потом.

Когда Элис исполнилось семнадцать, ее родители умерли — а она осталась одна с двумя младенцами на руках.

«Мамка-то Элис с отцом — любили друг друга, — посмеивалась Мира. — Активно так! И вон че, аж троих налюбили! А ты глаза-то не отводи, ишь, целка выискалась! В браке-то — оно завсегда хорошо. А уж если по любви, как у них — так и вовсе святое дело».

Я тогда едва не подавилась чаем. Открыла рот — и тут же закрыла.

Крутила в руках кружку и думала о том, что у Элис — ямочка на подбородке. А у Хью и Эми ее нет.

Я не была генетиком и могла только предполагать — но разве это не указывало на то, что родители у них… разные?