Меч и его Эсквайр
Шрифт:
Нет, она не могла, конечно, решать за мужа. Не хотела она и расстаться с сыном и первенцем на несколько – один Бог знает, сколько – лет. Так и написала. Тем не менее, когда я появился на пороге ее загородной резиденции сам и тонко намекнул, что она… что ее регентские дела, очевидно, и помешали ей стать у одра матери и выслушать откровения последней, а позже – навестить хотя бы материнскую могилу…
Она восприняла всё сказанное мною, – приняла полно и верно. Не думаю, что нашу Библис хоть как-то взволновала история с предполагаемым отцовством Хельмута, но воспринять меня как эмиссара дорогой покойницы она смогла без больших трудов.
– Моргэйн бредит кровными лошадьми, –
В самом деле, только услышав, что за ним приехал его скондийский дед, почтенный Арми-баба, мальчик выбежал навстречу, разметав мамок, нянек и учителей, и полез поверх моего стремени, как шустрая обезьянка. Я подтянул его наверх и всадил перед собою в седло с широкой лукой. Так и отправились со двора: посередине я со внучком, по бокам мои сыновья, кругом моя почетная – и весьма умелая – охрана.
Тут надо кстати заметить, что сам двор был как раз моим. Я таки вручил – или всучил – свои аббатские владения в приданое Бахире, хоть она и заявляла, что их не примет. Ради сына, однако, приняла.
Обоз юного принца Моргэйна Вестфольдского, светского аббата Фрайбургского по совместительству, нагнал нас через день. Мне показалось, что кое-какие лица сопровождающих мне незнакомы или, напротив, напомнили кое-что давнее и хорошее. Но это сразу улетучилось из моей головы: к тому времени мы держали путь к восточной границе между Вестфольдом и Скондией. Далее, с некоторыми особенными хлопотами через границу – и прямиком в горы.
Наши хребты и вершины обладают свойством красть расстояние и сжимать время: это чуждо западному образу мыслей. Тебе кажется, что ты рядом с ними – а предстоит еще неделя трудного пути. Ты теряешь всякую надежду увидеть горы – и как раз в этот момент одна из них обрушивается на твой взор всею замшелой тяжестью.
Наши крепости так же непохожи на западные твердыни, как скондийские горы на холмистые равнины вокруг Фрайбурга и даже Вробурга, водруженного на мощное каменное основание. Тамошние замки горделиво попирают землю своими круглыми зубчатыми башнями и выложенными по ниточке стенами и до самого малого своего камешка не прячут своей рукотворности. У нас служат крепостями сами горы и горные перевалы. Полые внутри скалы и циклопические перемычки между ними, туннели, прорытые в граните и базальте гигантским земляным червем. Огромные массы перемещенной мягкой породы, туфа, мела или известняка, которые уж давно успели зарасти травой и кустарником, а то и деревьями, и принять свой естественный вид. Подземелья, созданные человеческим трудом, который лишь довершил и укрепил то, что создано глубинными потоками. Кровеносные жилы и грубая кожа нашей матери Геоны-Эрешкигаль. Самого матернего тела эта совместная деятельность не касалась, оттого люди еще более казались дерзкими букашками, которые точат свои ходы поверху. Но белые навершия крепостей, венцы гор, уподобившие себя вечному снегу и льду, превозмогали всю нашу робость и всё смирение. Они обладали именами, достойными своей мощи: Аламут, Эребус, Машиаф, Русафа, Кхаваби, Кайлат, Маникьа, Кракен, Шастельнуар. Именами горных пиков и кряжей.
Туда я и ёез мое милое дитя.
Знак IX. Филипп Родаков. Рутения
– Я так понимаю, Арман твой этого мальца похитил
И запил громоздкое словцо зеленым чаем из фарфорового бокала. Надо сказать, что мамочка моя, да и бабушка называли так не рюмки, а высокие чашки грамм этак на четыреста, с ручкой, блюдцем и позолотой по белому краю того и этого.
– Ты забываешь, что он ждал, пока Моргэйну не появится замена. Иллюзорное для него утешение – но всё-таки. Может быть, считал он, то будет девочка, которая разорвет своим браком замкнутый круг. Или мальчик, но не такой светоносный, как королевский первенец. Заурядный работник на троне. И потом, наш Амир нюхом чуял любовника около чуть потускневшей Библис. Вполне очевидного и даже своего доброго знакомца. Нет, тому, кого он забрал, никак не могло быть соперников.
– И все-таки знал он, чего конкретно добивался? В монахи, что ли, мальца обратить, чтобы вредоносного приплода не получилось? Или если не покрестить, то похерить? Колись, братец: ты ведь за тамошними кулисами стоял.
– Меньше всего, – сказал Тор не спеша, – хотел он сделать внуку что-то плохое. Может быть, ему вспомнились три почтенные грации, что хотели забрать Бахиру еще в детстве, и он решил не ошибаться вторично? Меня там не было, это позже…
– Они тебя взяли в охрану? Когда увозили Моргэйна?
– Не меня, а мою лучшую половину, – Тор ухмыльнулся. – И не они. И не совсем взяли, скорее – получили в придачу. Ты что думаешь, Билкис так просто оторвала бы сынковы лапы от своей королевской юбки? Да еще вместе с клочком гербовой парчи?
– И он полагал, что сумеет по ходу дела ваять из ребенка то, что хочется ему. В смысле – то, что нравственно, пристойно и отвечает законам добра и блага.
– Угм, – он кивнул и отставил бокал в сторону, к тому же перевернув его на блюдце днищем кверху. Мол, не хочу и не буду больше. – Вот все они таковы! Нет, чтобы наблюдать и чуть подправлять естественный ход вещей – так им непременно хочется на своем настоять. А понимают это свое они чисто по-человечески – снаружи, а не изнутри, как прочие теплокровные. Со стороны шкуры, а не плоти и сердца. Ладно, подступайся давай к нашему главному делу. Открывай обложку. А то еще много знаков осталось – куда больше, чем нам времени отпущено.
Арман Шпинель де Лорм ал-Фрайби. Скондия
Я не хотел везти моего внука в столицу даже на несколько дней, памятуя, что Вард-ад-Дунья, город его матери, раздольный, цветущий и нестрогий, налагает на любого и каждого свою несмываемую печать, подобную хвостовому оперенью павлина. Сколько радостей познал я там – и как жестоко они меня обманули впоследствии… И кроме того, там мой внук сразу бы собрал нелегкую дань восхищения и раболепства, ибо в нем бы увидели если не царского, то, по крайней мере, – высокородного младенца. Это было бы жестоко и впоследствии обернулось бы пущим разочарованием. Праведно ли было – так обмануть его, это дитя сокровенной лжи?
Также в прекрасной Вард-ад-Дунья мне и моим сыновьям преподали начатки телесного мастерства и особенной учености тех Братьев Чистоты, которые развивали Творящий Ум. Это перекрыло мне – возможно, и им – путь к Высшему Разуму, хотя высоко вознесло в людском мнении. Оттого я не хотел, чтобы Моргэйн попал в ту же ловушку, что и я. Ведь когда-то я мнил себя – после всех изматывающих уроков – достигшим высших степеней ханифитского совершенства! Однако опасения мои были напрасны: мальчик, едва завидев горы, буквально порывался к ним, и наша маленькая кавалькада прошивала знаменитые скондийские сады точно иглой.