Меч и его Эсквайр
Шрифт:
Все мы, затаившись в нишах, ждали, что предпримет наш собрат: любой его жест был символом, и нельзя было пропустить ни одного.
Внезапно Орт высвободился из хламиды, стянув через голову – яркость её канула на дно, оставив на нем расплывчатое пятно. На миг показались его смуглые плечи, торс и подъятый, как напряженный арбалет, мужской член. Но он сразу нырнул вниз и склонился там над коленями девушки, приникнув ртом к ее потаенным губам, втягивая ее влагу. В следующее мгновение они оба выпрямились – ее голова оказалась чуть выше его потемневших от пота кудрей – и раздался ее крик, нарочито звонкий и в то же время ликующий. Я понял так, что он принял девушку на колени, в единый миг обхватив своими бедрами шершавую скалу, на которой она восседала, и щедро
Как наш Ортос догадался, что именно так надлежало поступить?
Как он догадывался о таком всякий раз?
… Меня увели оттуда под руки и едва ли не насильно, в утешение поведав, что молодые любовники еще получат награду своим трудам – но не раньше, чем заживут длинные царапины на внутренней стороне Ортовых ляжек, отчего он пока вынужден ходить враскоряку, и чем Библис, коя ныне окончательно утвердилась в своем новом имени, научат хорошенько раскрывать свой цветок навстречу мужскому пестику. Словом, пока оба они не пройдут через любовный тривиум, квадривиум и начатки университетских наук…
Пока все праздные и отпраздновавшие этак зубоскалили, я распорядился отправить в возрожденный Вробург (ныне снова одну из ключевых Ортовых крепостей) реляцию с извинениями по поводу его предполагаемой задержки, но без указания той ее причины, что недвусмысленно читалась меж изысканно выписанных строчек.
Однако комедия – или, скорее, трагикомедия – на том отнюдь не завершилась. Через две недели Орт, не особенно чинясь, явился ко мне в резиденцию, пройдя заросшими внутренними дворами и крытыми галереями, и со всей возможной серьезностью заявил, что пришлет ко мне сватов. Именно: одного из своих дворян видом посолиднее, четвероюродного дядюшку Турайи, что в те времена служил в Зверином Дворе Энунны кем-то вроде лесничего, и старенького, но еще бодрого Туфейлиуса. А высватывать они собираются сэнию Библис. Вернее, будущую игну Библис… Ибо во всей Вард-ад-Дунья не найти особы женского пола столь прекрасной лицом и станом, так высоко и разносторонне образованной. Ибо происхождение оной благородной девицы удовлетворяет самым высоким франзоно-вестфольд-готским требованиям. И потому что она в завершение всех тутошних дел уже сподобилась понести от своего первого избранного мужчины.
Я кротко ответствовал, что чинить препоны всем им не подумаю, хотя они получат явно не то, о чем мечтают, но что именно – трудно этак, с ходу, определить. Однако не знаю, можно ли это же сказать о матери высокой сэнии, которая перебивается из хвори в немочь (тут я несколько перегнул палку) – и вообще можно ли ей сообщить такую тревожащую весть. На что мне ответили, что согласие уважаемой Захиры, а также благословенной Турайи уже получено и я могу в том легко удостовериться.
– Тогда следует удостовериться лишь в том, что сама девица не будет противиться сватовству, – подвел я итог. – Как я знаю, она мыслила посвятить свои молодые годы совершенно иному служению.
А если без обиняков: священная проститутка – королю не пара, будь она хоть каких драгоценных кровей.
Но тут из-за крепких спин королевской охраны выступил сам предмет спора.
– Дочка, ты его любишь? – спросил я.
– Дэди Арм, он же отец моего сына, – получил я ответ. Чрезмерно уклончивый, слишком провидческий.
– Франзонский брак нерасторжим, – предупредил я. – И захочет Ортос, а отпустить тебя от себя не сможет.
