Милые бездельники
Шрифт:
Старушка вздохнула.
— Спросили бы люди Олю, какъ каялся, какъ плакалъ этотъ негодяй въ тяжелыя минуты…
— Онъ былъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ Ольгой Александровной? — спросилъ я.
Послышался опять тяжелый вздохъ.
— Если бы у него была любящая мать, она врно любила бы его не боле Оли, — отвтила старушка. — Ну, да и онъ платилъ ей тмъ же. Вся душа его была на ладони передъ нею. Она и утшала, и журила, и останавливала его. Ты Олю хорошо знаешь. Это сильный, почти мужской по твердости характеръ и въ то же время сердце любящей женщины, сестры, матери. Ей все равно, что за человкъ передъ нею, если она видитъ, что
Старушка усмхнулась.
— Ты знаешь, какъ она въ дтств играла? «Въ маму», какъ она говорила. Возьметъ куклу, собачонку или котенка и говоритъ: «вы дти, а я мама». Такъ мы и говорили, глядя на нее, что она «въ маму» играетъ…
— Это она отъ васъ переняла? — съ улыбкой замтилъ я.
— Ну, выдумалъ! — сказала старушка, махнувъ рукою. — Нтъ, это у нея ужъ, врно, отъ природы. Да у меня и характера такого нтъ. У нея и серьезность, и выдержка, и настойчивость. Я просто слабая женщина: меня бы не обижали, ну, и я не обижу никого. Я вотъ и раздражаюсь иногда, прикрикну на кого-нибудь, разворчусь на цлый часъ, обижу иногда несправедливо человка…
— Ну, да, ну, да, цлый рядъ злодйствъ произведете, — перебилъ я ее:- и потомъ сами же ухаживаете за жертвой злодйствъ, ублажая ее подарками…
Марья Ивановна даже не улыбнулась на мою шутку и серьезно замтила:
— А это ты врно подмтилъ въ моемъ характер. Я на это способна. У насъ вотъ собачонка тоже такая была: вдругъ облаетъ своего человка, потомъ сконфузится, подожметъ хвостъ и ужъ до тхъ поръ не успокоится, пока не вылижетъ руки неузнанному ею человку.
Я разсмялся. Старушка, не обращая вниманія на мой смхъ, продолжала:
— Оля не то. Оля «своего» сразу узнаетъ, а «свой» ей всякій, кому помощь нужна. Да, рдкая двушка… Она няньчилась съ Николашей, какъ съ ребенкомъ. Да онъ и былъ ребенкомъ, хотя годами и былъ старше ея на два, на три года. Ужъ пробовали родные и журить ее за него, и говорить, что она ведетъ себя неприлично, няньчась съ нимъ. Нашлись даже такіе, у которыхъ языкъ поворотился сказать, что она хочетъ женить его на себ, чтобы сдлаться богатой.
Латкина набожно перекрестилась, точно открещиваясь отъ дьявольскаго искушенія.
— Не она, а онъ самъ желалъ сблизиться съ нею навсегда, — продолжала она. — И если этого не сдлалось, то не по его нежеланію. Онъ еще на школьной скамь мечтать о женитьб на Ол, но обстоятельства не позволяли. Никому не говорилъ Николаша, что ему мшаетъ жениться, говорилъ только, что нужно подождать, что есть одно препятствіе. И такъ это тревожило его, что онъ покоя не находилъ. Бывало придетъ къ мн, подсядетъ и говоритъ: «Тяжело мн, бабушка». Знаешь, меня вдь бабушкой зовутъ, кто хоть на десять лтъ моложе меня. «Да что у тебя за горе? — спрашиваю. — Закутилъ врно?» «Что, говорить, кутежъ! Я теперь радъ бы такъ закутиться, чтобы все, все забыть». — «Да что забыть-то?» говорю ему. — «А то, что негодяй я — вотъ и все, говоритъ. И изъ-за чего Оля со мной няньчится? Себя только губитъ. Не исправлять меня надо бы, а пристрлить, какъ паршивую собаку». Даже разсердитъ, бывало, меня. — «Уйди, говорю, и никогда мн такихъ словъ не говори. Богу бы лучше помолился,
— А Ольга Александровна знала, что его такъ тревожило? — спросилъ я.
