Меч и его Эсквайр
Шрифт:
Нет, Моргэйн видел сады и восхищался: попали мы в пору, когда только наливаются плоды, а это самое заманчивое зрелище для мальчишек всех возрастов. Мы рвали темно-красные яблоки и почти такой же величины лиловые сливы прямо с седла и ели, стараясь бросить косточку или кочерыжку подальше от пути. Работающие каторжники выпрямлялись и долго смотрели нам вслед – никто не понуждал их торопиться, уж такая была здесь земля. Моя земля…
На подступах к горам сады постепенно обращались в леса, но ухоженные, свободные от валежника и сухостоя и тоже плодоносные: лещина, куманика, под укрытием горных склонов – абрикосы, фисташки и цитрусы, а также огромные ореховые деревья двух видов: греческого и маньчжурского.
– А где находится островная земля Ямато-Э и просторная желтая земля сунов? – непрестанно выяснял у меня Моргэйн.
– Когда выучишься – может быть, увидишь, – отвечал на это один из его дядьев. – Я вот был там – недолго. Для тебя, малец, пока и наша Скондия куда как широка и раздольна.
– И ведь еще ты Готию не видал. И Вестфольд, – подхватывал другой. – И по морю в дубленой коже не бултыхался, как я сам. Без руля и без ветрил, на паре коротких вёсел.
– А увижу – когда меня в скале запечатают? – спрашивал мальчик с некоторым унынием, но и со смехом. – Не раньше?
Ведь я не скрывал от него, что учение будет тяжким, хотя и весьма почетным. Спрашивал, переспрашивал и обсуждал с ним это всю дорогу – он обладал на редкость живым и сильным умом.
– Я хотел бы показать тебе прямую дорогу к силе. Не торную, но трудную. Стать Рыцарем Пустых Земель, Горным Львом, Господином Моря – ты хотел бы этого?
А какой юнец не захотел бы…
– Как ты, Арми-баба?
– Нет, куда лучше.
– А видеть тебя я смогу? И маму? И короля-отца?
Запомним очередность и оттенки голоса на будущее.
– Сможешь, я думаю. Меня – точно. И маму. Никто не захочет разлучать тебя с теми, к кому ты будешь возвращен.
– А я сумею стать Львом? И Пустынником? И Морским Кречетом?
Откуда он взял последнее? Не от меня и не от Джалала с Икрамом.
– Тебе будет дана такая возможность, а это немало.
Да, подумал я, и эта возможность помешает тебе занять престол. Но ладно, там еще будут дети: от разврата или от закона. И, возможно, куда лучше, если от разврата, да простит меня Всевышний, Всемилостивый и Всемилосердный!
Так разговаривая, мы прибыли в одно из селений, расположенных на подступах к перевалу. Сам перевал был проходим в сухую погоду постоянно, зимой три дня в сорокадневие, когда особые мастера вызовут на себя лавину и расчистят тропы от павшего вниз снега, а в период дождей – никогда.
Мы ехали не в Аламут, самую мощную и неприступную крепость нашего Братства, где были собраны весь цвет чалмоносного рыцарства и вся элита укрытой плащом учености. Нет, наш путь лежал, как мы сказали местным проводникам, в следующую за ним твердыню: Ас-Сагр. Куда более потаенную и, по слухам, еще более преисполненную святости. Проводники не стали нас разубеждать, но, как мне показалось, не начали отговаривать лишь по причине некоей боязни.
Путь наш был труден: лошади, кованные на все четыре копыта, оскальзывались на узких и крутых тропах, и добрую половину пути их пришлось вести в поводу. Вьюки и вообще пришлось бросить на попечение местных жителей – старший проводник пообещал, что они сумеют доставить в замок всё разрешенное немного позже. Однако мне показалось, что Моргэйн перенес лишения беззаботнее всех – и не по одному тому, что был так юн. Он проделал значительную часть пути пешком, а в седло или на руки и вообще не просился.
Наконец, Чертог Скалы показался перед нами во всем величии…
Или нет. Вначале мы увидели смутно белеющую вершину, снег на которой был покрыт пятнами, что слагались в некую непонятную надпись. Затем у самых наших ног открылась какая-то странная выемка в почве: здесь земля
Здесь дорогу нам заступили стражники и учтиво попросили назвать цель прибытия и чуть позже – просьбу, которой мы хотим обременить шайха Яхъю.
– Мы привели ученика, – ответил я. – Это наша цель и одновременно просьба.
Тотчас же они выразили готовность расступиться, но до того попросили отдать им всё наше острое железо. Я этого ожидал и понял правильно: если ты и твои спутники по своей сути – совершенное живое оружие, вся проблема лишь в ожидаемом знаке кротости и повиновения. Не слишком лестно, однако: наш Моргэйн скривил отчетливую гримасу, когда протягивал здешнему стражнику свой кинжальчик, обложенный серебром. Потом нас вывели наружу по такой же лестнице, что и та, которая вела внутрь. К моему удивлению, шахта открылась прямо в пологую стену обширного и глубокого рва, одетого базальтовыми глыбами, что были подогнаны стык в стык. Вода в нем, однако, пересохла, лишь зловонная темная полоска змеилась по дну, далеко внизу, и на ту сторону, кажется, легко было перебраться и без хилых мостков, которые при нашем появлении выдвинули с того склона.
Снова нефть, подумал я. Кольцо охранения. Если поджечь – и вода не ему будет помехой, огонь растянется тонкой пеленой. Такое я уже видел…
Нет, не видел вовсе.
Ибо то был поистине не замок, не крепость, а Чертог.
Поднявши взоры горе́, мы уловили его в наимельчайших подробностях: островерхие, шатром, башни, стрельчатые окна, вокруг которых вился растительный орнамент, арочные ворота, одетые как бы сверканием серебристой рыбьей чешуи. В следующий миг я решил, что передо мною мираж: в лощине меж двух высоких холмов – либо дальняя, чуть розовеющая нагая вершина, либо сгусток тумана или застывшее облако. Лишь отойдя от первого, ошеломляющего впечатления, мы, наконец, поняли, что это не гора и не рукотворное строение, а нечто третье. Не только внутри, но и в наполовину обнаженном склоне некогда проточили десятки жилых нор. Следующие столетия связали их внутри переходами, слили с лабиринтом каменоломен, подняли потолки и выпрямили стены, а снаружи между делом иссекли из камня бесподобное по красоте и изяществу убранство, которое подчеркивало и оттеняло то, что солнечный свет и прихоть воображения открывали в известковых выступах, наростах и изгибах земной коры.
– Ой, – пискнул Моргэйн. – Мясо каменное, а скелет из серого кирпича.
В само деле, теперь нас повели по широким проходам, в точности напоминающим неф христианского храма: однако это было не простой отделкой, но крепежными лесами, даже контрфорсы были заведены внутрь. И насчет кирпича мальчик ошибся, что было, в общем, простительно. То были великолепно обточенные гранитные блоки раза в четыре больше тех, что франзонцы обжигают из рыже-красной глины.
Разместили нас и наших слуг, однако, не в подобной храмине, а в небольших, сияющих чистотой и комфортом комнатках, где было все, кроме дневного света и шума. Точнее, здесь были призраки былых звучаний и тихий отблеск масляных светильников, зажженных днем от круглого стекла, наполненного водой. Тут мы поели, отдохнули и провели ночь.