– У благородных не так, как у низших, – ответила она. – Муж не даст мне махра, приданое я и сама от тебя не возьму. Денег между нами стоять не будет: захочу – и попы мне позволят отъезд от мужа. Или в монашки постригусь – это как талак местный. Ну и… – тут лицо ее озарила даже не девичья, а просто мальчишеская улыбка, – откуда ты взял, дэди, что Орт мне не подойдет?
На том дело и завершилось.
Знак VIII. Филипп Родаков. Рутения
– Ну вот, теперь кой-как
– Откуда ты взял? – мрачновато пробормотал Торригаль, выбивая свою шикарную носогрейку о каблук. – У тебя тоже это… прови́дение или предвидение поспешило внезапно прорезаться?
– Именно так и никак иначе. Смотри: от его личной дочки наотрез отвадил, к своей собственной привадил – уж одно это не весьма хорошо. Я имею – Арман Ортоса.
– Имеешь нечто против? – засмеялся Тор.
– И еще эти ихние разговорчики… в смысле, что самое главное в браке – не сделаться одной ловушкой на двоих. Оборотной стороной Воннегутова карасса.
– А чего ты, Фил, хотел от натурализованного скондца? С двумя женщинами и кучей половозрелых детишек в кармане?
Я пожал плечами:
– Какой город – такой и норов. Только ведь сам Арман с себя никакой ответственности за свои супружеские деяния не снимал, верно? А Бахиру… тьфу, Библис предупредил и вроде как даже слегка подучил.
– Она сама вполне востра. И вообще – ты-то в какой стране жил и родился? – добавил Тор. – Браки нерушимы, а православная консистория так и крутится-вертится, словно шар голубой, все газетные подвалы совковой «Правды» забиты разводными объявлениями, прекращение брака по обоюдному согласию стоит ломаную копейку выпуска тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года…
– Только с чегой-то я сомневаюсь, что ты, друг, нашего Армана на таких сопливых пустячках подловил. Верно? – сказал я.
Он кивнул – и отворил передо мною новую расписную страницу.
Арман Шпинель де Лорм ал-Фрайби. Скондия
Не замечал я, по крайней мере поначалу, чтобы история с замужеством Бахиры сильно подкосила мою Китану, а моя ложь насчет хрупкости ее здоровья создала дурную примету, которой теперь ничего не оставалось, кроме как сбыться. Только всё больше забот оставляла моя жена лекарям, монахам-ассизцам, что начала постепенно склонять ее – нет, не в веру нохри, но скорее в веру странников по мирам, – мне самому и моей неутомимой вечнозеленой Турайе. Тем более что юная жена короля, естественно, была занята сама собой настолько, что и в краткие гости не могла явиться.
Мои конфиденты докладывали о ней, что церемония крещения, свадьбы и возложения малой королевской короны на голову признанной скондийской красавицы прошла как нельзя более пышно. А также что предыдущая карнавальная церемония по умолчанию считается обручением – дабы сплетникам не пришлось высчитывать дни, проверяя, в законе или нет зачат наследник престола. Кстати, все твердо ожидали от королевы рождения сына, а отчего – никто не знал в точности.
Так, ни шатко ни валко, шли дни и длились месяцы, пока, наконец, в урочное время не пришла весть, что королева благополучно разрешилась от бремени здоровеньким и вполне доношенным младенцем мужского пола. Апофеоз этого действа был, по закону, публичным: в обширный зал, где происходили королевские роды, пустили представителей всех франзонских сословий, а также иноземных послов и торговых гостей. Мои доверенные лица удостоились присутствовать на сем лично и засвидетельствовали, кстати, что родильница, как ни была крепка и вынослива от природы, под конец своих трудов упала в обморок – по всей видимости, от спертого воздуха, но, может быть, от нашей врожденной восточной тяги к приличиям и интимности. Так что было королем и Советом решено – в следующий раз вынести родильное ложе с балдахином на открытый всем ветрам помост и в необходимый момент всего лишь слегка раздвинуть для жаждущих взоров тяжелые занавеси.