— Въ томъ-то и бда, что и она не знала. Разсказать, что его мучило, онъ даже ей не ршался, духу не хватало. У него, видишь ли, былъ выданъ фальшивый вексель… на большую сумму…
Старушка въ волненіи смолкла и засуетилась.
— Ахъ, заболталась я съ тобой. Надо велть самоваръ и посуду прибрать… И гд это Миша съ Олей запропали? Тоже гости одни безъ хозяевъ.
— Ну, они такъ углубились въ винтъ, что имъ насъ и не нужно, — сказалъ я.
— Да, да, ишь спорятъ и горячатся какъ, пожалуй, еще азартне, чмъ давеча объ оправдательныхъ приговорахъ.
— Еще бы! Винтъ-то поближе къ сердцу…
Она покачала головой.
— Ахъ, люди, люди!
Марья Ивановна пошла распорядиться, чтобы прислуга убрала все со стола. Я закурилъ папиросу и прошелся по террас, весь еще охваченный впечатлніемъ, навяннымъ разсказомъ хозяйки. Передо мною, какъ живые, вставали образы знакомыхъ мн лицъ и сцена за сценой проходили вс перипетіи будничной драмы. Наконецъ, Латкина вернулась снова на террасу, присла на диванчикъ и, принявшись за вязанье, уже нсколько успокоившись отъ охватившаго ее волненія, заговорила снова:
— Тяжелое время настало для нашего бднаго Николаши да не легче пришлось и Ол. Сначала Николаша попробовалъ уговорить ростовщика переписать этотъ вексель, предлагая удвоить сумму. Но не такой человкъ былъ этотъ ростовщикъ, чтобы выпустить изъ своихъ рукъ жертву. По настоящему векселю, выданному на годъ, онъ могь еще и не получить, по поддльному же онъ надялся непремнно выручить свои деньги, разсчитывая, что отецъ Николаши не захочетъ загубить сына… Плохо онъ только зналъ Владиміра Степановича и, конечно, еще мене зналъ, какъ интригуютъ противъ мальчика родные и какъ смотритъ на сына отецъ. Наканун срока векселя, Николаша, какъ онъ самъ говорилъ потомъ, готовъ былъ пустить себ дулю въ лобъ, но его спасла любовь къ Ол. «Все, — говорилъ онъ, — я готовъ былъ перенести тогда, лишь бы не потерять ее». И перенесъ, много перенесъ… Онъ пошелъ къ отцу и разсказалъ ему все.
Старушка перевела духъ.
— Что же отецъ? заплатилъ? — спросилъ я.
Она безнадежно махнула рукой.
— На другой же день вексель былъ протестованъ, поддлка обнаружена и Николашу арестовали… И хуже всего было то, что Владиміръ Степановичъ, да проститъ ему Богъ этотъ величайшій грхъ, ршился бросить въ лицо сыну послднее оскорбленіе. Онъ ему сказалъ, что Николаша никогда и не былъ его сыномъ…
Лицо Марьи Ивановны приняло такое выраженіе, какъ будто она снова переживала вс фазисы этой семейной драмы, какъ будто она снова изнывала и страдала за этихъ несчастныхъ «дтей». Немного успокоившись, она продолжала:
— Это было прошлой весной. У Миши послдніе уроки кончались, Оля экзамены сдала, мы уже собрались сюда, въ деревню, сняли занавси и портьеры на городской квартир, чехлы на мебель надли, все уложили… Какъ сейчасъ помню утро на другой день ареста Николаши. Сла я это за чайный столъ съ Мишей; я чулокъ вяжу, онъ газету читаетъ; день такой ясный, теплый, обоимъ намъ вспомнилась деревня, потянуло насъ сюда; оставили мы оба свое дло, заговорили о лт… Вдругъ вошла Оля, блдная, серьезная. Мы взглянули на нее да такъ и онмли.